Инферняня (СИ)

— Мы ни в чем не виноваты, — сказала Мьё самым спокойным голосом. — Нас обманули, мы должны были восстановить справедливость.

Святые угодники! Это не инопланетяне, это мафия какая‑то!

— А зачем дверь сломали? — пискнула я, высунув голову из‑за Томасовой спины.

— Голос Ойой был на три микрона выше, чем всегда, — сказала Мьё. — Я поняла, что он врет.

Так вот они почему не врут! У них отличный слух! Ой. А нас они тоже могут вычислить? Или это только к своим относится?

— Мы только разговаривали, — сказал Томас, не опуская рук. — Может, поставите дверь на место?

В проем уже заглядывал какой‑то любопытный белобрысый молодой человек.

Мьё передала фонарик Грыыхоруу — тот его сразу положил в карман — и, легко подняв дверь, приставила ее к прежнему месту. А для надежности подперла ее комодом.

— Рассказывайте, — велел Томас инопланетянам. — Всё.

— Гермес Олимпус и мой муж играли в покер, — сказала Мьё спокойным внушительным басом. — И Гермес проиграл мужу технологию летучих сандалий. Он обещал технологию, а принес только свою старую сандалию. Ойой смог сделать по ней лыжи. Но они плохо летают — плохо маневрируют, а когда надо тормозить, могут перевернуться вверх ногами!

— Так вот что ты прятал в ящик на Аляске! — сказала я Грыыхоруу. — И чертеж…

— Да, — кивнул Грыыхоруу смущенно.

А Мьё продолжала:

— Мы попросили Гермеса выполнить обещание и дать технологию. Но он не дал и не захотел с нами больше разговаривать. Мы потребовали долг. Он стал от нас скрываться. Грыыхоруу настроил радар на него. У Гермеса какая‑то особая волна. И мы догнали его в Канаде. Но он опять убежал. И радар его больше не ловил. Наверное, он перестал летать на своих сандалиях…

— Но в Нью — Йорке, — спросил Томас. — Разве вы не засекли его волну в Нью — Йорке? Ты же был в том же отеле, Ойой?

— В том же отеле? — не понял Ойой.

— В Ритц — Карлтоне Бэттери Парк, — пояснил Томас.

— Да, — сказал Ойой. — Я был. Ты хочешь сказать, и Гермес там был?!

— Еще как был, — кивнула я. — Улетел с балкона.

— Но как же… — удивилась Мьё. — А мы его не засекли… Наверное, он быстро приземлился.

— Может быть, — сказала я.

— Как же я его прошляпил! — сокрушался Грыыхоруу. — В том же отеле!

— Ничего, — сказала Мьё. — Зато ты с Парижем угадал.

— Как это? — спросила я.

— Когда мы потеряли след Гермеса, — рассказал Грыыхоруу, — я навел справки через ваш Интернет. И он показал, что больше всего гнезд у него в Париже.

— Гнезд? — хором не поняли мы с Томасом.

— Домов, — сказала Мьё. — Дома Гермес.

— О, — только и сказала я.

— Нам было все равно, в каких библиотеках искать информацию, — сказала Мьё.

— Какую информацию? — спросила я.

— Все про Гермеса и его сандалии, — сказала Мьё. — И когда Ойой выяснил, что больше всего гнезд у Гермеса в Париже, мы решили начать тут. И угадали. Он появился!

Томас не стал прояснять им ситуацию о домах Гермес и о том, почему Гермес оказался в Париже. Я подумала, что объясню Ойой все позже, он такой модник, пусть знает такие вещи.

— Но зачем вы взяли в заложники землянина? — сурово сказал Томас.

— Какие заложники?! — изумился Грыыхоруу. — Они сами прибежали к нам и попросили защитить их от…

— Я не о вампирах! — крикнул Томас. — Я о ребенке Гермеса Олимпуса!

— О ребенке? — недоуменно переспросила Мьё.

— О чем это ты? — сказал Грыыхоруу.

— О похищении и удержании Петера Олимпуса, — чуть спокойнее сказал Томас, исподлобья вглядываясь в лица инопланетян.

— Ты с ума сошел! — пропищал Грыыхоруу, отшатнувшись. И замахал на Томаса руками, будто комаров отгонял.

— У вас на планете похитили ребенка? — округлила глаза гигант — жена. — Мы не слышали, что объявили чрезвычайное положение…

— А у вас объявляют чрезвычайное положение? — вырвалось у меня.

— Разумеется! — вскрикнул Грыыхоруу.

И дальше он произнес нечто уж совсем неожиданное:

— Бедный Олимпус!

— Да, — сказал Томас.

— Мы можем чем‑нибудь помочь? — спросила жена — атлет.

Томас ответил:

— Вряд ли. Но спасибо за предложение… А в сандалиях Гермеса, даже по всем технологиям изготовленным, у вас летать вряд ли получиться.

— Почему? — хором произнесли супруги Грыыхоруу.

— Потому что не будет божественной искры, — сказал Томас.

— Да? — оживился Грыыхоруу. — А где ее можно взять?

— Нигде, — сказал Томас. — Она есть только у богов. То есть, в богах. Это их качество от рождения… Гермес может ведь и без сандалий летать.

— Точно, — сказала я. — Ведь Петер может… Правда, неуклюже…

— Вот именно, — сказал Томас. — Сандалии нужны для скорости и высоты.

— А мы думали, дело в конструкции, — огорчился Грыыхоруу. — Все старые книги перерыли. Где картинки с Гермесом Олимпусом, он почти всегда в этих сандалиях…

Томас промолчал. Кажется, у Гермеса есть совсем не божественное свойство не договаривать некоторых деталей, как, например, на сколько он оставляет ребенка няне.

Грыыхоруу совсем поник, закрыл лицо ладонями с наманикюренными алыми ногтями и шлепнулся на диван. То есть на кучу рулонов, под которыми валялся этот самый Гермес.

— Эй! — раздалось из‑под груды бумаги приглушенное.

— Ай! — взвизгнул Грыыхоруу, вскакивая и едва не падая со своих неустойчивых красных шпилек.

Раскидывая бумаги, с дивана поднялся мистер Олимпус.

— Олимпус… — спокойно сказала миссис Грыыхоруу, будто и не удивилась. Вот это выдержка!

А Олимпус вмиг оценил обстановку и бросился, естественно, на самого опасного противника — на атлета — жену!

И завязалась такая куча — мала, что боже мой. Я и до сих пор не понимаю, кто на чьей стороне дрался. То ли Томас защищал двух Грыыхоруу от Гермеса, то ли Гермеса от Грыыхоруу, то ли вообще пытался вытащить меня из драки…

А я просто не могла стоять и смотреть как четыре хороших (ну может и не совсем, но за кем не водится мелких пакостей? Я о Гермесе, вообще‑то…), как четыре относительно (относительно чего? Ну всегда же так говорят…), как четыре милых человека (да и не совсем человека, надо сказать. То есть половина из них была совсем даже и не чело…) Короче, не могла же я стоять и смотреть, как они зверски избивают друг друга. (Ну, может, зверски — это сильно сказано. Вцепился кто‑то кому‑то в волосы — это ж почти нежный массаж. Тем более что у половины из всех волосы были как бы, ну, ненастоящие — как‑то они их моделируют, как и всю внешность. А другой половины они все равно отрастут.) Но мне все равно стало всех жалко. И я полезла лупить их кулаками и кричать: „Хватит! Перестаньте!“

А потом у меня в носу так вдруг защипало, что я принялась чихать без остановки. Смотрю (надо сказать, было еле видно из‑за выступивших на глаза слез) — все остальные тоже чихают. А потому не дерутся.

— Извините, — проговорил Томас между двумя чихами, — я не знал, что еще делать.

— Так это ты! — закричала я.

Уф, кажется, перестает. Апч — х-хи… Всё…

Томас кивнул, одновременно чихнув.

— Ты? — переспросила я.

Он опять кивнул, больше не чихая:

— Не хотел, чтобы вы все разорвали друг друга в клочья.

Грыыхоруу достал из кармашка розовых штанов кружевной платочек и высморкался.

Жена — Рэмбо утирала слезы углом шелкового шейного платка Гермеса. Гермес недовольно отобрал его.

— Петер не у них, — твердо сказал Гермесу Томас.

Гермес нахмурился:

— С чего вы взяли?

— Они так сказали, — сказал Томас.

— Да, — сказал Грыыхоруу, — мы бы никогда не совершили подобного ужасного деяния.

— А как ты знаешь… — начал Томас.

— Они никогда не врут, — насупленно досказал за него Гермес.

Томас что‑то убрал в карман.

— Что там? — спросила я.

Томас нехотя достал из кармана стеклянную граненную емкость.

— „Старая перечница“, — ответил он.

— Что? — мне даже смешно стало. — Обыкновенный перец?..

— Нет конечно, — сказал Томас. — Один взмах и пять минут чихания всем в комнате обеспечено… Старинная разработка… Восемнадцатый век.