Инферняня (СИ)

— Не знаю… — растерялась я. Столько событий и новостей свалилось на мою голову, что я не успела и сообразить, что те тюхти, о которых говорил Гермес — инопланетяне, точнее, Грыыхоруу с женой.

Томас кивнул, сказал:

— Я поговорю с Мьё. Она самое спокойное создание во Вселенной.

— С кем поговоришь?

— С миссис Грыыхоруу, — и он направился к одной из арок, ведущих в главный зал.

Я, как всегда — за ним.

Селия и миссис Грыыхоруу, стоя у одного из столов, перебирали книги. Барментано мыл пол в метре от них. Рядом с Селией за столом сидела и рисовала девчушка лет шести — семи, с огромным розовым бантом. Лицо у девчушки было таким знакомым, и эти уши оттопы… Неужели это Мосик?

Томас шагнул было в зал и тут же отпрыгнул обратно за арку: по широкому проходу по ковровой дорожке шагала лыжница с одной лыжей в руке. Без очков и шлема. Тонкая модельной внешности блондинка в розовых штанах. И с едва просвечивающей сквозь розовую кожу татуировкой на лбу! Да я этот иероглиф столько раз видела!

— Грыыхоруу, — выдохнула я беззвучно. На этот раз красавицей обернулся.

А Грыыхоруу взял под локоток свою мускулистую жену, отвел в сторонку и стал что‑то говорить с озабоченным видом.

— Я сейчас, — сказал Томас и побежал назад в кабинет.

Миссис Грыыхоруу между тем в ответ на речи мужа кивнула, глаза ее стали колючими, потом она побежала к выходу из зала.

Томас вышел, таща за собой воркующую библиотекаршу.

— А где Мьё? — растерялся он.

— Ушла, — ответила я, — после того, как Грыыхоруу ей что‑то рассказал.

Томас кивнул.

— Ты ее знаешь? — спросил он у библиотекарши, указывая на мистера Грыыхоруу.

— Да, — кивнула библиотекарша и добавила с легкой неприязнью: — У них разрешение от самого… — и она мотнула головой вверх.

— Президента?! — ужаснулась я.

— Мэра, — небрежно сказала она и залопотала уже по — французски, обращаясь к Томасу.

Типа, меня здесь нет.

Томас что‑то сказал ей тоже по — французски. Она направилась в зал к группке наших знакомых.

— Она приведет сюда Грыыхоруу, — ответил Томас. — Если мы выйдем в зал, он снова удерет. А ты вообще спрячься, и не попадись ему под руку.

— Еще чего, — сказала я и осталась рядом.

Мы отступили вглубь за стеллажи. Меня мучало любопытство, о чем говорила библиотекарша и что сказал Томас. Я повернулась к нему, чтобы спросить, но увидела на его шее след от бледно — розовой губной помады. Я еще всегда думала — ну кто покупает такую, ее же почти не видно — что есть, что нет! Оказывается, библиотекарши!

И спрашивать Томаса мне почему‑то совершенно расхотелось. Более того, хотелось взять самую толстую книжку и надавать ею Томасу по голове. Даже не знаю, что вдруг на меня нашло. Ведь не ревность же, правда? С чего мне его вдруг ревновать, мы и знакомы всего два дня…

Вместо вопросов и тумаков я просто пробурчала:

— Наверное, она прыгнет ему на шею, и он от радости пойдет за ней куда угодно… — „прям как ты, теленок“, чуть не договорила я, но решила остаться в дипломатических границах.

— Вообще‑то с точки зрения Полин он — девушка.

Не успела я ничего и ответить — а что тут и ответишь‑то? — как услышала приближающееся щебетание библиотекарши и краткие мелодичные реплики Грыыхоруу.

— Эта книга абсолютно уникальна, в ней содержатся репродукции утерянных во время Второй Мировой картин из частных собраний Европы…

Они подошли совсем близко и я затаила дыхание.

Библиотекарша была ниже Грыыхоруу — блондинки на голову и, оборачиваясь к нему, задирала голову и каждый раз поправляла очки. Они дошли до дверей кабинета — мы, чтобы не попасть Грыыхоруу на глаза, обогнули полку.

— А вот и книга, — сказала библиотекарша. И юркнула в кабинет.

А в лицо Грыыхоруу ткнулся талмуд, протянутый длинной рукой… Томаса.

— Только спокойно, — сказал он. — Мы всего лишь хотим поговорить…

Я тоже вышла из‑за стеллажа. Грыыхоруу взглянул на Томаса, на меня и опустил глаза. Вздохнул глубоко и протяжно, прижал руки к своей высокой груди и едва не рыдающим тоном произнес:

— Друзья мои! Простите! Простите меня, что я подверг вас опасности, что я применял оружие возле вас… Ах, ох…

Он вытащил платок и стал реветь во весь голос.

— Тс — с, — сказал Томас. — Тихо, прошу, успокойся…

Грыыхоруу кивнул так неистово, что его светлые волосы взметнулись волной и, упав, закрыли его лицо. Он стал отплевываться от волос и убирать их с лица, задел план пожарного выхода на стене, тот упал и разбился вдребезги. Эхо ухнуло куда‑то в потолок, разбрызгалось по помещению и ушло в читальный зал.

Из кабинета высунулась библиотекаршина голова, сердито зыркнула на нас:

— Что тут происходит? Томас!

— Все в порядке, — ответил Томас, схватил меня за плечи и толкнул к Полин: — Алисия, помоги Полин прибраться в кабинете, мы с Грыыхоруу поговорим там.

— Что? — обалдела я. Я няня, а не уборщица. И вообще, я же весь разговор пропущу!

Томас буквально запихал меня и Полин в кабинет:

— Нам же с мистером Грыыхоруу и сесть будет некуда, ты хоть с дивана все скинь.

И закрыл за нами дверь. А! На диване Гермес!

— Что вы тут с Томасом затеяли? Что за игру? — возопила библиотекарша, вперив в меня свои окуляры.

А почему она Томаса об этом не спросила? Некогда было? Все лезла с объятиями?

А она выдвинула новое подозрение:

— И вы, девушка, не похожи на юриста!

(Ну и слава богу, я вам скажу. Вы юристок видали?)

А Томас уже стучал в дверь и спрашивал:

— Мы можем войти?

Черт! Я ухватила за ноги Гермеса, намереваясь вытащить его через черный вход в коридор. Библиотекарша демонстративно скрестила руки на груди, типа, не собираюсь участвовать в ваших грязных делишках. Ну, она где‑то права.

Тогда я сгребла какие‑то рулоны со стола — библиотекарша только тихо пискнула что‑то протестующе, но остановить меня не успела — я покидала их на Гермеса. Рулонов оказалось маловато, я стала сгребать их с верхов шкафов и тоже кидать на Гермеса, пока диван не стал похож на огромную мусорную корзину, где ничего, кроме бумаг, и нет, тем более, бесчувственного тела.

Томас стукнул еще раз, я крикнула:

— Можно!

И они с Грыыхоруу зашли в кабинет. Томас незаметно задвинул защелку двери, бросил взгляд на диван и прикрыл глаза, потом обратился к своей библиотекарше:

— Ты не могла бы прогуляться…

Он скользнул к той двери, через которую мы сюда проникли, и открыв ее, сделал приглашающий жест.

— Что — о? — возмущенно завопила та. — Знаешь, Томас, всему есть предел!

Хоть я и злюсь на нее, но понимаю: кому бы понравилось убираться из собственного кабинета и оставлять в нем Томаса с двумя девицами, по крайней мере одна из которых была сногсшибательной красавицей — я о Грыыхоруу. А вы что подумали?

В дверь, ведущую в архив, постучали вежливо, и сказали басом:

— Дорогая, ты здесь?

— Это жена, — сказал Грыыхоруу Томасу.

У библиотекарши глаза за стеклами очков так округлились, что она стала похожа на стрекозу.

А Грыыхоруу договорил виновато:

— Я сказал ей, что ты за мной гонишься вместе с этим олимпийским богом…

Томас схватил ничего не понимающую библиотекаршу за плечи, произнес:

— Я прошу тебя, милая, десять минут! — и, развернув ее, как оловянного солдатика, вытолкал во внутреннюю дверь.

Милая! Милая! Я заскрежетала зубами.

Томас обернулся к Грыыхоруу:

— Скажи ей, что ты сейчас придешь.

Грыыхоруу покивал, сказал в дверь:

— Мьё, мне разрешили пролистать один редкий фолиант…

— Хорошо, — сказал бас.

И шаги стали удаляться.

А потом вдруг что‑то бухнуло в дверь и она слетела с петель и упала на пол. А внутрь заскочил атлет Мьё Грыыхоруу и направил на нас с Томасом такой же фонарик, который был у Грыыхоруу на Эйфелевой башне.

— Не надо, — Томас поднял руки вверх и шагнул вбок, прикрыв меня. — Мы можем уладить конфликт, пока он не принял серьезный оборот.