Змееныш

туман…

Мрачные рассказы, распространенные среди узников болот, отражали их безысходную судьбу и готовили к худшему.

Каждый из них понимал, что стоит одной ногой в могиле. Изнурительный ежедневный труд притуплял чувства, и только тоска смертников оставалась неизменной…

Руки и ноги каторжников были скованы цепями; кроме того, еще одна длинная цепь соединяла в связку от восьми до двенадцати человек. В первый же день Люгера и других новичков превратили в единый организм, некое подобие гигантской звенящей змеи. Физическая зависимость от остальных членов связки затрудняла даже элементарные действия и делала несвободу абсолютной. Если падал один человек, связка вынуждена была останавливаться либо тащить тело за собой.

Эти люди вместе ели, вместе спали, вместе принимали вино Родеруса, вместе справляли нужду. Каждый должен был смириться с тем, что в его жизнь прочно и навсегда вошли соглядатаи. Поначалу это было для Люгера невыносимо. Потом он понял, насколько ему повезло: он оказался в начале связки, и у него был только один сосед.

Волею случая этот человек, ставший Стервятнику ближе единоутробного брата и ненавистнее оборотня, открыл ему глаза на некоторые вещи.

Стервятник сидел, прислонившись к стене барака, и даже не пытался заснуть. Двенадцатая ночь десятого месяца не предназначалась для сна; ночь была особенной – он ощущал это своим опустошенным нутром.

Полная луна – светило любви и смерти – висела высоко в небе. Лунный свет пробивался сквозь щели в потолке, и при желании Люгер мог видеть, как занимаются рукоблудием трое из связки, разместившейся у стены напротив. Но он смотрел вверх – туда, откуда сочились ночная осенняя прохлада, запах умирающей природы и сотканное из слез волшебное сияние.

Его поза доставляла немалое неудобство соседу по связке – смуглолицему выходцу из Морморы Меллену Хатару. Длина сковывавшей их цепи не позволяла, тому лечь на пол, а сидеть после изнурительного дня было чрезвычайно утомительно. Но Хатару оставалось смириться с этим.

Его нелепо вывернутая голова покоилась на нижнем бревне стены, что несколько принижало величественный облик Хатара, даже в каменоломне умудрявшегося держать себя с графским достоинством. Нечто неуловимое выдавало в нем человека, когда-то занимавшего высокое положение… В лунном свете опущенные веки Меллена казались мраморными, а сам он – лежащей статуей, на которую кто-то, глумясь, напялил лохмотья каторжника.

…В эту ночь Люгеру казалось, что двадцати месяцев каторги вполне достаточно для того, чтобы поутихла его ненависть к Морту, ослабло желание отомстить Мальвиусу и даже невозможность обладать женщиной отошла на второй план. Закрывая глаза, он видел себя крылатым существом, скользящим над темным лесом, и почти ощущал кожей лица давление набегающего воздуха.

Свобода…

Крылья…

Ветер…

Бесконечное парение в ночи…

До утра, равносильного смерти, оставалось сто тысяч лет.

Да, это была одна из тех ночей, когда повсюду звучит щемящая нота вечности, замирающее эхо