Стучит, гремит, откроется (СИ)

— О-хо-хо...

— Ничего, посидишь немного и уйдешь. Я знаю, даже полпечины средь этих напыщенных индюков, от которых, вдобавок, еще и вином разит, кажутся вечностью... но ничего не поделать.

Ночью вдове в очередной раз снился муж. "Не ходи, не ходи на пир", — только и твердил он.

С тревогой проснулась Меланья, но, увы, послушаться Васеля не позволяло приглашение самого князя.

Целых две печины Лукерия наряжала вдовицу, укладывала ее косы "баранками" под жемчужную сеть и мечтала вслух, как она вела бы себя, попав на такой пир. С каждой колодежкой тревога Меланьи усиливалась.

***

Наступил вечер. Гости сходились в обширную "небесную" залу с высокими, разукрашенными наподобие слегка облачного неба каменными сводами и малахитовым полом. За длинным-предлинным пиршественным столом собрался весь цвет Лядага — военные, вельможи, несколько самых богатых купцов, представители духовенства, словом, все, имевшие влияние иль занимавшие высокие должности, в том числе войты дальних городов. Не обошлось, конечно, без придворных дам и их дочерей, по случаю княжеских рождин убравшихся в лучшие свои наряды.

Собравшиеся просто сверкали роскошью одежд: драгоценными брошами и перьями на шляпах, украшениями с россыпью каменьев, платьями из парчи, атласа и шелка, кармазиновыми кунтушами, плащами из аксамита. Рукояти сабель, никогда, впрочем, не орошаемых кровью, — и те усыпали самоцветы. Меланья в траурно-черном плаще и платье сильно выделялась средь цветного букета дам. Не одна пани косилась на нее, шепча что-то мужу иль дочери.

— Не портила б другим веселья!.. — ворчала какая-то сударыня, скрыв обрюзгшее лицо веером. — Как смерть убралась, ей-Богу!

— Не отказался б я почить от стилета такой смерти... — шепотом отвечал муж ее.

— Что-что?

— Согласен с тобою, дорогая.

Но наиболее страшным оказался взгляд человека, от встречи с которым ранее, по всей видимости, хранил муж. Объяснить иначе, почему она ни разу не столкнулась с ним со времени первой встречи, было невозможно. Меланье вспомнилось, как порой она, слушая внутренний глас, делала по дороге в покои большой крюк. Теперь стало ясно, с кем удача разводила дороги.

Поверх голов на Меланью с усмешкой глядел Эдард. Встретившись с ним взором, вдовица окаменела, но тут же взяла себя в руки. "Тут людно, он ничего не сделает. В ведьмовстве обвинить писарскую воспитанницу не посмеет, да и кто поверит ему? Князь, насколько я могу судить, благоволит мне. Я защищена".

Пес, смирно сидевший у ног, тихо заскулил, и Меланья украдкой бросила ему кость.

"Не порадуете танцем?" — тут же раздался совсем рядом вопрос. Удивленная женщина подняла глаза — за какие-то мгновения пред нею будто из-под земли возник смутно знакомый панич, вроде один из неудачливых певцов под окнами. Музыканты как раз грянули картоль, и первые пары кружились уже в танце.

— Прошу прощения, но я вынуждена отказать.

Вздохнув, разочарованный пан сел. После него подходили еще трое, и Меланью даже начало мучить нечто отдаленно похожее на угрызение совести. С каждой колодежкой она чувствовала себя все неуютнее, все более чужой этим веселящимся, счастливым людям.

Эвон, иные радуются каждому приглашению и возвращаются на места раскрасневшиеся, довольные... "Готова поспорить, что княжеские рождины мнятся им самым важным событием в жизни. Упиваются каждым мгновением праздника, потому что не известно, выпадет ли еще оказия побывать на пиру такого размаха, средь самых чтимых и знаменитых".

Меланья жалела, что не может так же безмятежно проводить время и радоваться одному только приглашению князя.

Почувствовав взгляд, Потех отсалютовал вдовице кубком и улыбнулся лучисто — словно солнце блеснуло сквозь тучи.

— Либо иные слепы, либо я излишне придирчива, — шепнула Меланья Ежке.

— К ним?.. — Ежка махнула веером в сторону олицетворения неуклюжего ухаживания, то бишь пана Гощица, кой не подходил потому только, что сам никогда не умел и не любил танцевать.

— Да, ко всем им.

— Ты придирчива, но и другие слепы, ибо они не любили, но хотят этого.

— А те, кто любил?..

— Те, думаю, хотят забыться и притворяются. Другое дело, что после длительного притворства радость становится настоящей.

— Такую грусть все это навевает...— Молодая женщина тяжело вздохнула. Внимательно поглядев на нее, Ежка смилостивилась:

— Знаешь, пойдем-ка, покуда ты вовсе не истосковалась. Скоро третья перемена блюд, и, я считаю, мы достаточно присутствовали.

Панны распрощались у лестницы на первый этаж, и дальше Меланью сопровождал только пес.

Со двора долетал говор слуг, где-то под окнами фыркала лошадь. Меланья отошла довольно далеко, и теперь до слуха ее только слабые отголоски пиршества доносились: обрывки громких здравниц, смех и звон кубков. Время от времени их заглушала музыка.

Пес нежданно зарычал, за спиной послышались шаги. Меланья обернулась и оторопела. "Нужно было попросить Ежку проводить до двери", — шустрой мышью промелькнула мысль.

— Вот какова та небезызвестная воспитанница! — издевательски протянул Эдард, наступая на вдову. Та пятилась, покамест не вжалась лопатками в холодный камень стены.

— Странно, я никак не мог повидать тебя, милая гордячка, несмотря на то, что часто бываю в замке... Как, интересно, отреагирует ясновельможный, узнав, кого взял под опеку Стольник? — тюремный управитель оперся руками о стену и навис над вдовой, как коршун над голубкой. — Признаюсь, побег взбесил меня...

Пес захлебывался далеко разносившимся лаем.

— Захлопни пасть!

От меткого пинка взвизгнувший хорт отлетел в сторону, где и затих. Меченное развратом лицо снова обернулось к вдовице.

— До тебя ни одна ведьма не сбегала, поэтому я лично допрашивал своих ребят. Мальчишка признался почти сразу... Должен сказать, он довольно повисел в назидание прочим сообщникам; висел бы и сейчас, да жара, запах, сама понимаешь, — люди жалуются...

— Тебе воздастся, — сказала, как хлыстом ударила, Меланья. На щеках ее, дотоле побледневших, вспыхнул гневный румянец. Страх внезапно исчез, его место заняло бесконечное презрение к столь низко падшему человеку.

— И снова, снова монашеские проповеди...

"Помогай, Васель!" — Меланья рванулась на волю, от неожиданности Эдард отнял руку от стены и пропустил ее. Но тут же схватил за локоток.

— Куда! Мы не договорили! — подтягивая женщину к себе, прошипел главный тюремщик. Меланья уперлась каблуками, не переставая молить: "Пожалуйста... помоги, помоги!"

Грохотнул громовой раскат. Дальше по коридору ветер распахнул окно, и стекло в ажурной раме жалостливо задребезжало от удара о стену. Со двора дохнуло ночной свежестью, сквозняк всколыхнул факельное пламя. А через мгновение...

— Немедленно отпустите панну, — раздался позади чей-то повелительный голос. Меланья с Эдардом обернулись. К ним быстро приближался статный, широкоплечий мужчина. На его сапогах с чуть загнутыми носами серебристо позванивали шпоры.

— Лети, куда летел, соколик, — окрысился Эдард.

— Не раньше, чем вы отпустите панну, — неумолимо молвил незнакомец, сложив руки на груди. Он стоял на ногах крепко, нерушимо, напоминая столетний дуб, так далеко раскинувший сети корней, что не страшна уж ему непогода.

С колодежку длился поединок взглядов — дерзкого, пожалуй, даже насмешливого, с угрожающе-тяжелым, уверенным. Эдард первым отвел глаза и ослабил железную хватку. Вырвавшись, Меланья поспешно отошла на пару шагов.

— Впредь попрошу быть аккуратнее в обращении с дамами, — бросил вслед Эдарду неожиданный защитник. Главный тюремщик оглянулся на ходу и, словно пытаясь запомнить, смерил незнакомца взором, после чего ускорил шаг. Полы накинутого наопашь серого кунтуша развевались подобно крыльям.

— Трус, — презрительно прошипел незнакомец. Меланья мысленно согласилась с ним, добавив от себя пару словечек — отнюдь не присущим воспитаннице писаря.