Стучит, гремит, откроется (СИ)

Меланья провела ладонью по лицу, стирая липкую паутину сна.

"Она не пыталась спастись. Хотела бы — села на метлу и следу б не оставила. Неужто раскаялась? Хотя... Ужель Гелина и раскаялась?.. скорее смерти возжелала и ждала ее с нетерпением, сына утратив. При жизни она-то не шибко любила его, больше лицемерила, а вот потеряв... Кто знает?"

Вдовица нисколечко не сомневалась в правдивости сна, настолько уверена была в справедливом наказании. Но не было в душе ее ни мрачного довольства, ни торжества, ни злорадства. Да, убийца получила по заслугам, да, это доказывало справедливость Виляса и внушало некий страх перед возмездием божеских сил. Ничего боле Меланья не чувствовала.

Лучше бы все остались живы, и жизнь Гелины не забрали за жизни убиенных ею...

И так стало вдруг одиноко Меланье, так захотелось, чтобы кто-то бесконечно любящий сильными руками обвил стан и прижал к сердцу.... Объятия лучше любой перины согрели б, а голову ему на грудь склонить — никакой подушки не надо...

***

На ловитвы съехались, едва сошла роса. Шумливая толпа из дам, не учувствовавших в ловитвах мужчин и челяди остановилась на безлесном холме, откуда замечательный вид на окрестность открывался. Внизу, на открытой поляне, малинником окаймленной, алый букет охотников ждал, когда выгонят зверя. Вестимо, в числе облаченных в красные жупаны первой персоной являлся князь, узнаваемый по буланому коню и перу пестрокрыла* на шапке. Присутствовали также трое из пятерых приближенных его, шестерка высокородных и несколько известных вояк, средь которых уже знакомые нам Гощиц и Зоек. Каждый держал на привязи одну или две борзые, Потех — четверых, наиболее излюбленных, — именно с них всегда начинать охоту. Хортые вели себя смирно: насторожившись, большинство из них замерло в ожидании.

Кущи подлеска поражали разноголосьем — будто лес сменил гнев на милость, и все певчие птицы слетелись в одно место, дабы порадовать гостей. Кукушка, иволга, глухари, жаворонки, дрозды — кого только не было! Даже ухали где-то далече доселе никогда не слышимые Меланьей выпи — чисто перекрикивающиеся караульные. Ежели напрячь слух, можно было услыхать перебранку рысей и рев не то медвежий, не то лосиный.

В кустах у подножья холма периодически хрюкало и трещало, спугивая птиц, а треть панн ежеразно принуждая падать в обморок. Учинялась жуткая суета, коя, по-видимому, и отпугивала кабанов.

Вот до ожидающих донесся звонкий лай гончих, и охотники спустили собак с привязи. Через колодежку борзые сорвались с места, стоило только лисьей шерстке мелькнуть впереди. За ними, нахлестывая коней, помчались верховые. Потех считал, что если первым трофеем будет лиса, то и вся дальнейшая охота пройдет удачно.

Поляна на востоке переходила в обширный луг, не столь давно бывший лесом — деревья выкорчевали специально для ловитв. Туда-то и ринулась лиса, рыжей лентой петляя в траве. Распластавшись на бегу, борзые словно летели за ней. Пригнувшиеся к гривам охотники улюлюкали, подзадоривая хортых к травле.

— Красивое зрелище, — задумчиво сказала наставнице Меланья, поднося ладонь к глазам и из-под нее созерцая стремительно отдаляющихся верховых. — Я не прочь поучавствовать.

— Увы, увы! Охота издавна была мужской привилегией. Несчастным женщинам уготовано вышивание, стряпчество и воспитание детей.

— "О милосердный Виляс, почто обделил нас?.." — вспомнились слова из народной песенки.

Ежка хотела допеть памятные строки, но застыла, прислушиваясь.

— Мне мнится или это вправду тревогу трубят? — нахмурилась она.

Рожок снова запел, тягуче, протяжно. К тому времени охотники колодежек пять как скрылись в лесу, пересекши луг.

— Что такое? Что случилось? — заволновалась толпа на холме. Все с недоумением вглядывались в темную стену деревьев. Некоторые мужчины немедля вскочили на конь.

***

...Отнятый от уст рог повис на ремешке, тогда как Стольник, натянув повод, спрыгнул наземь у края оврага.

В погоне за лисой они с князем оторвались от остальных за счет резвости своих коней. Тогда-то Стольник понял, что удачных ловитв не предвидится.

Словно серая тень пала на путь борзых — это спрыгнуло с ветки нечто человекообразное, сгорбленное, покрытое короткой серой шерстью. "Оборотень", — понял Стольник, чувствуя, как стынет кровь в жилах. В существование сей твари, прослывшей убийцей заблудших, мало кто верил. При дворе оборотня считали не иначе как вымыслом охочих до страху селян, которых хлебом не корми, а дай попугать вволю.

Громадная, в полтора человеческих роста тварь оскалила вытянутую волчью морду, прижала острые уши. Борзым не занимать было смелости по сравнению с другими собаками, но они разбежались, скуля, как несмышленые щенки. В тот же миг княжий конь неистово заржал и скакнул в заросль подлеска. Стольник кинулся следом, трубя тревогу.

Обезумевший жеребец понес что есть мочи и в итоге скинул Потеха в овраг, к счастью, неглубокий, с отлогим склоном. Скатившийся по нему князь с колодежку лежал неподвижно, уткнувшись лицом в слой прошлогодних листьев, затем приподнялся на дрожащих руках, присел и перевел ошеломленный взор на Стольника, который торопливо спускался к нему. Крик охотников заглушил ружейный выстрел, за ним — еще и еще.

— Вы в порядке, Ваше сиятельство?

— Благо, отделался испугом и парой ссадин, — отирая землю со щеки, ответил Потех. — Кто бы мог подумать, — вставая, говорил он, — что экая дрянь помешает охоте.

— Я так понимаю, ловитвы окончены?

Стольник знал, сколь Потех суеверен в связанных с охотою вопросах, а потому и ответ был ведом ему.

— Верно. Сегодня же мы возвращаемся.

Как потом выяснилось, спугнутая выстрелами тварь сиганула в густой ельник. Преследовать ее никто не стал. Хорошо еще, что без жертв обошлось.

*Пестрокрылами в простонародье именуют заморских птах яркого окраса.

VII

— Что там? — Высунувшись из оконца кареты, Меланья тщетно старалась разглядеть преграду, мешающую экипажам двигаться дальше. Сумерки ложились наземь, точно мягкая шаль на сахарные девичьи плечики.

— Дорогу преграждает упавшее дерево, сейчас его уберут, — ответил кучер.

— Ой...

Внезапно дохнувший ветер сорвал с шеи кружевной шарф, и он, трепеща краями, точно крылами, упорхнул прочь от кареты и распластался на груди курившего поодаль пана Зоека. Тот поискал глазами хозяйку вещицы, встретился взглядом с Меланьей и, усмехнувшись, пришпорил длинногривую лошадку соловой масти.

Однако тут показавшийся из-за запряженного четвериком рыдвана Гощиц остановил его и стал, по-видимому, убеждать в какой-то истине, жестикулируя свободной рукой. Зоек косо глянул на наглеца, высвободил локоть и как ни в чем ни бывало подъехал к Меланье, приветливо улыбаясь.

— Ваше ли, панна?

— Спасибо, — принимая шарф из его рук, устало кивнула Меланья. Она успела усомниться, имело ль под собой реальную почву разочарование в Зоеке, проистекшее из сделанных по одному поступку и, возможно, излишне поспешных потому выводов.

— В чем, если не секрет, убеждал вас пан Гощиц?

Улыбка стала шире.

— Что сия вещь принадлежит ему, и я как доброжелатель просто обязан отдать ее "своему брату".

— Ужель вы пребываете в столь близком родстве? — искривила бровь женщина.

— Почему-то доселе я не имел даже подозрения на этот счет.

Остановившийся невдалеке Гощиц ревниво закусил ус и раздувал ноздри, как дикий скакун. Меланья вдруг подумалось, что неплохо было б отомстить ему, досадить, как досаждал он, не давая проходу.

— Скажите, — Меланья испытующе вгляделась в лицо собеседника, чуть вперед подавшись, — как вы думаете, почему пан Гощиц столь странно повел себя?

— Верно, сам хотел вернуть вам шарф, — пожал плечами Зоек.

Вдова хитро прищурилась, слегка склонила голову к плечу, не переставая улыбаться.

— Почему?

— Право слово, вы как дитя малое — почему да почему? Сами наверняка знаете, а?