Стучит, гремит, откроется (СИ)

Вместо вышивания, чтения книг вслух и сплетен предпочитала пани Ежка в мужском одеянии лазить, выискивая грибы, под кустами в леске, собирать ягоды иль рыбачить. Удивительно, но с такими странными и не присущими даме увлечениями Ежка всегда точно разгадывала затеваемые против нее шутки, обладала прекрасными манерами, замечательно танцевала, учила наизусть длинные поэзии и знала несколько заморских языков. Большинство придворных считали ее несколько странной, а некоторые даже — помешанной, но Стольниково мнение было полностью противоположным.

Писарь, извинившись за раннее посещение перед мужем Ежки и объяснив ему цель визита, прождал всего несколько колодежек, прежде чем пани явилась пред его очи.

Деревянный пол гостиной располосовали проникающие в окна лучи восходящего солнца, и вся комната, со вкусом обставленная, была ярко освещена ими. Снаружи стояло прелестное красневое* утро, на лазурном небе ни тучки не видать; заливались в затененном палисаднике птицы, своим пением дополняя чудесное впечатление от зарождающегося дня. Пани Ежка в рассветных лучах выглядела намного моложе своих лет, сейчас ей нельзя было дать больше тридцати пяти. Впрочем, эта женщина относилась к тем, о ком вполне можно сказать: пусть на лице морщины, зато в душе всегда молода.

После обмена приветствиями и вручения заготовленного гостинца Стольник приступил к цели прихода, описал положение Меланьи, ее утраты и душевное состояние. Пани Ежка искренне жалела писареву воспитанницу, а на предложение наставничества ответила, что, мол, вполне может заняться воспитанием вдовицы и помочь ей вернуться к жизни, а приступить к этому готова хоть сейчас.

Кроме того, Стольник упомянул, что ему следует нанять служанку, и Ежка с живостью принялась описывать ему одну бывшую у нее на примете девушку, которую она обещалась устроить. Пани столь хорошо и красочно расписала качества девушки, что Стольник согласился нанять ее, ни разу не видев. За служанкой было послано, и, покудова она не пришла, Ежка стремилась побольше разузнать о Меланье. Стольник предупредил, что на все слова, связанные с утратами воспитанницы, наложен строжайший запрет. Только услышав "мед", "пасека" или "ярмарка", Меланья заливалась слезами.

— Хотел и кольцо обручальное у нее отобрать, да так молила, сердечная, так просила последней памяти не лишать... — сетовал Стольник.

Вскоре появилась скромная кареглазая Анерия, прятавшая очи под нависающей русою челкою. Пани Ежка наскоро пересказала ей узнанное от Стольника, и незадолго после того все трое уже были в замке. Всю дорогу Анерия неустанно благодарила Ежку и писаря, неоднократно повторив, мол, и мечтать она не могла о такой чести, особенно когда ее невесть за что выгнала панна Уша, избив розгой и вдобавок ославив на весь белый свет как бездельницу и бесстыдницу. Ежка открыто благоволила Анерии, верила в чистоту души и помыслов девушки.

В ведущем к писарским покоям коридоре троице встретилась любопытная престарелая челядинка. Не постеснялась бы она с помощью хитроумных маневров выудить у Стольника что-либо о воспитаннице, чья загадочная персона всех чрезвычайно интересовала, однако писарь вовремя осадил ее. Прежде чем служанка успела слово сказать, Стольник обратился к ней, проходя мимо с невозмутимым видом:

— Не обремененные телом души могут узнать много больше, проходя сквозь стены и безнаказанно подслушивая.

Челядинка захлопнула рот, аж зубы клацнули, и поспешила удалиться. Не зная, Стольник попал не в бровь, а в глаз — лишь намеком на виселицу можно было укротить ее любопытство. К сожалению, не навсегда, горбатого, как говорится, только могила исправит.

— Излишне любопытная особа? — поинтересовалась Ежка, почти никого из замковой челяди более чем в лицо не знающая.

— Верно. Мой вам совет, — и ты, Анерия, слушай, — никогда не рассказывайте ей ничего; перевернет любую истину с ног на голову.

Сказав спутницам подождать в передней, Стольник негромко постучался в дверь Меланьи.

— Входите, — хрипло откликнулась молодая женщина.

— Давно не спишь?

— Глаз не сомкнула.

— Молилась?

Воспитанница кивнула и, перекрестившись перед образом, поднялась с колен. Она сильно исхудала, румянец ни следа не оставил на ее щеках, под красными глазами залегли круги. Сдвинув брови, Стольник некоторое время с прищуром разглядывал Меланью, как бы ни веря чему-то.

— Господи милосердный! Да у тебя же седина в волосах! — приблизившись, ахнул он. И вправду, среди орехового цвета локонов выделялись седые пряди.

— Ничего удивительного, — вздохнула Меланья.

"Сколько нехорошего выпало на ее долю. Несчастная девочка... А ведь только жить начинает", — с грустью и жалостью подумал Стольник.

— Я тебе служанку нанял, неприлично, понимаешь ли, воспитаннице писаря совсем без прислуги... и наставницу нашел. Помнишь, что обещал ночью?

— Как же. На свою беду, я помню все до малейших мелочей...

— Надобно, значит, забыть. Обе ждут в передней. — Стольник жестом указал на дверь. Только он познакомил Меланью с Ежкой и Анерией, как посланец передал призыв князя.

— Тебя обучат верховой езде, и каждодневно, начиная со дня сегодняшнего, будешь выезжать на прогулки. В конюшне хоть сейчас готовы предоставить лошадь. Пани Ежка сопроводит тебя. Вроде все сказал... Буду вечером. Ага, и последнее: смотри мне, гони в шею печальные мысли!

Поцеловав крестницу в лоб, Стольник ушел.

— Так,— командирским тоном молвила Ежка, — паненка умывалась уже?

Мелаnbsp;— Вот беда! — Главный тюремщик развел руками. — Не дали нам пообщаться, уж извини. Но я обещаю продолжить беседу, едва лишь вернусь. Хорошо?.. — он поддел большим пальцем ее подбородок и велел: — Увести!

нья помотала головой.

— Анерия, будь добра, воды.

Ничего не зная на первых порах, служанка с Лепкаром отправилась за водой. Ежка подвела Меланью к окну.

— Погляди: погода столь чудная, что каждая колодежка промедления — грех, -молвила она, взглянув на вдовицу проницательно. — Можно ль узнать, когда пани в последний раз выходила на улицу?

— Не помню... Я не ведаю, сколько дней прошло... с тех пор, как узнала...

— Ничего... — произнесла Ежка мягко. — Душа затосковала, и сидение на одном месте еще более усугубило это. Лошадь, постоянно находясь в стойле, вовсе зачахнуть может, и человек также.

Принесли полный кувшин и таз для умывания. Плеснув в лицо холодной воды, Меланья ощутила себя немного лучше. Фыркая, как кошка, она продолжала умываться, покудова не закоченели руки.

— Заплести вам косу, пани?

— Не нужно, сроду я сама заплеталась. — Пальцы привычно переплели три пряди и связали конец косы черным бантом.

— А какое платье вы хотите надеть для прогулки?

— Разве есть выбор? — недоуменно вопросила Меланья. Дотоле одевалась она неосознанно, в одно и то же раздобытое Стольником траурное платье, на ночь вешаемое на спинку кровати. Сегодняшний день не был исключением; даже не знала вдовица, что есть другие. Кроме того, Меланья только теперь обратила внимание на видную невооруженным глазом дороговизну наряда, который одевала ежедневно.

— Пан Стольник говорил смотреть в сундуке. Позвольте заглянуть?

— Заглядывай...

— Ого-го! — воскликнула Ежка, когда все трое склонились над полным различного добра сундуком. — Можно лавку открывать!..

Меланья перебрала несколько аккуратно сложенных нарядов. Все траурного цвета, но из различных дорогих тканей, богато украшенные — жемчугом, тончайшими кружевами, перламутром, золотой и шелковой вышивкою. Глаза челядинки заблестели, будто звезды.

— Красотища какая... — восторженно выдохнула Анерия.

— Но зачем мне столько платьев? Таких платьев...

— Пан Стольник говорил также не принимать отказов, — вспомнила служанка. Голос ее дрогнул от сожаления того, что у нее нет ничего подобного. Уж она-то не колебалась бы, не думала долго, какое выбрать!

— Молодой женщине один вид ее в красивом наряде поднимает настроение, — вставила Ежка, снова вернув командирский тон. — Так что выбирай скорее, панна.