Стучит, гремит, откроется (СИ)

— Входи!

— Князь к себе требует, желает из ваших уст услышать окончание истории заговорщиков.

— Сейчас буду, — буркнул Эдард. Посланец, поклонившись, вышел.

— Вот беда! — Главный тюремщик развел руками. — Не дали нам пообщаться, уж извини. Но я обещаю продолжить беседу, едва лишь вернусь. Хорошо?.. — он поддел большим пальцем ее подбородок и велел: — Увести!

"Ужасный, мерзкий, бесконечно мерзкий человек! Как таких земля носит? — с той брезгливостью и отвращением, с коими Эдард говорил о кляпе, думала Меланья о нем самом. — Васель, милый Васель! Где ты, голубь мой сизокрылый?.."

Возле лестницы, у пыточной, смыкались три длинных-предлинных извилистых коридора с рядами узких темниц по обе стороны прохода. На стенах чадили воткнутые в редкие кольца факелы, по освещенным местам тенями шмыгали крысы. Некоторые заключенные обвисли на решетках и провожали идущих затуманенными взглядами; Меланья испуганно косилась на осунувшиеся, страшные лица. От непередаваемого запаха нечистот и гнили к горлу подступала тошнота.

Тюремщик привел Меланью к выделенной ей темнице, впихнул за решетку и погрозил пальцем: не балуй, мол. Вскоре его шаги затихли дальше по коридору.

— За что? — только он отошел, спросила запертая напротив светлокудрая девушка.

— Колдовство, — отвечала Меланья.

— И меня, — кивнула незнакомка. — Пятый день сижу, уж смирилась, нарыдалась. Завтра день недельной казни. Всех, кого успели схватить за неделю, утопят... Приставал к тебе Эдард?

— Откуда знаешь?

— А, он же к любой пристанет, тем более приятной глазу. Слава Богу, его постоянно зовут к себе то князь, то еще кто, а начиная с вечера, я слыхала, он гуляет по корчмам. Так до меня руки его и не дошли. Тьфу-тьфу-тьфу...

— Чур-чур, — поддержала Меланья, крестясь.

Мимо прошествовал паренек лет шестнадцати. У Меланьиной камеры он ненадолго замер, ошеломленно таращась на заключенную, и, видно, сделав над собой усилие, направился дальше, несколько раз оглянувшись на ходу.

— Еду разносит и по поручениям бегает, — в ответ на вопросительный взгляд сказала светлокудрая.

— Почему он на меня так смотрел?

Собеседница пожала плечами.

В застенках время суток определялось по приносимой еде и стражникам, спящим ночью (да и днем, бывало, тоже, что частенько вводило заключенных в заблуждение). Не выспавшаяся после двух бессонных ночей Меланья и не заметила, как заснула. Пробудилась от чьего-то легкого прикосновенья к руке.

— Похлебка, панна, — вежливо сказал присевший на корточки паренек, сквозь решетку подавая миску страшного вида — в грязи на ней четко, как на снегу, виднелись следы пальцев.

— Я лучше голодной помру.

— Воля ваша... — он отвернулся было, но, поколебавшись, все-таки выпалил: — Вы, позвольте, до одури похожи на мою пропавшую сестру.

— Да хоть на прабабку. Какая разница, на кого я похожа — завтра меня утопят.

Паренек покорно склонил голову, подхватил большущий поднос с мисками и отправился разносить дальше. Вскоре за Меланьей пришел стражник — Эдард вернулся.

"Господи, сохрани ежели не завтра, то сейчас!" — взмолилась молодая женщина. Стражник бодро вышагивал впереди, знал, не оглядываясь, — бесшумно шагающая следом ведьма никуда не денется со связанными запястьями. И в тот миг, когда Меланья в третий раз попросила Виляса сохранить, кто-то дернул ее за руку, и, не успевши пискнуть, она очутилась за поворотом.

Разносчик еды приложил палец к губам и показал следовать за ним. Этот изгиб коридора освещался не ахти как, один из двух факелов только догорел, потому Меланья заметила проем в полу, чуть в него не упавши. Юноша показал рукой вниз, бросил беспокойный взгляд в ту сторону, где скрылся стражник. Меланья не теряя времени бесшумно сбежала по крутым каменным ступеням.

— Я вспомнил слова священника, — высекая огонь и запаливая прихваченную свечку, шептал спустившийся следом юноша, — он всегда проповедует: за добрые дела Виляс возвращает утерянное. Быть может, оказав помощь вам, столь похожей на сестру, я верну ее... Спешите. Ход короток, прям, ведет в город. Мне нужно назад.

С шорохом легла на место скрывающая ход плита. Не успела Меланья и сажени пройти, а до слуха уже донесся вопль: "Сбежала! Побег! Ведьма сбежала!". Подобрав юбку, молодая женщина припустилась бегом. Совсем скоро сырой ход закончился еще одной лестницей. Последняя преграда, закрывающая выход деревянная ляда, никак не поддавалась, и Меланья отчаялась, выбившись из сил. Но люк, благо, таки распахнулся, осыпав ее комьями земли, которая была утрамбована сверху.

Вылезши на свет божий в темном безлюдном проулке, Меланья поспешила на широкую улицу, ведущую, как оказалось, точнехонько к замку. Темнело. Покамест Эдард не поднял на уши весь Горград (чего, собственно, не сделал из боязни быть снятым с поста, вместо того тихо разослав на поиски своих людей), была возможность найти крестного.

Купцы закрывали лавки; хозяева корчм и шинков зажигали у дверей тусклые слюдяные фонари иль, кто победнее, факелы. Улица была неимоверно запружена различным людом: слугами и селянами, конными и пешими, представителями от самых низших до высших сословий. Буквально поколодежно по мощеному камню грохотали кареты с зачастую плотно задернутыми занавесками. Кучера покрикивали, нерасторопных награждая плетью: "Дорогу, разойдись!" Меланья своим видом ни у кого не вызывала ни интереса, ни сочувствия — горожане привыкли к разномастным нищим, которые частенько облачались в потерявшую приличный вид господскую одежу. Даже без каких-либо чар наша молодка похожа была на побирушку — ежели судить по безнадежно испорченному платью ее, растрепанным косам и замурзанным щекам.

***

Стража впускать Меланью в замок, естественно, отказалась, загородила ворота алебардами. Когда же молодая женщина упомянула о Стольнике, утаив, кем писарь ей приходится, стражники переглянулись, и один из них, засомневавшись-таки, бросил взгляд на окна пиршественной залы, где князь сейчас изволил ужинать вместе со всеми приближенными панами.

— Родственница, говоришь? — задумчиво пробормотал засомневавшийся стражник, который раз окидывая Меланью взором. Она кивнула.

— Пан, прошу, скажите ему, что прибыла Меланья по очень важному делу.

— Стой, — второй стражник удержал напарника, собравшегося было отправиться к Стольнику. — Ты уже принял, что ли?.. Мало ли сброда шляется окрест, так теперь что, каждого к вельможе провожать?

Молодая женщина отчаянно хрустнула пальцами и, сорвавши с шеи серебряную цепочку с крестиком, протянула ее недоверчивому стражнику с такими словами:

— Только скажите: Меланья пришла. Не нужно провожать. Жизни и смерти вопрос, не откажите в помощи, Вилясом молю!

— Журко, не кажется ли тебе, что сия пани бывала уж в замке и мы ее видели доселе? — мгновенно переменившись, вопросил недоверчивый. Цепочка сгинула невесть в каком из его карманов.

— Ты не спи — иди, передай, чего просят.

Напарник удалился.

— Пан писарь, — зашептал он на ухо Стольнику, достигнув пиршественной залы. — Там у ворот странная барышня, говорит, к вам, живота и смерти дело. Одета не лучше нищей, Меланьей назвалась. Впустить?

— Меланьей? — повторил Стольник, нахмурившись. Мысли его запрыгали, как горошина в пустой бутылке.

— Прошу меня извинить, княже. — Писарь откланялся и, покинув залу, заспешил по коридору. Не поспевая за его скорым шагом, стражник, как пес, трусил следом. Теряясь в предположениях, Стольник быстро пересек внутренний двор и, еще издали выглядевши Меланью, обеспокоился не на шутку. Отпихнувши в сторону стражника, растерянный Стольник молча заключил крестницу в объятья. Меланья прижалась лбом к его груди.

— Что стряслось, Мелюшка? — дрогнувшим голосом спросил писарь.

— Много чего... — глухо молвила молодая женщина. — Вспоминать страшно...

Не ощущая больше ни гнева, ни страха, ранее сил прибавлявших, Меланья вдруг почувствовала, что ноги не держат ее. Слабость мгновенно разлилась по всему телу. Впрочем, сознания Меланья не утратила и помнила, как крестный, подхватив ее, словно пушинку, на руках отнес в покой и уложил на пуховую перину.