Камин-аут (СИ)

– Столько слов… Впечатляет, но ты можешь звать меня папой.

– Омерзительно, – пытаясь выразить словами клокочущую внутри бурю, Маю не преуспел. Бросив на Саёри выразительный взгляд, мальчик обернулся к тетке: – Открой наконец свои глаза!

Провада был строг с тётей, Маю понимал, что такие люди, как Саёри, пытаются взять полный контроль над ситуацией, косвенно или напрямую. Провада не дает ей расслабиться, разумеется, для её же пользы.

– Ему нужны только твои деньги и наша фамилия! Он плевать хотел и на тебя, и на ребенка! Как ты могла довериться ему?! – вопрошал мальчик с отчаянием в голосе, сдвигая светлые брови. – Как ты могла поверить?! Ты же прекрасно знала, какие бывают мужчины в действительности! Я знаю об этом, ты могла бы послушать меня! Почему ты веришь какому-то проходимцу, а не своим племянникам?!

– Нет, Маю, ты не понимаешь… – она переглянулась с Саёри, которого, похоже, не проняла пламенная речь Маю.

Теперь Тахоми оправдывалась перед Маю, будто опасалась, что плохой ребенок взбунтуется.

– Ты твердишь о семейной чести… Да ты понятия не имеешь, с чем это едят! А теперь ты готова проглотить весь этот бред про Фрэю! Ты пользуешься обстоятельствами, чтобы оправдать себя! Как же ты… Я не узнаю Тахоми!

Из-за красноты оттенка белков выпуклые глаза Саёри казались неестественно воспаленными. Провада скрестил на груди свои небольшие руки. Безупречная одежда: однобортный жилет из мягкой шерсти с V-образным вырезом и ромбическим орнаментом, выглаженная хлопковая рубашка, пошитая на японский манер, летние джинсы с заниженной талией.

Женщина поднялась на ноги и подошла к Маю. Стала видна их разница в росте, незаметная, когда Тахоми надевала каблуки.

– Маю, я знаю, что делаю. Как ты думаешь, как я жила? Знаешь о моей матери? Быть может, ты мне расскажешь о ней и о её лицемерии?! Что молчишь? Нет, тебе нечего сказать! Я не хочу поступать, как поступала она, я хочу дать вам полноценное будущее, где будут иметь место настоящие чувства, а не это…

– Это – что? Ну давай же! Не молчи, тётя! – он наклонился над ней, вперившись в родное лицо жестким взглядом. – Хорошо, я отвечу вместо тебя. Это те же чувства, – прохрипел Маю полушепотом, женщина, наоборот – вскинулась и повысила голос:

– Чувства, да? – пухлые руки вцепились в его плечи.

– Где Янке, а Фрэя? Посмотри, мы остались одни с тобой, – Маю сверху вниз наблюдал за переменами на её лице, окатывая женщину ледяным взглядом. – Хочешь, чтобы я уехал?

– Янке сейчас в Нагасаки, – отрезала Тахоми. – Он не большой поклонник сумо, к тому же кому-то ведь надо кормить Морфея, – резонно подметила японка. Маю показалось, будто она пыталась защитить себя.

– Исчез из твоей жизни, мм? – оставив без внимания её заявление, напирал Маю. – Что же, я исчезну, только потом не надо слез… – там, где женщина сжимала свои пальцы, онемели мышцы, но мальчик не попытался высвободиться из хватки. – Всех этих глупых рыданий. С меня достаточно! Какой прок от твоих страданий? Я пойду в армию и сомневаюсь, что мне захочется еще когда-нибудь вернуться к тебе. А ты не жалей об этом. Не переношу всех этих женских истерик.

– Когда ты успел стать таким черствым, Маю? – осудила племянника японка.

– Когда? Плачу тебе разменной монетой. Услуга за услугу. Ты так старалась заменить мне обоих родителей, считая, что ты лучше справишься с их ролью… И я спрашиваю тебя, разве такое можно назвать справедливостью? Что в итоге именно твоё желание исполнилось. Я не знаю твоей матери, я с ней не знаком… я знаю только то, что ты мне сама рассказывала. С тебя недостаточно чувства вины? Ищешь на ком бы отыграть свою злость за безразличие матери?

– Ну всё, давайте забудем этот разговор, – вмешался Провада Саёри.

– Вины? – переспросила знаменитая мангака.

– Разве ты не испытываешь чувства вины за то, что всё так удачно для тебя сложилось?

Зрачки расширились, какое-то время она молча изучала мальчика, пока глаза не начали слезиться, и она быстро сморгнула.

Маю поднял кисть ладонью вверх:

– Вот видишь. Ты и вправду терзаешься чувством вины.

Безумные глаза, ранние морщинки вокруг век и гладкая кожа. Маю смотрел на её осунувшееся лицо, растрепанные короткие волосы, блестящие от обилия вылитого на них геля.

Она отпустила его рубашку.

– Ты не должен так говорить, – тихо пробормотала женщина. – Я так же тебе нужна. Но армия – это не выход. Ты можешь жить с нами, если захочешь… Я бы не хотела такого для тебя и мне, правда, жаль.

Саёри хмыкнул:

– Не переживай, для Эваллё расставание не будет таким тяжким, он займется спортом, как и намеревался, исполнится его мечта, он достигнет больших успехов, а ты будешь им гордиться. Разве это не счастье, видеть, что у дорогого человека всё хорошо, и он живет полноценной жизнью?

Маю так и не понял, кому предназначались эти слова, ему или Тахоми, но имя брата в устах этого человека прозвучало как жестокая насмешка и скрутило живот в неприятном спазме.

– Что вы, господин Провада, знаете о мечтах моего брата? – пробубнил себе под нос мальчик, подсматривая за щуплым японцем боковым зрением.

Провада приложил к шее галстук, накинул на голову петлю и подтянул узел.

– Надо позвонить Фрэе, – опомнилась Тахоми, от неё исходил едва уловимый аромат дорогих качественных духов и лака для волос… или геля, не важно. – Нужно предупредить её о соревнованиях. Возможно, у Моисея найдется свободная минутка посадить нашу девушку на самолет до Токио…

– Ах, он уже стал Моисеем… – мальчик распрямил спину.

– А разве его офис находится не здесь? – Саёри провел пальцами по щекам и подбородку, наверняка, помышляя о бритье, но Маю не мог не согласиться, что в последнее время этот человек стал выглядеть намного представительнее, в чем Маю ему даже завидовал. Наверное, тому что, не располагая завидной внешностью и врожденным обаянием, Саёри умудрялся загнать себя подороже. В самом деле, не могла же Фрэя польститься на дешевку, завернутую в заграничную обертку? По мнению Маю, так Моисей подходит ей куда больше.

– Ну, что скажешь, дорогой? Позвонишь своей сестре? – было видно, что Тахоми пытается как можно скорее отделаться от неприятного разговора.

– Да… я бы с радостью… я скучаю по ней, хотя мы не виделись каких-то пару дней. Без неё здесь не так оживленно, – не хотелось говорить всего этого при Саёри, этому человеку совсем необязательно знать, как он привязан к сестре и как ему на самом деле неуютно без неё. Отчасти тревога была вызвана еще и отсутствием Эваллё.

Оставив их вдвоем, Маю прошел в соседнюю комнату. С телефоном он не расставался ни на минуту, дожидаясь звонка от сестры или Янке, но пока что безрезультатно. Его так и распирало сорваться с места и вернуться в Нагасаки, словно там он оставил что-то очень ценное. Столько раз чесались руки первому набрать номер брата, столько раз он отказывался от этой затеи, столько раз переворачивался с боку на бок, пытаясь не думать о его бархатном голосе и ласковом шепоте. Мечтал, проснувшись, ощутить его теплое дыхание на своей щеке. Опустил взгляд на темно-синие джинсы, купленные по совету Тахоми и сейчас облегающие его худые ноги. Ему не понравилось, какой вульгарный у него вид со спины, и поэтому повязал вокруг пояса длинную цветастую рубашку, которую Фрэя эксплуатировала вместо халата. Что говорить, а чувство стиля Тахоми всё же удалось ему привить, хотя он до сих пор не понимал, зачем это нужно.

Саёри, вероятно, прав, и им с братом действительно станет легче, если один из них уедет. Видеть, как светятся глаза Эваллё, знать, что он покоряет рекорды и преуспевает в своем увлечении, воодушевляет других ребят… В Маю шевельнулась ревность. Эваллё его брат, только его. Но если Эваллё счастлив, то и он счастлив. Приблизительно это ему и пыталась втолковать Тахоми, а он лишь обозлился на неё. Он не предпринял ничего, что смогло бы сделать её счастливее, он лишь упорно стоит на своём, помышляя только о брате и пытаясь спасти их отношения, он совсем забыл о нуждах Тахоми, о том, насколько она нуждается в его поддержке. Он – мягкотелый слизняк, который может только злословить. Он и не думал, какой опасности подвергнется брат, если откроется их связь, о сестре он тоже забыл подумать, разве уделил он ей хотя бы грамм той любви, которую растрачивал на Эваллё? Он может только оскорблять Тахоми, но никогда не сможет утешить её. И теперь он вынужден покинуть эту семью. Но если он скажет об этом сейчас… Мысленно Маю уже видел, как брат приходит первым, как берет главный приз; и он не мог сейчас испортить Эваллё настроение своим признанием; пока нет смысла говорить о том, что скоро им придется расстаться; и более того он должен увидеть эти соревнования своими глазами. Пускай брат ни о чем не догадывается и спокойно побеждает. Маю считал себя осколком этой семьи, вынужденным на одинокое существование. Он не позволит Эваллё уехать. С сестрой и теткой его брат обретет себя. А он выйдет из армии и уедет далеко-далеко, найдет то место, где не будет осуждающих взглядов, где никто не вспомнит, кто он такой, где он сможет спокойно смотреть на солнце. Где-то очень далеко, на крайнем полюсе, где Эваллё не найдет его.