Камин-аут (СИ)

Отшатнувшись, как от пощечины, японка задрожала.

– Для кого лучше?

– Тебе нужна моя поддержка, иначе ты бы не согласилась на этот брак. Такой женщине, как ты, просто необходима опора в виде надежного мужского плеча, – как само собой очевидное великодушно пояснил Саёри.

– Боже мой… – раздраженно прошептала женщина, протянув руку за бутылкой. Отсутствующий взгляд упал на кольцо с морганитом, пальцы погладили серебряный ободок, сомкнулись вокруг стеклянного горлышка.

– Но если оставить Эваллё без присмотра, он почти наверняка вернется за братом, или сам Маю сбежит из дома. А если отдать Маю в японскую армию, там за ним какой-никакой, а будет пригляд, и видеться друг с другом им будет гораздо труднее, если не сказать, что это практически невозможно, – Провада протянул руку и погладил её по плечу, растирая кожу гибкими пальцами. – Так будет лучше для всех, – понизил голос до ласкового шепота. – Разве твоей сестре понравилось бы то, к чему все мы пришли? Твоё место здесь, рядом со мной, а не с…

– Я не могу, – Тахоми нервно сглотнула, устыдившись своей смелости. – Саёри, мы не должны так поступать, мы можем уладить всё мирным путем, – она подняла глаза на знакомое лицо. Нет, она, вероятно, ошиблась. Кто этот заносчивый человек, надутый от осознавания своего превосходства? Он ей незнаком.

Маю опустил взгляд, но от двери не отошел, ему стало обидно за тетку. Тахоми была сама не своя, она пыталась сбавить тон, замять резкость слов. Перед кем она пытается оправдаться? Сочувствуя суждениям Саёри, она осознанно унижает себя. Тахоми, знакомая Маю с детства, не осталась бы равнодушной, если кто-нибудь начал указывать ей, что делать. Уж она бы не стала терпеть чей-то диктат. Она бы не церемонилась с тем, кто оскорбляет её близких людей.

В щелке между косяком и дверью мелькнула её полненькая фигура. Неряшливой деревянной походкой, кое-как сгибая колени, с бутылкой в руках Тахоми пересекла гостиную. Маю казалось преступлением, что взрослая женщина не отдает себе отчета в том, как в конечном счете скажется на здоровье младенца избыток алкоголя. С тех пор, как Тахоми провела тест на беременность, она словно перестала быть собой.

– Отказываясь принимать мою сторону – единственный верный выход для нас – ты тем самым идешь у них на поводу. Они совершили преступление, и я могу подать на Эваллё в суд за совращение родного брата. А это статья по растлению малолетних, статья за сексуальное домогательство. К нему отнесутся более снисходительно, так как это его первое правонарушение, но я не сомневаюсь, что он станет уголовником… при таком-то воспитании.

Прозвучал звук пощечины, и Маю отшатнулся от двери. В голове пульсировала кровь, на зубах скрипела злость.

– Как ты смеешь мне угрожать! А что если бы это были твои собственные сыновья, которых бы я тебе родила?!

Тахоми больше не сдерживалась, глотая злые слезы, присела на диван и, закрыв лицо руками, судорожно вздохнула, растирая косметику по векам, будто так она могла успокоиться. Мальчик почувствовал что-то раздражающее глаза, что-то влажное щекотало щеку. Глазам стало горячо. Маю приоткрыл рот и ощутил на языке солоноватую влагу.

– Ты думаешь, я покрываю Эваллё? Полагаешь, мне так нравится, что он сделал?! – воскликнула женщина.

– Маю пора пожить самостоятельно, а за Эваллё мы как-нибудь присмотрим.

Их разлучат с братом, запретят им видеться, а его насильно запихнут в армию, в то время как Эваллё будут терроризировать здесь. Маю кипел от возмущения. Но тетя права, на её месте он поступил бы точно так же… если бы это были его сыновья. Которых у него никогда не будет. Любой нормальный человек сделал бы то же самое.

– Ты ведь знаешь, что Маю могут и не взять в армию, – донесся из-за двери приглушенный голос Тахоми. – Ты прекрасно это понимаешь.

– Именно потому он и не доучился в школе, что рядом с ним нет никакой дисциплины! Если он не может себя сдерживать, мы просто обязаны нанять ему психиатра! Это вполне очевидно, что ты защищаешь мальчишку. Но кому от твоей жалости станет легче? Я делаю это на благо ребят, в то время как ты думаешь, только как бы тебе оставить при себе чужих детей.

Женщина рванулась, но Саёри схватил её за локоть.

– Ты излишне самоуверенна да к тому же глупа. Кто поверит твоей так называемой доброте? Работаешь для них, заботишься, всё делаешь для них?.. А на деле-то питаешь к ним одну лишь жалость. Это не чуткость, это жестокость. А, потакая их капризам, ты делаешь из них слабовольных эгоистов! Думаешь, взяла над ними покровительство? Как же. Должно быть, ты не знаешь всего…

– А о чем я, по-твоему, должна знать?! – прохрипела японка.

– Ты совсем не знаешь своей племянницы. Не знаешь, какой она может оказаться изобретательной, если ей понадобится добиться мужского внимания, – плоский широкий тон заставил её содрогнуться. Тахоми застыла, ошеломленно взирая на возлюбленного.

Широко раскрыв глаза, с приоткрытым ртом Маю ощущал, как колотится в груди его собственное сердце.

– Что? – слова давались ей с трудом. – Что ты хочешь этим сказать? Мужское внимание? О чем ты? Зачем ей это нужно?

– Твоя драгоценная племянница, да-да… Ничего не понимаешь?

– Что я должна понимать, объясни, наконец!

– Она очень искусна во лжи. Ей нравится играть с людьми в игрушки. С чувствами людей. Возможно, это было и не запланировано, но, учитывая, какая в семье сложилась атмосфера…

– Продолжай, – едва дыша, пролепетала Тахоми.

– Но я не её отец, иначе бы я разобрался с ней.

– Что?.. О чем она тебя попросила?

Саёри не стал договаривать, но тетка поняла всё правильно, судя по её испуганно распахнувшимся глазам и дрожащей нижней губе, в этом можно было не сомневаться.

– Ты хорошо её научила, – обличительно выдохнул мужчина.

У Тахоми вытянулось лицо:

– В чем ты меня обвиняешь!? Я не учила её! Я что, похожа на совсем выжившую из ума!?

– Вот видишь, ты сразу поняла, что я имею в виду! Я не знаю в чем тут дело. Почему Фрэю тянет на мужчин постарше, может, в этом виноваты неуемные девичьи гормоны? – процедил Провада, сверля будущую супругу пронзительным взглядом.

Ложь! Саёри наговаривает на Фрэю! Какая низость! Маю аж весь затрясся от бешенства. Если он сейчас вмешается, то может не рассчитывать на поблажку ни для себя, ни для брата. Он может быть уверен, что и Фрэе достанется.

– Или ты и это считаешь нормальным? – говорил Саёри, когда дверь хлопнулась об косяк.

Тахоми тут же подобралась, закрыла рот, улыбка вышла рассеянной и диковатой. Саёри отпустил её руку и враждебно уставился на подростка. Над верхней губой влажно поблескивала кожа.

– Маю, ты проголодался? – брякнула Тахоми первое пришедшее на ум, не зная, куда деть глаза. Вид, как и голос у неё был подавленный.

– Господь с тобой, тётя, – издевательски прошипел мальчик, прожигая женщину осуждающим взглядом, будто сомневался в её психическом здоровье. – Мы обедали десять минут назад.

– Тогда что же? – нелепо улыбаясь, спросила японка, недоуменно вращая глазами. Лоб прорезали складки, как бывало всякий раз, когда она пыталась действовать в разлад со своими убеждениями.

– Где Эваллё?

– Он уехал, дорогой. У него скоро соревнования, ему нужно хорошенько потренироваться с ребятами.

Саёри отошел в дальний угол, изображая бурную деятельность, в то время как Тахоми присела на краешек дивана.

– Вы так уверены, что сможете нас разлучить? – скривился Маю, испытывая отвращение к этим людям, занявшим зал гостиничного номера.

– Маю, это на благо семьи. Если бы ты любил меня хоть вполовину так, как люблю тебя я, ты бы понял, почему я так поступаю.

Эти слова не вызвали бы в нем столько противоречивых чувств, произнеси их Тахоми.

– Господин Провада, как я могу любить того человека, который обвиняет мою сестру в домогательстве. Вы не мужчина и вы не достойны Тахоми-сан.

Саёри избегал прямого взгляда, но и не стремился закрыться от него.