Камин-аут (СИ)

Кинув в неглубокую яму злосчастную помаду, присыпала могилу землей и навалила сверху обломанных еловых веток. Расправившись с невеселым заданием, она присела рядом и уткнулась лицом в колени. Надо взять себя в руки.

Не удивительно, что Моисей просил её сразу не красить губы, якобы, чтобы не испортить макияж… Но он не предвидел того, что Минако соблазнится вкусным запахом, а горничная случайно наткнется на помаду, наводя порядок в комнате. Но был один неясный момент, Фрэя вспомнила об этом, подумав о горничной… Когда Икигомисске попросил свою хозяйку приодеть её в кимоно и ярко накрасить для ресторана, он попросил использовать только их косметику… Почему не предложил накрасить губы отравленной помадой? Боялся быть разоблаченным? Струсил? Конечно, он мог ударить её тогда в номере… Он проделывал это, и не раз, он сам об этом вспоминал. Он хотел разбить машину по дороге в кукольный театр. И мясо то наверняка оказалось отравленным, он мог спокойно впрыснуть яд после того, как Химэко поела, и смотреть, как Фрэя корчится на полу, смотреть, как медленно закрываются её глаза. Если бы тогда не стошнило проглоченным куском – лежать бы сейчас в земле вместо кошки. А себе он отложил нетронутый шмат и съел с большим аппетитом, дожидаясь, когда же она, наконец, отбросит коньки и перестанет мучить его и себя. И что же… Моисей задумал убийство с самого начала?

– Это самое лучшее, что у тебя есть? – Икигомисске с сомнением окинул беглым взглядом Фрэину одежду, разложенную на кровати.

– Ты помнишь, в этом платье я была на дне рожденье? – девушка сидела на подушке перед зеркалом.

– Еще бы…

– Его купил для меня Янке. А так же он оставил письмо, – она указала на белый конвертик с закругленными краями. Конверт лежал рядом с платьем. – Но в нем не оказалось ничего содержательного. Только одна визитная карточка.

– Визитка?

Фрэя поднялась на ноги и порылась во внутренних карманах своего жакета, выудив пластинку, протянула Моисею.

– «Перку Куокка. Нордеа Банк», – прочел Икигомисске и ничего не понял. – Финский… причем он здесь? Этот человек, Перку Куокка, родом из Финляндии?.. Тебе Янке её дал?

– Не знаю. Мой отец разыскивал этого человека в медицинских картотеках, – задумчиво проговорила девушка. – Перку Куокка часто снился ему. Сатин не нашел про него никакой информации, но был уверен, что Перку существует… хотя что говорить, мой отец был безумным и в своем безумии он утверждал это. Только я не представляю, зачем она мне нужна.

Фрэя повертела в руках вычурную визитку с переливающимися золотыми буквами и вернула в карман.

– Янке может пролить свет, когда мы с ним будем говорить, – безучастным голосом продолжала она, уже не веря, что сможет увидеться с Янке, – я спрошу об этом. Жаль, не открыла конверт раньше.

– У тебя есть время до ужина.

– Нет, надо готовиться. Ты ведь знаешь, что я за капуша. Нерасторопна до ужаса, – она, и правда, пребывала в состоянии, близком к ужасу. От взгляда на мускулистые руки, которые могли свернуть её шею одним рывком – прошибал холодный пот. Возможно, она нарочно мучила себя, сознательно играла со смертью, позвала Моисея и показала ему платье, и говорила с ним, стараясь продлить этот момент, когда каждая клеточка в организме сотрясалась от страха. Пытаясь отсрочить время ужина. Улыбалась и смотрела ему в глаза. Как хотелось верить, что это всего лишь сон! И Моисей такой, как всегда: неторопливый, обольстительный, чуткий, терпеливый…

– Ты поможешь мне одеться? – она продолжала опасную игру, она дразнила свою выдержку, дразнила прекрасного убийцу. И хоть голос её срывался, воля была непоколебима. – Знаешь, мне не нравилась музыка моего отца.

– Ты раньше не рассказывала о нем.

– Точно так же, как ты не говорил, откуда знаешь моих родителей, – Фрэя прошла к зеркалу и взяла в руки щетку, едва не выронив её из трясущихся пальцев.

– Почему ты заговорила об этом? – Моисей взял из её рук щетку и провел по распущенным волосам.

– Потому что в конце начинаешь задумываться о начале, – девушка нахмурила лоб, изо всех сил стараясь подавить панику: – Так все говорят, и я склона думать так же.

Если бы он столь внимательно ни присматривался к её губам и ни пытался понять смысл сказанного, то почти наверняка заметил бы, как дрожат её плечи.

Небо за окном из пурпурного становилось чернильным.

В комнате, где они обычно обедали, на столе громоздились подносы и бокалы, в углу курились благовония с приятным ненавязчивым запахом зеленого чая – ничего общего с помадой или лесным запахом самого Моисея. В вазах – свежие цветы и красные фонарики. В огромных окнах – темнота. Как на картине. На нем неожиданно вместо привычных халатов-кимоно был светлый костюм и черная рубашка, она облачилась в свое любимое платье с оригами и еще один давний подарок Янке, нижнее белье, стоивших немалых денег. Идеально.

– Гости скоро прибудут, выпьем пока вина, – Моисей вынул изо рта трубку и вытряхнул табак в ближайший горшок с декоративным растением.

– Мы не будем их ждать? – присаживаясь на колени напротив японца, Фрэя укрыла ледяные руки под столом.

– Будем, конечно. Они немного запаздывают. Ты превосходно выглядишь.

– Спасибо, – сказала своему мучителю, выдавливая едва ли не виноватую улыбку.

Моисей откупорил вино и плеснул рубиновой жидкости в два бокала.

– Красное вино к твоим волосам.

Не отравлено?

Фрэя крепче стиснула челюсти, чтобы они не клацали от внутреннего холода. Мужчина протянул один бокал, удерживая его на раскрытой ладони и сжимая ножку между пальцев.

– Ты оделся по-праздничному… Что отмечаем? – неживым голосом осведомилась девушка, принимая напиток из его рук.

– Фрэя, это твой праздник. Праздник твоей молодости и красоты, потому что они так хрупки… – поднося трубку к губам, кивнул на горшок, куда только что высыпал пепел, – как это растение, которое, возможно, в скором времени погибнет от токсинов, загрязнивших землю, когда я вытряхнул трубку.

Он видел девушку насквозь.

– Столько еды… Неужели ты приготовил всё это в одиночку?

– Заказал. Но ты права, это не умоляет их совершенства.

Моисей сделал глоток, после чего, давясь и задыхаясь, Фрэя проглотила свою порцию. Всё до дна, даже если там один миллиграмм яда, она его выпьет. Вино оказалось холодным и пресным, но жидкость смягчила замерзшие внутренности, и девушка более смело обвела комнату глазами – эта комната изменилась так же, как и сам Моисей, каждый раз предстающий в своем новом воплощении.

– А ты постарался сделать этот ужин незабываемым. Но, несмотря на это… Моисей, ты все равно остаешься главным украшением. И мы по-прежнему ждем твоих таинственных гостей, – нарочито беззаботным жестом Фрэя подхватила бутылку и отлила себе еще половинку. Она приспособилась держать бокал таким же образом, как и Моисей. Пускай, хоть что-то, хотя бы такая маленькая деталь, но будет объединять их. Напоследок.

Раздавить его прямотой и откровенностью, сразить стойкостью.

Она хотела увидеть братьев, даже тетку. Янке, который, возможно, знает, кто такой Перку Куокка. Еще один глоток.

– Моисей, я не понимаю только одного… – опустив взгляд, она вздохнула и поставила бокал на стол, снова подняла глаза: – Почему ты потянулся к оголенным проводам, если знал, что выключатель под напряжением? – она смотрела на узкое лицо, с более тонкими скулами, чем у японцев, со слишком изящными чертами для заместителя директора.

– Мне нужно было отвести от себя подозрения. Изначально ток предназначался для тебя. Ты тоже могла нажать на кнопку, я собирался попросить тебя об этом… – глядя ей в глаза, размеренно говорил мужчина, которого она думала, что знает. – Мог попросить зажечь свет, потому как у меня на руках спал ребенок. Но я передумал в последний момент. И тогда в кукольном театре ты была на волосок от гибели, если бы прошла дальше по коридору – лезвие отсекло бы твою голову. Там прятался один человек… тот актер. Он поджидал тебя.