Камин-аут (СИ)

Слушая вступление первой песни с множеством ритмичных постукиваний, Фрэя разломила свое печенье и вытащила рисовую бумагу, скрученную трубочкой.

Голос Танго оказался высоким и заливистым, немного детским, а иногда – грудным и глубоким.

«Всё, что было некогда потеряно, не обретется вновь; но возвратится к вам троекратным числом. Вас благословляют боги».

Фрэя перечитала записку пять раз, но смысл сказанного так и не дошел. Пророчество нельзя воспринимать буквально. Девушка провела кончиками пальцев по пропеченной бумаге. Что это значит? Что было потеряно? Оно будет возвращаться каждый раз по три или обнаружится пропажа чего-то, состоящего из трех?.. Чего три? Три брата, свата, три семестра, три года? Девушка вздохнула и, завернув бумажку, спрятала в кулак.

Но хорошо, это еще можно понять, но при чем здесь точка с запятой? Первая часть предсказания противоречит второй, а третья уж ни в какие рамки не лезет! При чем здесь боги?! И какие боги: Будда, Махамед?.. Девушка еще раз вздохнула.

После веселой песни последовала электронная партия и слова, растянутые в слоги. Определенно Маю в этом что-то понимает: материал сырой, но необычный и явно требующий внимания – как любил повторять младший брат.

Топиас съел пророчество и запил пивом, так и не узнав, что ему уготовила судьба. Семен долго хохотал над своим пророчеством, которое пошло по кругу, вызывая у сидящих улыбки:

«Право, если не пить,

что останется в суетном мире

для такого, как я?

О песчинки вечности, люди,

сожаленья ваши напрасны!

Ёсии Исаму».

– За твое здоровье, Тахоми-сэмпай! – Семен поднес к губам фужер с ликером. – Чтоб тебе еще собрать нас здесь на свое семидесятилетие!

Сейчас начнет искать что покрепче. Ликер на столе был в основном из-за Маю.

Уже поднабравшийся Велескан покатился со смеху, грубому и пьяному, и жахнул кулаком по столу, грохот подавила партия ударника. С раздражением Фрэя глянула на Д’Арнакка.

«Ты на ложе простерт,

но взгляни сквозь стеклянные сёдзи –

разве не для тебя

зеленеет первая травка,

возвещая весну и радость?!

Нагацука Такаси».

Янке завернул листок и, как только закончилась песня, вышел покурить, а заодно и спалил бумажку. Девушка не знала, что было там написано за пожелание, ну судя по лицу парня, ему это не очень понравилось.

*

Янке наблюдал за сестрой Эваллё, лежа в шезлонге. Вытянув ноги, Фрэя раскинулась в шезлонге слева. Под навесом скворчало масло на раскаленных углях, пахло соусами и маринадом. Ветер раздувал стойкие запахи мяса по всей поляне. Группа развлекалась в павильоне.

– Фрэя, снимок на память, – над девушкой навис Эваллё, отбрасывая на неё тень. В руках старший брат держал камеру. – Давай, вместе с Янке! Хочешь всё торжество проспать? – Холовора усмехнулся и направил на неё объектив.

– О, черт, Эваллё… отстань… – Вслед за Велесканом девушка набралась лишнего, а жаркий апрельский день и вовсе разморил.

– Не упрямься, ты у нас любишь фотографироваться. – Похоже, Эваллё получал настоящее удовольствие от сегодняшнего дня. Спорить с ним сейчас все равно, что с пьяным.

Девушка неохотно пересела на край и протянула Янке ладони. Парень встал рядом с шезлонгом и взял Фрэю за руки.

– А теперь посмотрите друг другу в глаза, – ликуя, Эваллё отходил дальше, подбирая более удачный ракурс. Снимки посыпались один за другим. С незначительными изменениями в позах. – Не переживайте, я умею обращаться с этой штуковиной.

– Куда нам столько фотографий? – Янке улегся на соседний шезлонг.

Фрэя разделась до купальника. Подойдя к сестре, Эваллё провел рукой по её спине и что-то прошептал на ухо. У них незначительная разница в росте и почти одинаковое телосложение, если не принимать в расчет мускулатуры Эваллё. Точно брат и сестра, вот только сейчас ведут себя совсем не как близкие родственники. Янке был уверен, что каждое действие Эваллё было направлено на то, чтобы заставить его ревновать.

– Тахоми просила, чтобы фотографий было как можно больше. Я не стал вникать в подробности, – Эваллё выглянул из-за волос сестры и, поглаживая её шею, немигающим взглядом окинул Янке.

Девушка обняла брата за талию одной рукой:

– А что тебе попалось в печенье? Там была монета с драконом… Кому она досталась? А у кого-то должна была оказаться пустышка.

– Драконы утаскивают девушек и стерегут награбленные богатства. Особенно они любят девственниц, – Эваллё смотрел на молчащего Янке и блуждал рукой по спине младшей сестры. – У азиатских драконов черная кровь, а красавицы обычно достаются ползающим драконам.

– Всё ты прикалываешься! – Фрэя шутливо оттолкнула брата.

*

Танго решила искупаться, после чего пропустила пару стаканчиков сакэ и взялась за гитару. Из павильона непрерывно громыхала музыка, ближе к ночи там устроили вечеринку. На воде когда-то был построен деревянный настил с черепичной крышей на подпорках. Кто хотел, с бокалами или тарелками, выходил танцевать прямо к воде. Деревяшки под ногами поскрипывали, а красная крыша казалась в темноте черной. Японцы, проезжающие мимо, видели аршинную надпись поздравления над входом в павильон.

Девушка спела грустную и длинную песню зычным хорошо поставленным голосом, выдавая тревожные дрожащие трели, завышая голос и понижая, так словно она могла сорваться в любой момент. Фрэю эта песня тронула до глубины души. Позже Маю сыграл несложную мелодию, которую они мурыжили всю последнюю неделю. Когда наступила тишина, Тахоми попросила внимания. Акихиса, Рокуро и Танго благоразумно предпочли выйти покурить.

– Я позвала только самых близких мне людей, – руки мелко дрожали, ей приходилось делать между предложениями большие паузы. – Мне нужно с вами поделиться кое-чем. Именно поэтому я не стала приглашать своих коллег, – она быстро взглянула в сторону Саёри.

Тахоми обхватила ладонь Провады, вероятно, ища в нем поддержку.

– Фрэя, подойди, пожалуйста, ко мне, – попросила она племянницу.

Окинув присутствующих взглядом, Фрэя убрала с коленей полотенце и встала из-за стола. Ситцевая кофточка была неаккуратно застегнута, и сквозь неплотную вязку проглядывал лифчик от купальника. Тахоми тут же вцепилась ей в запястье холодной влажной рукой.

Висела такая реальная тишина, что любое её нарушение показалось бы чудовищным.

– Валь, Маю… и ты, Катриина, я говорю это в первую очередь для вас.

Парни переглянулись. За столом осталось сидеть шесть человек, кто со своим стулом отодвинулся подальше от белой скатерти, кто – наоборот, навалился на стол.

– Сейчас мои дела идут весьма успешно, я довольна своей работой… Я не хочу, – женщина проглотила комок и отхлебнула ликера, – чтобы работа мангаки отнимала у меня семью, но в то же время я не хочу, чтобы моя семья становилась помехой рисованию. Валенька…

Эваллё отвлекся от своих мыслей и взглянул тетке в глаза. Он сидел, со сцепленными ладонями, опущенными на колени.

– Саёри… если вы скажете мне, я так поступлю. Я думаю, что смогу так поступить.

Слова давались с большим трудом, и Провада не смел её прерывать.

– Я могла сказать об этом и раньше, но оттягивала, не решалась, хотела сказать при всех. Дело в том, что я жду ребенка. Это уже подтвердил врач. Даже тебе, Саёри, я не говорила.

У Фрэи вытянулось лицо, Эваллё приоткрыл рот, Семен удивленно присвистнул.

– Отец ребенка – человек, который сейчас стоит подле меня, и будет справедливо, если он станет членом нашей семьи официально. Извини, Саёри, об этом я тоже молчала. Но если кто-нибудь из вас будет против… я соглашусь пересмотреть…

– И думать не смей! – вскочил Эваллё. – Радуйся, тетя, что теперь у тебя будет ребенок от любимого человека. Но, чтобы я больше не слышал от тебя подобной мерзости! – парень вырос перед ней, как мачта, и сжал руками её круглые плечи.