Эсхатология

— Мудрые слова! — проглотив застрявший в горле комок, выпалил Серг на одном дыхании, радостно оживляясь. — А может, господин теперь желал бы развлечься?

— Я никогда не находил удовольствия в казнях, ты же знаешь.

— В этом-то вся ваша беда.

— Лучше пойдем, займемся приготовлениями, чувствую, наш доблестный разведчик, если и возвратиться, не порадует нас ничем хорошим.

Наконец, они повстречались.

В их встрече не было ничего эпического, патетического, достойного упоминания.

Наоборот, все сложилось как нельзя буднично, до неприличия приземлено и банально, стороны просто устали от ожидания. И все же.

Никто не чинил препятствий, когда Сандр в сопровождении горбатого Рома, затравленно озираясь по сторонам, пересекал площадь. Величие неизмеримо древнего Мора, уходящего своими корнями в такие гудящие бездны, при одной мысли о которых парализовало рассудок, и отнимались конечности, ложилось на плечи юноши неподъемным грузом, давило тоннами костей, каменных глыб, тысячелетий.

Внутренне содрогаясь, он заставил себя глядеть вниз, сосредоточившись на том, как переставляются ноги, чтобы не замечать застывших в опасной близости слева и справа колоссов-истуканов. Ему казалось, что он уже слышит, как хрустят, с натугой поворачиваясь, жилистые шеи, пристальный чуждый взгляд коронованных нелюдей впивался в затылок.

Стрельчатая арка, всхлипнув ржавыми петлями, поглотила и выплюнула их в кишку внутреннего двора, где уж застыл по стойке «смирно» почетный караул, державший в вытянутых лапах пищали. Все как на подбор высокие, статные на свой лад, бугрящиеся чешуйчатой мускулатурой, с подвешенными на перевязи зарядами и короткими топориками за поясом, нерожденные произвели должное впечатление на Сандра. Завывавший загнанным зверем в колодце глухих стен строений ветер развевал яркие ленты, привязанные к железным наплечникам и налокотникам, звонко звенел кольчужными юбками стрелков.

— Сюда, господин, — тихонько потянул за рукав Ром.

Они поднялись на несколько этажей, отчетливо слыша взволнованное дыхание затаившихся за крепко запертыми дверями, и, откинув тяжелую алую портьеру, ступили в круглую залу.

Невзрачный, похожий на тощую крысу в траченной молью душегрейке служка складывал в тюки сорванные гобелены, другой — меланхолично мел пол; бросив свои занятия оба тихонько, бочков, скрылись в дальнем алькове, оставив их вчетвером.

Сандр скользнул беглым взглядом по какому-то синюшному, полузадушенного вида ребенку, что с птицей примостился на большом для него троне — должно быть сын Веты, отметил он, — и более не задерживаясь, остановился на втором из поджидавших. Таинственное зловещее исчадье зла на деле оказалось самого заурядного вида мужчиной средних лет, темные с проседью волосы подстрижены коротко, лоб пересекает давнишний рваный шрам, прямой нос, тонкие сжатые губы, в отвороте одежды виден выпирающий кадык и торчащие ключицы. Ничего необычного, и впрямь, никто не говорил, спохватился он, что Вета обладает видной внешностью или что Покровитель и Укрыватель уродов сам является нерожденным. Одежда его правда заслуживала отдельного разговора, но не более чем присущей ей нелепостью: собранная из скрепленных шнурками кусочков какого-то пузырящегося черного материала, отчего-то рождавшего воспоминания о той тягучей болотной жиже торфяных болот, раскинувшихся на многие верста окрест Мора, там, где его предали, внезапно мрачно подытожил Сандр. Данный мужчина стоял, положив затянутые в перчатки ладони на рукояти серебряного куба, поверхность которого покрывали перевернутые колбы и колбочки, временами доносился треск, и между ними возникала светящаяся голубая дуга.

Какое-то оружие, догадался Сандр. Боятся гниды, с удовлетворением подумал он, позволив легкую улыбку. Мужчина удивленно наморщил лоб, отчего шрам побелел нечестивой меткой изверга. Опасается, но не станет пускать в ход. Пока не станет. Ему так же должно быть любопытна личность палача, самому прочитать приговор в очах рока. Однако пора представиться.

— Повелитель нерожденных, я — Сандр, князь Древоградский по праву наследия и милостью Грезящего командующий армией Похода Веры, победитель Падшего Бога, гроза городов, нив, селений и прочее, приветствую тебя, — объявил Сандр, гордо подбоченившись и выставив вперед ногу.

После паузы, которая длилась больше, чем того позволяла вежливость, мужчина смущенно кашлянул и выразительно всей мимикой лица указал на дитя, давая понять, кто истинный хозяин.

Тот, которому Сандр не посчитал нужным уделить внимания, сидел неестественно прямо, положив руки на подлокотники, бельма алмазов поблескивали, ястреб, казалось приросший к плечу, так же сохранял полную неподвижность, неотрывно буравя цепким взором вошедших.

Сандр опешил.

И вот теперь в круглом зале, где пылинки танцуют в ритме слышимых только им одним аккордов, в падающих из-под потолка лучах света, зале, где в былые времена прислужники королей-вампиров предавались отвратительным ритуальным оргиям к вящей славе Мертвого Бога под какофонию оркестра, в зале с каменными плитами, где еще раньше тикал гигантский механизм, в зале многострадальном этом воцаряется тишина.

Молчат все; Серг — настороженно, пристыжено — Ром, Вета — выжидающе, Сандр — изучающее. Ему, как виновнику и разрушить неловкое молчание первым.

— Хм, так вот ты какой, ненавидимое всеми пугало, вершитель гнусных дел, злодей, палач, детоубийца и грабитель — жалкий недокормыш-инвалид. Угроза мирозданию, что за бред! Я ожидал большего. Должно быть я ошибался. Пошли отсюда, Ром.

— Так вот ты какой, выращенный мне на погибель герой, — эхом отзывается Вета. — Что ж, привет тебе, растерявший победоносную армию и отказавшийся от другой, юный князь далекого заснеженного Древограда, полюбовник Костяной Жницы. Минуя неизбежную в таких делах стадию взаимных оскорблений, продолжим нашу церемонию. Итак, перед тобой действительно тот, о ком ты столь нелестно и беспричинно отозвался. Мне так же не ясны мотивы твоего сомнения относительно моей личности. Ее может удостоверить Серг, — он слегка махнул рукой назад, мужчина со шрамом поклонился, — которого ты любезно, хотя и незаслуженно приветствовал первым. На самом деле Серг — мой доверенный советник, недавно едва не потерявший способность что-либо советовать вообще, но вновь чудесным образом обретший ее, — впервые Вета позволил проявление хоть каких-нибудь эмоций, свойственных человеческому существу, а не бездушной статуи, улыбнувшись. — О, а ты, как я вижу, привел недостойного перебежчика, — Ром проворно спрятался за спину Сандра. — Остерегайся слуг, чья преданность покупается столь скоро.

— Не довольно ли? — раздраженно вспылил Сандр. — Уж перед лицом грядущего возмездия оставил бы лукавые и лживые речи, калека!

— Калека?! — Но ведь это ты сотворил меня таким, каков я есть! Ты вырезал и сожрал мои глаза, когда я еще мирно покоился в теплой колыбели! Что сделал тебе я, всего лишь невинное дитя преступной любви и холодного расчета, чем прогневил — жаждой жизни? Еще в утробе вскормившей меня я чувствовал обжигающие волны бушевавших вокруг страстей. О, я хорошо познал природу той, что носила меня, изнанку так сказать в прямом и переносном смысле. Но будучи изгнанным в небытие, я разделил с ней все муки, всю пропасть боли и безысходного отчаянья, как воздаяние за несовершенные мною грехи. И я бежал, продрался через тлен, пласты земли и цеплявшиеся когти мертвецов к свету, слыша вдогонку проклятия брошенной кормилицы. Потому что у меня была цель, и я не мог оставаться вечно с ней там, как она того хотела. Она не желала делить меня ни с кем. Тем более с другой женщиной.

Мне удалось родиться вновь, но когда я только обрастал нежной плотью, уже ты, как какого-то преступника вновь лишил меня права на полноценное существование, едва не убил, низверг до беспомощного состояния, которое мне пришлось так долго преодолевать, скитаясь по свету. Когда-нибудь я обязательно поведаю миру сию печальную историю в назидание человеческой жестокости, — странное дитя не двигалось на своем троне, голос его был спокоен, но жег сильнее раскаленного бича, обличал, срывая одежды. Только пробивавшаяся хрипотца выдавала те глубоко скрываемые боль и волнение, с которым Вета вновь переживал события тех дней.