Камин-аут (СИ)

«Сложно одному воспитывать ребенка?»

– Я не один, не забывайте о дедушке с бабушкой.

«Как вы думаете, я ей понравлюсь?»

Моисей сбавил скорость и посмотрел на Фрэю, и вновь на дорогу.

«Надеюсь, я не похожа на вашу покойную жену?»

– Вы слишком молоды. Она была намного старше.

«Она была красивой?»

Девушка следила, как на его лице расцветает улыбка. Вспоминая о жене, он смеялся. Возможно, Моисей был счастлив с ней.

– Вам бы она представилась безобразной. Она – альбинос, – морщины на лбу разгладились. – Моя жена любила трудности, любила их создавать, она не работала, днями гуляла, голову себе забила приключениями. Она не могла усидеть на месте и пяти минут, всё время лезла куда-то.

«В лес? В горы?»

Глаза постепенно закрывались. Что говорить, она проснулась сегодня в три часа и уже не смогла заснуть. Похоже, она переволновалась накануне поездки. Вчера весь день крутило живот, словно перед экзаменом. А может, она до сих пор не отошла от всех этих школьных тестов, из-за которых едва не осталась на второй год. Еще пыталась следить за дорогой, но понимала, что заснет прямо посреди разговора. Листы бумаги пристроила на коленях, чтобы успеть записать вопрос, прежде чем тот вылетит из головы.

Музыкальный голос Моисея убаюкивал:

– В воду. Преимущественно, это была вода. Я боялся, что она провалится под лед… я всё время боялся за неё.

За окном расстилалась обширная долина. С редкими клочками прошлогодней травы, отрезками влажной земли, заросшей цветами, похожими на лилии с круглыми лепестками; цветы пробивались на свободу, преодолевая липкие сугробы – не чудо ли? Сеть ручьев венчали деревянные помосты и чайные домики-беседки, бег воды колебал высоченные погнутые травы цвета засохшего гороха, вдалеке трясся на ветру облезлый лес. Ограждение, конечно, не позволяло разглядеть долину как следует. Моисей, видя, что она засыпает, не стал заворачивать, продолжая ехать прямо. Однако у японцев своеобразное понимание красоты. Помнится, она позаимствовала это суждение из японских сказок. Неожиданно для самой себя, проезжая мимо, Фрэя оценила всю притягательность здешних полудиких красот. Тут любой обрел бы умиротворение.

«На кого из вас двоих похожа Химэко?»

– На меня, но в ней, несомненно, есть что-то от матери.

Под его негромкое бормотание Фрэя благополучно задремала.

Проснувшись, Холовора с удивлением обнаружила, что сидит на переднем сиденье белой громадины, сжимая в руках остывшее пальто. В салоне ощутимо похолодело, печка больше не согревала ноги. Недоумевающий взгляд задержался на Моисее.

– Фрэя, – тронув девушку за плечо, он медленно отстегнул ремень. – Вы свободны.

– Мы приехали?

Моисей на мгновение прикрыл свои необыкновенные глаза, похожие на китайские фонарики. Выходит, да.

Фрэя успела заметить, что его взгляд не меняется, что бы ни происходило вокруг, значит, он так привык ко всему, что с ним происходит, и уже перестал удивляться.

Дождавшись, когда девушка застегнет пуговицы, Моисей выбрался из машины и вытащил её багаж. Делал он всё с явным нежеланием. Похоже, он помимо прочего еще и ленивый. Невольно почувствуешь себя не к месту. На её вопросительный взгляд, Икигомисске лишь вежливо улыбнулся, что могло означать что угодно.

Расставаясь с нежеланием вновь натягивать пальто, девушка спрыгнула на землю и едва не задохнулась от порыва ледяного ветра.

– Будьте осторожны, здесь гололед, – видя, что она не поняла последнего слова, мужчина направил палец в землю, – ледяная земля.

В свете дня его волосы выглядели как талый снег, только намного розовее – среднее между светло-каштановым и румянцем на щеках. Рада бы сказать точнее, только не думала, что так сложно подыскать подходящие слова, способные описать этот цвет.

Уже знакомый дом с черепичной крышей-пагодой, низкое крыльцо с одной ступенькой и деревянная веранда, огибающая дом по периметру.

– Поднимайтесь в дом, Фрэя, – мужчина отпер дверь, пропуская гостью вперед.

Низкая притолока в прихожей вынудила склонить голову.

– Прошу меня извинить, я пойду потихоньку… мне нужно затворить ворота, и тогда я занесу ваш багаж.

Часы на табло аэропорта, когда она спорила с Саёри и теткой, часы на запястье Моисея, тикающие часы у него в гостиной, крошечные золотые часики – в отведенной для неё спальне, звук тиканья в глубине дома, часы с заводным механизмом на кухне. Она не помнила, что происходило между этими промежутками времени.

Если по дороге сюда Фрэя рассчитывала, что Моисей на протяжении её пребывания здесь будет развлекать гостью, то она глубоко заблуждалась о манерах хозяина. Но сейчас девушка даже была рада такому повороту – можно было от души выспаться и побездельничать. После экзаменов в новой школе понадобится не один день реабилитации, чтобы привести мысли в порядок.

Проспав до вечера, девушка перекинулась парой фраз с Тахоми по телефону, после чего покинула комнату, предоставленную в полное распоряжение. Слоняясь по дому, Фрэя нашла Моисея в дальней зале, в самой теплой и темной. Задвинув скользящие двери, гостья посчитала себя в праве зайти без стука, и нельзя сказать, что мужчина сильно обрадовался такому вторжению.

На полу были расстелены ковры, на стенах – японская живопись, пейзажные зарисовки тушью и маслом, гравюры «укиё-э », у стены – бумажные перегородки «фусума», с изображенными на нем гейшами, пьющими чай. В комнате не было окон – и стояла ароматная дымка. Моисей сидел на полу и раскуривал тонкую трубку, перед ним на переносном столике лежал черный ноутбук. Здесь этот предмет выбивался из общего ансамбля. Хозяин дома успел переодеться в утепленное юката [юката – это легкое хлопчатобумажное кимоно следует запахивать слева направо, левой стороной на правую]. Сквозь треугольный вырез Фрэя наблюдала смуглую кожу его груди.

В этой комнате в своих вытертых на заднице джинсах и двусторонней кофте с Кинг-Конгом, одетой наизнанку, девушка чувствовала себя, мягко говоря, чудаковато. На ноги Моисей натянул просторные штаны с завязками на щиколотках. Несмотря на холодное время года, он ходил босиком. Возможно, под полом дома было устроено отопление. Ну сама-то она пришла в любимых носках.

Бумаги в комнате не обнаружилось, и девушка стала оглядываться по сторонам в поисках того, на чем можно малевать. Взгляд снова задержался на гейшах. Казалось, расстегнутые одежды могут в любой момент соскользнуть с их округлых плечей. Моисей развернул к ней ноутбук, на экране мигал курсор. Клавиатура была чисто англоязычной. Какой же кошмар, когда не можешь говорить на родном языке! Вслух!

Она набрала:

– «Что вы делаете?»

– Курю.

– «Я это поняла»

– Я раскуриваю опий, если вас это волнует.

Моисей посмеялся над возмущенным выражением её лица.

– «…полутемные задымленные помещения, голые гейши… опий, сладковатые запахи. Вы – не унывающий человек. Могу я навести у вас порядок прямо сейчас?»

Мужчина приглашающе развел руками.

В первую очередь, отобрала у него трубку, затем опустила в глиняный горшок и закрыла специальной крышкой с отверстием. Вероятно, он не будет против, если позволил забрать у себя трубку.

– Фрэя, успокойтесь, я же не травиться собрался. В малых количествах, в очень маленьких…

Девушка быстро набросала текст:

– «Мне все равно, в каких количествах. Дело ваше. Не можете себя сдерживать? Нет силы воли?»

– У меня есть сила воли и больше чем у других.

– «О чем вы думаете, беря в рот эту дрянь? Вам нравится это, да? Этот запах? Все мужчины думают только об удовольствиях?»

– Не так уж вы разборчивы в этом, да? Вам понравился этот аромат.

Да пускай катится ковром… или веером, как ему там больше нравится.

Моисей засмеялся, мягко прищурив глаза.

– Прошу меня извинить. Я – опиумный курильщик. Могу предложить вам чаю или вас устроит что покрепче? Хозяйка приготовила нам ужин. Должен вас уведомить – звонила Тахоми, я записал её звонок на автоответчик, – с этими словами Моисей положил на стол свой мобильный телефон. – Кто знает, насколько богатое воображение у вашей тети, любой бы человек на её месте уже насочинял бы, как мы с вами тут кувыркаемся.