Камин-аут (СИ)

Чан с водой стоял у деревянной перегородки с прибитой к ней полкой – тут вперемешку громоздились пузырьки, баночки и мочалки. Ближе всего была мыльница с увесистым куском мыла, пахнущего клубникой со сливками. О, мужчина со слабостями…

В крупный зазор между перегородкой и крышей виднелось темно-серое небо. Сыпал снег. Желудок перестало скручивать, в воде даже удалось расслабиться и подремать.

Потемнело. Вода еще была теплой, но не настолько, чтобы в марте купаться в помещении, куда проникал холодный воздух с улицы.

– Привет, дорогая, как ты там? – раздался в трубке веселый голос Тахоми.

– Без тебя я тут, – огрызнулась Фрэя с охотой поругаться.

– А мы ходили сегодня в театр, вам тоже необходимо там побывать!

– Кому это «вам»?

– Тебе и господину Икигомисске. Я скажу ему, чтобы сводил тебя в театр.

– Перестань решать за других людей. Он сам всё решит.

– А что у тебя с голосом? – проигнорировала последний выпад тетя. – Ты хрипишь? Что он с тобой сделал?

– Ничего он со мной не сделал. Только не надо теперь лицемерить. Думать надо было, куда отправляешь меня и с кем.

– Я беспокоюсь, родная. Я отправила в гости к неженатому японцу свою драгоценную племянницу совершенно одну, мне не следовало так поступать.

– И я об этом, впрочем… поздно ты хватилась, тетя.

– Значит, всё-таки что-то было? То, что произошло между вами…

Фрэя её перебила:

– Прошу тебя, перестань… Этот сраный разговор меня бесит.

– Как ты разговариваешь со мной?! – голос Тахоми зазвенел. – Я тоже не барахло! За что ты накричала на меня?

– Я не кричала на тебя, я даже не повысила голоса. Видит Будда, я только сказала, что этот сраный разговор меня бесит.

– Ну, милый, послушай меня, – смягчилась тетя. – Я положила тебе в чемодан презервативов, ну, знаешь, женских… Они хорошие, – теперь Тахоми говорила неуверенно, а когда она говорила неуверенно, то почти всегда начинала бубнить себе под нос.

– Знаешь что!?.. Мать твою!.. – девушка облокотилась о край чана и резко отвела со лба мокрые волосы. – Что он подумает обо мне, если увидит их в моем чемодане?! На кого я, по-твоему, похожа?! На ебанашку?! Да мне по барабану, что у него между ног болтается!

– Выбирай выражения, Фрэя. Мне не нравится, как ты стала разговаривать.

– Ты не можешь мне указывать всю мою жизнь. Давай! Иди к своему Саёри! А меня не трогай!

– Фрэя… – укоризненно прошептала тетя.

– Господи, ты отвяжешься уже от меня, нет?! – со слезами в голосе прорычала девушка. – Я устала, дай мне надышаться воздухом без тебя!

Девушка вырубила телефон и зашвырнула куда-то во двор. Из-за перегородки было не видать, угодил ли мобильник в лужу. Со вздохом привалилась затылком к краю чана. Единственный позитивный момент, благодаря этому звонку она напрочь забыла про гнилое мясо. Вода начала подстывать, но вылезать не хотелось. Быстро вымыла голову, смывая шампунь водой из ковша, и протерев шею и грудь губкой, расслабилась. Девушка почувствовала чье-то присутствие, кто-то стоял у неё за спиной. Её пробрал озноб. Медленно обернувшись, она оторопела.

– И долго вы стоите тут? Да, Господи, я же голая совсем…

– Нет, не долго, – спокойно откликнулся Моисей. – Вообще-то я принес полотенце, а вы не услышали мое приближение, я не хотел вам кричать, но вода могла совсем остыть, – разъяснил он, разворачивая огромное махровое полотенце.

Холовора отвернулась. Внутри у неё клокотала ярость, но вместе с тем и еще что-то, что-то тревожное и приятное.

– Просто скажите, необязательно подкрадываться.

– Еще раз извините, в следующий раз, я так и сделаю, – последнюю фразу, конечно, он не мог прочесть по губам, так как Фрэя повернулась к нему спиной.

Что поделать, она не привыкла, когда без стука заходят в помещение, где она моется. За исключением одного-единственного места на земле – сауны, а здешние нравы… это, пожалуй, иного сорта пироги.

– Вас больше не мучает тошнота?

– Нет. Спасибо моей тете, – она всё же обернулась на него, колеблясь, а потом протянула руку за полотенцем. Вручая которое, Моисей склонил голову и отступил.

Пока Фрэя выбиралась из воды и обматывалась полотенцем, Икигомисске не стремился подойти ближе. На его же счастье. Хозяйственное мыло наносит чувствительные удары по почкам.

– В мыльной воде ничего не видно, не беспокойтесь, – медленно произнес Моисей тихим напевным голосом. – А вода была такая холодная, – он опустил ладонь в кадку, когда Фрэя уже обувалась. – Просто скажите, необязательно притворяться, – на тонких губах появилась улыбка.

– Вы повторяете мои же слова, – греясь о полотенце, фыркнула девушка.

Усмешка в его исполнении не имела ничего общего с оскорблением.

– Одевайтесь, ваша одежда дожидается вас в комнате.

Улыбаясь непостижимым мыслям, Икигомисске прошел совсем близко, рассеивая запах кожи – запах елового леса, запах талого снега. А Фрэя задумалась о том, как много он успел увидеть, пока она пребывала в воде. Фрэя хотела уже поинтересоваться, но Моисей, словно предугадав её реакцию, растворился в темноте дома.

*

Утром в последнее воскресенье марта Фрэя проснулась на мокрой простыне. Спросонья сбросила одеяло на пол. Спала она на настоящей деревянной кровати, простыню которой умудрилась измарать менструальной кровью.

– О, чё-орт!

Пижамные брюки тоже были запачканы, а соответственно, и трусы. Возможно, именно поэтому она была взвинчена накануне, и мясо было вовсе не порченным, а Тахоми подвернулась под горячую руку. Фрэя попробовала взять себя в руки, вот что неясно, как срок подошел так скоро, вроде бы две с чем-то недели назад… Наверное, слишком переволновалась из-за поездки на Хоккайдо, а вчера был эмоционально насыщенный день. Вот поэтому она так не любила неожиданные вспышки своего ненормального организма – теперь придется всё это объяснять Моисею и еще не забыть упомянуть то, что она совершенно не позаботилась о своих женских делах, когда собирала чемодан, потому что была уверена, что ничего непредвиденного не случится. От горячего стыда она закрыла лицо руками. Уму непостижимо! Вчера Икигомисске фактически видел её голой в чане, сегодня узнает о её деликатном деле… к концу её пребывания здесь уже не останется ничего, что могло бы вогнать в краску.

В комнате бы проветрить, только если раздвинуть здесь окна, можно подхватить насморк.

– Вы поздно просыпаетесь. Вы не заболели? – похожая на огромное прямоугольное окно сёдзи рывками отъехала в сторону, и на пороге возник Моисей. Будто только и стоял под дверью, ожидая, когда же гостья начнет пробуждаться.

Только бы матрас не запортился.

С досады она застонала и села, заворачиваясь в одеяло.

– Я вчера швырнула телефон в снег, он там до сих пор лежит.

– Уже нет, хозяйка нашла и отдала его мне. Но это не повод пропускать завтрак.

– Извините, у меня очень крепкий утренний сон. Почему вы зашли без стука, а вдруг я того… неодета и страшная со сна, как ведьма? – Фрэя натянула одеяло до подбородка, чувствуя, как влажные пятна холодят попу сквозь хлопчатые брючки.

– Я вчера уже наблюдал достаточно. Меня не смутит вид ваших спутанных волос.

Сегодня, похоже, он сделал героический рывок в общении, по крайней мере, извиняться стал гораздо реже. Голос словно окреп, в том числе мягкость выветрилась из манеры разговаривать.

– Отлично, я как раз ждала, когда вы это скажете, Моисей! Потому что мне срочно понадобились прокладки, а с собой у меня нет, – и плаксивым голосом добавила: – Что подскажите делать?

Икигомисске с полминуты изучал девушку, долгим пристальным взглядом, а потом хлопнул себя по лбу:

– С вами не соскучишься. Хорошо… я спрошу у хозяйки, она сейчас готовит вам завтрак. Вы точно проспите всё на свете.

– Я очень вымоталась вчера, не сердитесь на меня.

– Что? – он наморщил лоб. В этом её вина, что Икигомисске не понимает: не следует бубнить под нос. – Вы сказали: сердиться? Я и не собираюсь сердиться. Пожалуйста, раздевайтесь, – Моисей развернулся вполоборота, раздвигая двери шире.