Камин-аут (СИ)

Мнительные оракулы жестоко линчевали тех, кто осмеливался нарушить общественный порядок и тем самым подорвать авторитет власти. Положение обязывало следовать своему долгу, однако Аконит не пожелал рушить одну империю, чтобы после возвести на её руинах другую. Стремясь вырвать своего ученика из когтей царящего на Атмосфере произвола, он обратился к Первоисточнику с новой просьбой. Звезда, оледеневшая за время безмолвия, не откликнулась на просьбу своих детей, оставаясь равнодушной к судьбе цивилизации. Что послужило своеобразным сигналом для крупного восстания.

Поданные Аконита, верные своему господину, возроптали на Первоисточник, не оказавший содействия в трудный час. Возник слух, будто Первоисточник утратил свой разум и погрузился в сон. Многим Он являлся во снах в обличие молчаливого хмурого старца. Предсказатели усмотрели в этом страшное знамение для всего подлунного царства. Стремясь отыскать козла отпущения, Аконита обвинили в предательстве и сговоре против мудрости Первоисточника.

С целью обезопасить свой народ, скрепя сердце, оракул решил избавиться от Цицерона, как от плода неудачного эксперимента, изливая из глаз слёзы покаяния, наложил на него клеймо повстанца. Цицерона обвинили в проектировании оружия, предназначенного для борьбы с оракулами, и бросили в тюрьму, Аконита же – потенциально опасного преступника, хранящего полезную для вражеского носителя информацию, «злого гения» – заперли там, где не было жизни, не было света и тьмы, в пустом пространстве, чтобы он никому не сумел причинить вреда. После бесконечных пыток, целью которых было свести Аконита с ума и преподать урок тем, в чьих умах еще жило сомнение, повстанца, восставшего против идеалов Атмосферы, и предателя, под страхом отсечения крыльев не выдавшего имена сообщников, бросили на смерть в камеру. Однако, узрев его упорство, оракул вознамерился убить своё творение, если только Аконит не покинет Атмосферу.

Не зная, кому верить, а кому поклоняться, обезумевший и гонимый фатум возроптал на оракула, с такой пугающей легкостью погубившего своё уникальное творение, Цицерона. Не отыскав нигде ученика, Аконит исчез из мира оракулов, веруя, что Первоисточник сохранит тому жизнь.

Однако Первоисточник отверг Цицерона, отослав его на «человеческую» Землю, вероятно, посчитав полукровку второсортным некачественным сырьем, неугодным Его безмолвному правлению.

На земле Цицерон повстречал других отвергнутых, падших с вертикальными зрачками. Многие из них оказались плодами неудачных экспериментов оракулов. Люди знали их как «темных» или «мясников». Кто-то называл их «пришельцами» и «инопланетными созданиями». Темные спрашивали, чего он хочет теперь. Цицерон хотел только одного: убить оракула-создателя, скрывшего жестокость и развращенность своих соплеменников, уничтожившего его, оплетшего сетью интриг и лживых посулов. Падшие сплотились вокруг Цицерона, разглядев в клокотавшей в его сердце ненависти зерно истины. Обретя семью, последователей, верных союзников, братьев, вскоре Цицерон позабыл, каково это быть преданным слугой великого царства. Он избавился от знака превосходства бессмертный детей, но знак появился вновь. Цицерон презирал всё, напоминавшее ему об оракулах, о фатумах, о том, что он имел, о том, что он видел и чего был лишен.

После волнений, охвативших планету, спало оцепление, и оракул-создатель начал рассылать по земле преданных ему фатумов, чтобы найти своё отвергнутое творение.

На этом трогательном моменте воспоминания Янке обрывались, перед внутренним взором не было картинки, словно все знания об оракулах, фатумах, отвергнутых, населявших невиданный мир он почерпнул из книг. Легенда, которая передавалась столетиями, жила в его памяти.

Янке громыхнул входной дверью.

– Вы только гляньте, кто у нас тут! Галу-убчики мои! Одни? А де Тахоми?

– У неё корпоративный вечер, – отчеканил парень. – Фрэи здесь тоже нет, она с тетей.

Маю скривился:

– От тебя несет, как из сточной канавы. Чем это твои лохмы изуделаны?

– Эваллё, кто это тебя так подстрелил?!

– Они скоро вернутся, и, я больше чем уверен, приведут с собой гостя, поэтому тащи свою задницу отсюда, а то смердит! – Маю толкнул парня в направлении ванной.

– Отцепись, малокосос! – Янке изучал бинты под черной майкой Эваллё. Лицо парня было в ссадинах, на губе запеклась кровь. – Чего с вашей светлостью приключилось? Геройствуем помаленьку? Конечно, как ни посмотри, Янке весь такой дрянной, об него можно ноги вытирать! А Эваллё у нас святоша! Тьфу! Агнец божий…

От резкого толчка Янке полетел на пол.

– Ч-черт…

– Ну, тогда кому может понадобиться стрелять в агнца божьего, а? Есть хорошие идеи? Зачем разыскивать меня, чтобы свести счеты с какой-то путаной? Что ты должен был этому мордовороту? Недостаточно хорошо лизал его задницу? Филиппинка, парень переодетый в даму, и откуда-то знает мое имя. По какому праву ты дал ему сведения обо мне?

Эваллё присел рядом.

– У тебя нет доказательств, что это я.

С чудовищной скоростью протрезвела голова.

– Верно, – качая головой, Холовора облизал губы. По неясным причинам во взгляде Эваллё было почти фантастическое спокойствие. Холовора моргнул, словно поставив точку в их немом диалоге. – Это тебя и спасает.

Янке обвел взглядом торс Эваллё. Внутри сжался тугой комок.

– Блё-е-а-а!

Вырвало прямо в их роскошной прихожей. Да простит его Тахоми.

Парень сотрясался в рвотных спазмах, покуда не закончилось содержимое. По его вине Эваллё пострадал. Неужели в своей неприязни к этой чернявой пиявке он сумел зайти настолько далеко?

Отвернувшись, дрожащей рукой Янке вытер губы и попытался встать, но стена как назло оказалась абсолютно гладкая, ладони соскальзывали.

– Я принесу швабру, – доложил Маю, пятясь от лужи блевотины.

========== Глава XIII. Столкновение ==========

Распространяя вокруг ауру мрачности, в квартиру зашла Фрэя. Они привели с собой гостя. В дверях столкнулись с Эваллё.

– Разве тебе уже можно вставать с постели? – между ними протиснулась Тахоми и опустила пакеты на пол. – Как чувствуешь себя? Не знобит, температуры нет? – она потрогала его наверняка холодный лоб.

– Веселитесь без меня, я к соседям наверх.

– Эваллё, ну нельзя же так! Ты еще не окреп!

– Быть может, мне надоело быть объектом твоих забот, – спокойно отозвался парень.

– Как ты его распустила, – Саёри помог донести пакеты до кухни.

Фрэя стащила с ног ботинки, подаренные Янке, и отправилась за японцем в кухню. Интересно, всего пару раз бывал тут, а уже распоряжается на их кухне, как у себя дома!

– Ваш брат всегда такой грубый? – Саёри деловито распихивал коробки с овощами по ящикам.

– И не думай даже, – донесся теткин хриплый голос из гостиной и невразумительное бормотание Маю в ответ. – Я не пущу тебя к тем русским. Твой брат водку пить, и ты за ним. Маю, уже ночь на дворе!

– Грубый? Да нет, что вы, Эваллё – очень вежливый человек, – язвительно процедила Фрэя. – И он превосходно разбирается в людях, – гордо возвестила девушка, скрещивая руки на груди.

– Вот как… – мужчина вынул из пакета бутылку шампанского и окинул девушку взглядом через плечо. – Он психотерапевт?

– Спортсмен.

– Такие люди не знают, когда надо остановиться.

– У таких людей хорошо развито представление самодисциплины.

В кухню быстрым шагом вошла Тахоми:

– О, ты уже всё сам сделал. Спасибо. Фрэя, иди, приберись в комнате и принеси на кухню скатерть. Такой бардак, вы там что, в приставку рубились? – японка изобразила легкую улыбку.

На пороге кухни появился Маю, наверняка мечтая слинять вместе с братом.

– Какая приставка? – он посмотрел на тетю, как на больную. – У Эваллё еще ничего не зажило.

Тахоми согнала Фрэю, присевшую на край разделочного стола, и опустила в раковину ведерко со льдом.