Эклетика. Часть первая. Полуденные тени (СИ)

У самого окна был портрет лорда Михаэля. Йонсу невольно залюбовалась им. Он стоял на веранде Каалем-сум на фоне пролива, облаченный в бело-золотой мундир (Ливэйг слышала, что такие носят гвардейцы города), хрупко сложенный, как подросток. В руках он держал клинок, лезвие которого было покрыто письменами. Лицо мужчины, в отличие от предыдущих портретов, выражало решительность, тонкие губы были поджаты. Светло-русые волосы дисгармонировали с темными бровями наследника Света. Глаза Михаэля были черны — в них не чувствовалось ни одной эмоции. Впрочем, это всего лишь портрет.

— Мы опаздываем, — напомнила о себе Мариэль, внимательно изучавшая Йонсу, пока девушка была поглощена разглядыванием портретов. Коридор окончился; Мариэль открыла новую дверь. Оглянувшись напоследок и успев заметить последний портрет, на котором были запечатлены две девушки, темноволосая и ярко-рыжая, обе в белых платьях, Йонсу вступила на новую лестницу, ведущую вниз. Воздух стал влажен и горяч. Откуда-то снизу доносилось журчание воды.

Внизу, как оказалось, были купальни для служанок. Йонсу уже ожидали две одетые в простые платья из беленого льна девушки, волосы обеих были спрятаны под чепцы. В углу небольшого помещения паровала дубовая купель, доверху наполненная водой. Рядом, на скамье, лежал аккуратно сложенный новый наряд Йонсу.

Поняв, что от неё требуется, Йонсу второй раз за день принялась раздеваться, чтобы принять ванну. Указывать на то, что её тело и так чисто, было бесполезно. Мариэль следила за тем, как она расстается с одеждой, и как только Ливэйг вошла в воду, жестом велела избавиться от того, что было последним напоминанием о прошлой жизни Йонсу. Свою одежду девушка проводила со вздохом. Она смирилась.

Драили её на совесть, до красноты растерев кожу мочалками и трижды промыв волосы. Из купели она вышла розовая, как младенец, и ещё некоторое время терпеливо сносила обтирание и вычесывание волос, которые ещё влажными стянули на затылке в высокий хвост и обвили голову косой наподобие короны.

Следующим надели пышное платье из почти невесомого шелка темно-зеленых цветов и стянули талию тесным расшитым золотой нитью корсетом.

Йонсу едва дышала, затянутая до осиной талии, но терпела. Раскатав по ногам тонкие чулки и закрепив их подвязками, она, наконец, закончила свой туалет, сунув ноги в туфли-лодочки, что почти не чувствовались на ноге. В ушах появились серьги, кисти рук украсились браслетами.

Ливэйг подумала: если с ней обращаются так, то как обращаются с леди Астреей?

Мариэль, тщательно оглядев Йонсу, велев ей покрутится вокруг своей оси, удовлетворенно кивнула. Сама она за то время, пока готовили девушку, тоже принарядилась: платье сменилось на лазоревое из атласа, волосы завились в спирали, спускавшиеся к чуть загорелым плечами. Окружение идеально подходило к ней. «Пожалуй, леди Мариэль родилась для такой жизни», — подумала Йонсу, залюбовавшись ей. Неудивительно, что именно она стала женой Михаэля Аустеноса.

Заметив её взгляд, Мариэль кивнула в сторону двери.

Шли они молча; Йонсу разглядывала убранство новых помещений, удивляясь неизменной роскоши и стремлению к вычурности и помпезностью тех, кто занимался обустройством замка. Везде наблюдалась всё та же лепнина, от обилия которой уже рябило в глазах, позолота, которой укрывался малейший бугорок на рельефах стен, настенные канделябры и тяжелые люстры, на потолках сверкали переливами хрусталя, начищенной меди и серебра.

Леди Астрея обитала на самой вершине башни. Стояла тишина, было довольно холодно. Уткнувшись в широкую дверь из светлого дерева, Мариэль остановилась и, не оборачиваясь, сказала:

— Только молчи.

После чего чуть толкнула двери. В нос сразу ударил аромат цветов. Йонсу против воли отступила назад. Только сейчас она полностью осознала то, как изменилась ее жизнь за этот день. Женщина вдруг подумала: сколько жителей Империи хотели бы оказаться в опочивальне леди Астреи вместо нее! Йонсу шагнула в спальню правительницы западных земель Мосант.

На роскошной кровати с голубым шелковистым постельным бельем лежала женщина. Бледные тонкие губы не улыбались, не шевелились, серые глаза ничего не выражали, только правая бровь была немного выше левой, придавая женщине слегка горделивое выражение лица. Удивительное дело, но она спала. Йонсу озадачено взглянула на Мариэль.

— Она никогда не закрывает глаза, — прошептала та, вновь надевая на лицо улыбку. — Леди Астрея сейчас проснется.

Не закрывает глаза? Ливэйг готова была поклясться, что Правительница является человеком.

— Что я должна делать?

— То же, что и я. Ты будешь только помогать мне на первых порах. Ей надо принять ванну, расчесать волосы, приготовить платье, заправить кровать.

— Всё?

— Молчать. И улыбаться, — добавила Мариэль.

Створки окон раскрылись, впуская теплый воздух, развевая шторы. Полосы шелка ласкали кожу; хрустальная люстра засверкала; плетеные кресла, казалось, засияли ласковым белым светом. Цветы в вазах заколыхались, начиная дурманить. Мариэль неслышно шагнула вперед, к кровати, и Йонсу последовала за ней. Ей было страшно. Монументальная фигура леди Астреи внушала ей ужас; она боялась взглянуть на нее и смотрела куда-то в подушку.

— Доброе утро, госпожа. Ванна уже готова.

Мариэль подала леди руку. Йонсу замерла. На шелковой подушке лежала жемчужно-золотая прядь волос, выбившаяся из прически Астреи Аустенос.

========== Глава 7 Михаэль II (введена 15.02.2017) ==========

Михаэлю снился сон.

Он гулял по морскому побережью, ступая босыми ногами по песку. Волны щекотали кожу, то подступая к нему в тихом шелесте, то возвращаясь к толще океана, что горел изумрудами и топазами на востоке. Ветер, прохладный и ласковый, обдувал лицо, трепал бледные пряди. Михаэль шел туда, где в желтом ореоле платья сидела женщина — его Аделайн. Она сидела, поджав ноги, и смотрела на север, обращенная спиной к Михаэлю.

Впереди, смеясь, играл с волнами мальчик в белом сюртуке и бриджах. Его длинные вороные волосы спускались до самой талии, заплетенные в тонкую косу, такую же, как у матери. Звонкий смех доносился в переплетении ветра, как пение флейты соединяется с журчанием клавиш. Михаэль не видел лица мальчика, как не видел лица Аделайн; иногда на фоне бесконечного побережья показывался профиль сына. Вердэйн Аустенос, названный в честь одного из драгоценных камней копий эльфийской столицы, обладал чертами лица отца. Михаэль мог вспомнить его внешность, закрыв глаза. В любой момент.

Он подходил ближе. Он уже был так близко, что слышал дыхание Аделайн, что пробивалось сквозь шум ветра. Михаэль видел Аделайн такой, какой она была в молодости: не изможденной женщиной, испорченной влиянием столичной моды, с по-глупому высветленными волосами, лишенными своей натуральной красоты, нарисованными ниточками бровей и излишне тяжелыми ресницами. Сейчас она была той самой маленькой хрупкой девочкой с шелком волос, взятых в простую косу, и ошеломляюще-синими глазами — как морские сапфиры.

— Ты исчезнешь? — с болью спросил Михаэль, неуверенно коснувшись ее плеча. Нет, Аделайн осталась, но тепла принц не чувствовал. На миг ему показалось, что его принцесса — призрак; пальцы словно окунулись в туман, вязким киселем налипшим к пальцам. Сердце сжалось от тоски. Аделайн живет в мире ночи, а он — в мире полуденных теней.

— Это твой сон, — сказала Аделайн, все так же смотря в сторону бегущего от волн мальчика. Михаэль поднял взгляд к Вердэйну. Сын… Сколько воды утекло? Сколько слез было пролито? Сколько крови? Вердэйн покинул его так давно, прожив так мало!

Милый мальчик! Вердэйн никогда не мог сидеть дома, в тишине и покое. Его, в противоположность отцу, манило прочь из замка, в неизведанные страны, острова, к новым людям, к приключениям. Уже в одиннадцать лет мальчик убежал из Аливьен-иссе в пустыни. Его нашли спустя неделю на маяке — дозорный отослал фею взволнованной семье. Ни Михаэль, ни Аделайн не смогли наказать Вердэйна; наверное, именно поэтому юноша вырос столь независимым.