Эклетика. Часть первая. Полуденные тени (СИ)

Однажды, проходя мимо фонтанов в саду, Йонсу услышала разговор. Женщина очень любила подслушивать: так она знала всё, ни с кем не общаясь. Сделав вид, что развязался шнурок, Ливэйг остановилась в паре шагов от двух гвардейцев. Лорд Михаэль вызвал их на сбор.

Речь шла об Астарте, бывшей фаворитке леди Астреи.

— Я видел ее у Орлиного гнезда. Помнишь, неделю назад разыгралась гроза и пошел снег? Я видел ее тогда. Пролетела над куполом — я не успел ни слова сказать, а начальник сказал помалкивать.

— Она умеет летать?

— Научилась. Ты же знаешь, — совсем тихо сказал один из гвардейцев, — Темный король дает им новые силы. Ситри стала вампиром, управляет металлом; Валентайн, говорят, стал оборотнем. Они все в роскоши, а мы тут прозябаем.

Услышав последнюю фразу, Йонсу, разогнувшись, ушла как можно быстрее. За такие слова вполне можно было оказаться в темнице.

Это было год назад, но разговор она помнила. Наверное, она единственная из простолюдинов знала причину ночного холода на территории Империи Света. Присутствием Астарты можно было объяснить иней утром, но не метели, поражавшие города одновременно. Нет, это была не бывшая фаворитка леди Астреи, но то, что Астарта пролетала у стен замка ночью, не вызывало сомнений. Однако следовало выкинуть подобные мысли из головы, если хотелось жить.

Слишком много грехов висит на душе, и малейший прокол мог стать последним.

Приняв душ и наскоро позавтракав, Йонсу, продолжив одеваться уже на ходу, сбежала по лестнице вниз, к паркам, чтобы вновь уйти на любимые конюшни. Тучи ушли на север, явив солнце. Улицы были пусты, но Ливэйг не покидало ощущение, что за ней наблюдают. Женщина знала, что следят за ней всегда — кто этого не знал? — однако сегодняшнее чувство было особенно сильным. Ливэйг попыталась вытрясти из головы эту мысль, но безрезультатно. Про вчерашний день она старалась не вспоминать: было неловко из-за того, что струсила перед Мариэль, и стыдно за то, что теперь пройдет немало лет, прежде чем она осмелится зайти под сень северного леса. Лучше восточные луга, полные цветов.

На конюшнях она, как обычно, застала лишь скучавших в стойлах лошадей, которые приветствовали появление женщины перекличкой-ржанием. Ни одна лошадь не сможет и не захочет убегать из-под защиты Анлоса, потому в строгом надзоре охраны они не нуждались. На попечении Йонсу находились племенные кобылки, которых потом сводили с боевыми жеребцами из замка. Женщина не просила многого. Получая деньги, на которые можно было поддерживать существование, она просила лишь, что бы у неё была своя лошадь. Начальство не было против — лишь бы молчала. Работала Ливэйг посменно со старым конюхом, который брал вистов больше, чем того заслужил. Если вчера была его смена, то сегодня — очередь Йонсу.

Элли так и не вернулась. Женщина думала, что, скорее всего, лошадку загрыз какой-нибудь зверь. Опасных существ в северных лесах хватало, хотя лорд Михаэль Аустенос охотился на них с завидной регулярностью. Элли было, конечно, жалко, но следовало выбрать себе новую лошадь. Наливая свежей воды в деревянные поилки, рассыпая в кормушках ароматное сено и подсыпая опилки на пол очередного стойла, Йонсу подбирала себе новую спутницу утренних прогулок. Выбор пал на светлогривую голубоглазую лошадку, которую было жаль отдавать на племенную работу, изнашивавшую организм кобылки за пять-шесть лет. Йонсу считала, что светлогривая малышка слишком красива, чтобы давать ей столь ужасный, на взгляд женщины, смысл жизни.

— И как мне тебя назвать? — спросила она, смеясь, и провела щеткой по густой гриве. — Может, Рейн?

— Йонсу? Ты тут? — раздался мягкий голос откуда-то со стороны входа в конюшни. Скрипнула деревянная дверь. Йонсу выглянула из стойла. В свете солнца стояла миниатюрная девушка в летнем платье.

— Я здесь, леди Мариэль! — крикнула Ливэйг. Леди Мариэль? В конюшнях? Ищущая ее?

— Я хотела поговорить с тобой.

Йонсу заволновалась. Уж больно редко разговоры с фрейлиной леди Астреи оканчивались хорошо.

— Я… я сейчас подойду, — все же выдохнула она и, чтобы успокоиться, ещё раз провела щеткой по грибе кобылки. В сарае ненадолго повисло молчание.

— Тут мило, — сказала Мариэль, тем не менее, не заходя за порог. — Ты же знаешь, что наши дворцовые лошади держатся не в стойлах, а в садах внутри замка? Особенная порода, с легкостью пробьет копытом древесину. Видела их?

— Однажды, — настороженно ответила Йонсу, продолжая причесывать кобылку. — Зарю лорда Михаэля. Она прекрасна.

— Я её подарила. Лошади с такой гривой нет на всей Мосант.

— Она очень быстрая.

— Я вот зачем пришла, — произнесла Мариэль. — Фрейлина леди Астреи умерла сегодня ночью. Миледи ищет новую. Ты знаешь, у неё особые вкусы. Она просит тебя.

Йонсу вздрогнула.

— Она меня знает?

— Она всех знает.

Предложение Мариэль, которое по сути и предложением не было, а лишь констатацией уже принятого решения, её не обрадовало. Она не хотела в замок. Ей хотелось остаться на свободе, принадлежа лишь себе и необременительному долгу. Она была готова даже сохранять молчание. Ощутив прилив решимости, женщина подняла голову, выйдя из стойла. Сейчас она откажется.

Мариэль поняла, что собирается сделать Ливэйг, еще до того, как она произнесла начало своей пламенной речи, граничащей с прямым неповиновением. Подобного в замке не потерпят. Ноздри Мариэль, выдавая раздражение, дернулись, но губы оставались в неизменной улыбке.

— Я бы не советовала идти против её воли, — с деланной мягкостью заметила Мариэль, завуалировав угрозу вибрирующими интонациями. — Не все так плохо. У нас весело. Ты будешь на полном обеспечении. Скажи, тебе много платят за этих лошадей? Едва ли. Пару десятков вистов в день. В замке тебя ждут наряды, обеды, торжества…

— Не всем это нужно, леди Мариэль, — не подумав, сказала Йонсу. Девушка некоторое время молча смотрела на нее.

— Она требует. Я требую.

Йонсу очень хотелось сказать, что ей все равно, чего требует леди Астрея, Правительница Империи, но это было бы тоже ложью. Не все равно. Она знала, насколько жестокой была внешне сладко-приторная жизнь во дворце. Там умели и карать с той же жестокостью, с какой обращались с врагами. Устраиваемые показательные казни держали обслугу в жесткой узде, четко отделяя высшую знать от тех, кто существовал лишь для обеспечения их комфорта и блага. Перед ней сейчас стояла супруга одного из тех, кто держал в кулаке всю Империю, и тон ее голоса ясно показывал всю серьезность намерений в отношении Йонсу.

Вот он, последний прокол. Если Ливэйг сейчас откажется, то сегодняшний день может стать последним.

Мариэль решила, что эльфийка все поняла, и довольно кивнула.

— Превосходно. Пошли.

Йонсу, задумавшись, погладила кобылку по носу. Выбора на самом деле у нее не было, и ей придется повиноваться. Жаль, она только начала дружить с кобылкой. Безымянная лошадь чуть слышно заржала.

— Я могу ее забрать?

— Нет, — отрезала Мариэль. — Во дворце есть экземпляры лучше.

— Ты хотела сказать «красивее», — прошептала себе под нос Йонсу, с жалостью оторвав руку от теплого мокрого носа. — А мои вещи? — уже погромче спросила она.

— Их заберут. Пошли.

Выйдя во двор, Йонсу огляделась, пытаясь запомнить место, которое принесло ей столько счастливых моментов, как можно тщательнее. Взгляд женщины скользнул по запруде, окруженной камышом, колодцу, сложенному из светлого камня с красной черепичной крышей, манящим зеленью лужайкам и далеким полосам леса из стоявших стеной деревьев. Картины её теперь уже прошлой жизни отпечатались в памяти, породив грусть. Тряхнув головой, женщина моргнула и, подчинившись неизбежному, последовала за Мариэль.

Йонсу ни разу не была во внутреннем дворце. Таких, как она, туда просто не пускали. Анлос являлся вторым по величине замком Империи Света — больше был только Аливьен-иссе. Столицу окружал ров, в глубине которого тёк один из притоков Сёльвы. Через ров был перекинут мост, созданный с таким расчетом, чтобы через него прошло ровно две повозки. Сейчас торговые караваны шли только в одну сторону. Тяжелые, нагруженные фруктами, древесиной, одеждой и прочим товаром, они скрипели колесами, а кони — звонко били подковами копыт по мосту. Караваны направлялись в Верберг, Аливьен-иссе и другие города Империи. Кучера и охрана с некоторым удивлением и жалостью смотрели на Йонсу, узнав леди — прикладывали руку к груди в жесте приветствия. Мариэль шла быстро. Подол ее платья скользил по белым блестящим камням. Оно было легким, струившимся; несмотря на полуденную жару, Мариэль была свежа, словно только что покинула купальни. Йонсу, напротив, изнемогала от жары. Прохлада Сёльвы, идущая со дна рва, не могла исправить ситуацию.