Иван - царский сын. Часть 1(СИ)

5.

Ему хочется есть. Ему хочется пить. Ему хочется проснуться дома, в своей постели, но под собой он чувствует неудобное, короткое сидение вместо матраса. На него накинуто что-то тяжелое, колючее и теплое. Тело гудит, как после долгой игры в футбол - очень, очень долгой игры; горло дерет и болит хуже, чем при ангине. На глаза ему падает свет, но Ване не хочется просыпаться. Ему хочется увидеть братьев и отца. Ему хочется соленых огурцов тети Люды и её сладкой выпечки. Он готов даже вернуться в школу, даже на физику и литературу, готов вовремя вставать по утрам и бесконечно оставаться на второй год в одиннадцатом классе - лишь бы проснуться дома.

Вздохнув, Ваня собирается с силами и открывает глаза. Он сидит на заднем сидении вертолета, накрытый тем серым шерстяным пальто, которое дал Гвидон. Вертолет странно накренен, стоит на возвышенности, и вокруг него раскинулся лес. Совсем близко течет река, и от журчания воды жажда накатывает с новой силой. Ваня сглатывает и встает - с трудом, не с первого раза, опираясь о дверь и кресло. Чтобы выбраться из кабины, ему приходится спрыгнуть, и ноги подгибаются и отдают ломотой в суставах.

Перевертыш сидит у костра, на корточках, и сосредоточенно ворошит гаснущие поленья.

Ваня никогда не любил походы.

Он проходит мимо него, к реке, падает на колени, наклоняет голову и пьет - долго и жадно, пачкаясь в иле. Перевертыш только хмыкает, наблюдая за ним, не торопит и не задает вопросов. Хоть что-то возвращается на круги своя - перевертыш снова противный лопоухий парень вместо собаки, и Ваня снова спрашивает, а он пытается издеваться.

- Где мы?

- Понятия не имею. В лесу где-то.

Перевертыш пожимает плечами, и он действительно может не знать - откуда, у него же нет встроенного навигатора - но смотрит так, что ему не хочется верить. Ваня вытирает мокрое лицо и поднимается, колени его испачканы мокрой землей. Он садится у костра, рядом с перевертышем - отогреваясь и приходя в себя.

- Как мы здесь оказались?

- Я дотащил тебя до вертолета. Можешь звать меня Робином, супер-герой.

Ваня смутно вспоминает ураган, дерево, цветок, женщину - и вздрагивает, инстинктивно коснувшись горла. От касания кожа болит сильней, и на горле, должно быть, остались огромные синяки. По крайней мере, он жив, и усмешка гаснет на лице перевертыша, когда он следит за его рукой взглядом.

- Почему не дома?

- Топливо кончилось. Скажи спасибо, не разбились.

- Спасибо, - не задумываясь, отвечает Ваня.

Живот его требовательно урчит, перевертыш хмыкает и достает из-под сложенных рядом листов несколько рыбин. Его складной ножичек будет полезен сейчас, как никогда, и это один из редких случаев, когда Ваня искренне благодарен судьбе за перевертыша. Как правило, он жалеет о своей благодарности. Рыбины отправляются в угли, перевертыш засыпает их сверху, довольно кивает и говорит с заботой:

- Скоро будет готово. Потерпи.

Забота от него пугает, и, то ли Ваня вдруг стал супер ценен, то ли муки голода единственное, чему может посочувствовать перевертыш. Очевидно, рыбу поймали в руке, но поблизости не видно ни удочек, ни сачков, и Ване невольно любопытно - как перевертыш смог её поймать. Человеком, зайдя по пояс в реку и хватая голыми руками - как показывают в фильмах про индейцев - или собакой, или другим животным с острыми клыками. При всем старании, Ваня не может представить его медведем.

Рыба готовится быстро, перевертыш палкой выкапывает её из-под углей, кладет на широкий лист лопуха и протягивает Ване. В ноже нет необходимости, горячая чешуя сходит легко, обнажая нежное мясо, и Ваня хватает его пальцами и глотает, обжигаясь. Только на второй рыбе он понимает, что она совсем не соленая - хотя в карманах перевертыша еще могла остаться та маленькая солонка. Ваня думает попросить её, но не успевает - желудок требует еды немедленно, настойчиво, как будто он не ел неделю. Это вполне может быть правдой, и последнее, что помнит Ваня - мерзкое пойло безумного старика. Когда он тянется к третьей рыбе, перевертыш больно хлопает его по руке подгорелой палкой.

- Оставь парочку, - говорит он.

Ему удается устыдить Ваню - тётя Люда всегда учила делиться с братьями, и Ваня с сожалением вытирает о джинсы руки. Он съел бы еще раза два столько же. Перевертыш ест свою рыбу неспешно, отщипывая маленькие куски, и, зная его обычный аппетит, Ваня только убеждается - они здесь не первый день, и перевертыш уже успел наесться досыта и обустроиться. Им совсем не нужно оставаться здесь надолго.

- Как же мы доберемся домой?

- На жар-птице. Такой наш А-план.

Образ их с перевертышем, сидящих на спине летящей Василисы, вспыхивает и гаснет в его воображении. Девушка вряд ли способна поднять хоть одного из них, не говоря уж о самой возможности полета. Ваня начинает сдаваться окружающему безумию и вспоминает разговор в поезде - до лагеря Гвидона, всерьез обдумывая возможность на ней улететь. Как-то же она попадала в Битцевский парк ночами.

- Она же не умеет летать.

- Я не говорил, что план без изъянов, - пожимает плечами перевертыш.

Он доедает свою рыбу, последнюю оставшуюся аккуратно заворачивает в листок и кладет на землю, рядом с еще тлеющими углями. Чтобы не остыла, и Ваня винит усталость и магию в своем тугодумстве.

- Погоди, а где сама Вася? - спрашивает он только теперь.

Перевертыш усмехается - снова, как в первые дни их знакомства, как будто только и ждал этого вопроса.

- А она учится.

---

Вася с хлопком появляется у берега реки. Всего секунду назад её не было - и вот она уже стоит, пригнувшись, как после прыжка. По рукам её, от локтей до ладоней, пробегаются ало-рыжие всполохи - и гаснут, вновь заставляя усомниться в собственной вменяемости. Или зрении, или всем сразу. Огоньки вспыхивают несколько раз и утихают, как утихает костер - похожие на диковинные призрачные перья. Это похоже скорее на телепортацию из фантастических фильмов, чем на птичий полет - и Ваня удивляется снова, хотя думал уже перестать чему-либо удивляться.

На ней всё тот же, уже порядком изорванный грубый сарафан, волосы её всклокочены после многих дней без расчески, но глаза горят, и она выглядит куда бодрее и живее, чем в поезде или лагере Гвидона. В подоле у неё спелые красные яблоки.

- У меня получается! - радостно кричит она, подбегая к перевертышу. - Я была в какой-то деревне!

Несколько яблок падают на землю, катятся, и они собирают их вместе, складывая у кострища. Ваню она замечает не сразу, и он чувствует короткий укол ревности - вполне обоснованный, ведь он главный герой этой истории. Хотелось бы получать от этого хоть какие-то привилегии. Встретившись с ним глазами, Вася легко краснеет и отводит взгляд - неплохая компенсация для Вани, и он надеется, что это не плод самомнения и воображения. Она существенно старше него, но говорит быстро и возбужденно, сбиваясь, как девчонка, а не как серьезная аспирантка на ступенях НИИ.

- Я хотела спросить, куда попала, но местные бабушки не оценили моего появления. Разбежались, крестясь, и могу их понять, - Вася вздыхает с сочувствием, но в её взгляде прячутся и озорные тени. - Я набрала яблок, еле убежала от мужиков с вилами. Думала, не убегу, а потом взяла и взлетела.

- Говорил же - хватит ныть, - хмыкает в ответ перевертыш. - Должна мочь.

- Это и есть полет, что ли? - уточняет Ваня скептически, на всякий случай. - Хоп - и всё?

Улыбка на лице Васи гаснет, и Ване тут же становится стыдно за свои слова. Перевертыш не теряется с ответом, и спорить с нежной девушкой и острым на язык парнем Ваня не рискует.

- Смотри-ка. Кто нас критикует. Ну покажи нам, как надо, кощеев сынок.

Кощеевым сыном он называет Ваню резко, искренне зло - контрастом с насмешливым тоном. Ответить на это нечего, Ваня берет одно из яблок, вытирает о джинсы и принимается есть. Он предпочел бы жирный бургер или буханку хлеба или хотя бы макарон, но яблоки значительно лучше, чем ничего вообще. Перевертыш протягивает Васе завернутую в лист рыбу, она благодарно кивает, и все едят. Ужин, если можно так назвать посиделки посреди неизвестности со случайной добытой пищей.