Иван - царский сын. Часть 1(СИ)

Fujin

Иван - царский сын. Часть 1

II.

1.

Его уже начинает подташнивать от стука колес. Ваня до сих пор не может объяснить, как они оказались в поезде - телепортацией, магией, высшей властью - не может и не пытается. Это самый комфортный поезд их всех, какие он мог бы придумать, не видел даже по телевизору - у них у каждого отдельное купе со всего одной спальной полкой, душем, столом, и даже завтрак им подают сервированным по всем правилам - что уж говорить об ужине. Они могут свободно перемещаться по вагону, разговаривать о чем угодно - ничего не понимая, и, с каждым пролетающим за окном километром, Ваня всё больше чувствует себя пленником.

Поезд не останавливается, день за днем, и, с их влиянием и богатством, они бы точно могли позволить себе везти пленников самолетом - несколько часов, а не дней. Перевертыш отвечает на его вопрос, вставая рядом у окна - словно читает его мысли.

- Поезд сложнее всего отследить, - он говорит.

- Почему это? Спутники найдут тебя хоть на велосипеде.

- Рельсы зачарованы. С воздухом или дорогой посложней.

Зачарованы так зачарованы; Ваня вздыхает и продолжает смотреть в окно, на проносящиеся мимо елки. Он не знает, что стало с братьями и Лешкиными друзьями, и беспокойство не оставляет - настойчивым, зудящим червячком. Разъяренные ведьмы, нечисть, Салтан, Морана и тот, новый, пугающий человек - слишком много для электрика и ребят из автомастерской. Телефон отобрали, едва они очутились в вагоне, как и арматуру, и банку с кровью у перевертыша, и сияющий цветок из рук Василисы. Больше они не видели своих конвоиров - одетых в армейскую форму людей в черных масках, успокаивающих не больше, чем бугаи Салтана.

В первое время Василиса даже не притрагивалась к еде, Ваня видел, как проводница - молчаливая женщина с каменным лицом, разносившая им тарелки - несколько раз убирала из Васиного купе остывший ужин. Ваня пытался заговорить с проводницей, спросить, куда их везут, зачем, но с тем же успехом он мог бы пытаться разговорить стену. С Васей немногим лучше. Она не пьяна, не укурена, не смеётся, но соображает заторможено, с трудом фокусируя взгляд. То и дело она натыкается на двери, стол, кровать, и лишь спустя пару дней начинает узнавать Ваню.

- Это ты, - говорит она медленно, хмурясь. - Парень из НИИ.

- Я был охранником, вообще-то, - Ваня оскорбляется. - Работал, не просто так.

Василиса медленно кивает, понимая смысл его слов, и улыбается уголками губ - вымученной, бледной улыбкой. Она вся бледная, под глазами залегли темные круги - хотя совсем недавно Ваня видел её смущающейся, но бодрой аспиранткой. Он не знает, что именно делали с ней ведьмы, но хотел бы казнить их только за это. События ночи то и дело всплывают в памяти, и он смотрит на её поникшие русые волосы и видит другую, ту, Васю - горящую, объятую языками пламени.

- Что ты делал там, в парке? - она спрашивает, тихо, но поддерживая беседу.

Существенным прогрессом в их отношениях с тех пор, как она отказывалась даже говорить своё имя.

- Жар-птицу ловил. Кто же знал, что это ты.

Вася хмурится, обхватывает себя руками, кусая губы, и лицо её покрывается сетью мелких, частых морщин - как от неожиданной, оглушившей боли. Между пальцев её снова - если Ваня не успел сойти с ума сам - бегают язычки золотистого пламени. Слишком много оживших спецэффектов, сошедших с экранов телевизора. Он вздыхает, и кладет руку поверх её ладони. Золотое пламя совсем не жжет; скорее щекочет, стихая от его касания. Приступ стихает, и лицо Васи медленно разглаживается - она прижимается к его руке обессилено и беззащитно.

- Какого фига? - Ваня спрашивает, слишком мягко и тихо для настоящего возмущения.

- Я не знаю, - отзывается девушка, снова хмурясь.

Она явно старше Вани, на существенные лет пять, но, настолько растерянным, её лицо кажется младше, совсем маленькой девочки. Ваня верит ей - легко, и не хочет расспрашивать и знать больше магических секретов. За неё рассказывает перевертыш - Ваня вздрагивает от его голоса.

- Она еще молодая птица, - перевертыш говорит, будто это всё объясняет.

Он стоит в дверном проеме, сложив на груди руки, и хрупкий момент откровенности рушится под его ехидным взглядом. Василиса смущенно отстраняется от Вани и трет лицо, разглаживая морщины на лбу. Перевертыш проходит в её купе, садится на стол, не спрашивая разрешения, и обращается к Василисе - требуя, с веселым интересом, словно она глупый ребенок, неловко пытающийся врать.

- Рассказывай, как давно это началось?

Ваня хочет ответить за неё - первым и резко, сказать, что перевертыш не имеет никакого права её допрашивать, но она сжимает его плечо, останавливая. Перевертыш даже не обращает на него внимания.

- Всего несколько недель, - она кусает губы, честно пытаясь ответить точнее. - Месяц, не больше.

- Что именно? Пламя, что еще?

Он явно знает, что спрашивать, как врач знает симптомы, уже поняв болезнь - вот только перевертыш совсем не похож на доброго доктора. На лице его нет ни тени сочувствия, только любопытство, и он болтает ногами в воздухе, глядя на них со стола. Ваня бы не ответил, но Вася отвечает - хватаясь за него, за единственную соломинку. Она действительно ничего не знает.

- Во сне я слышала песню. Ту песню, что они пели.

Перевертыш кивает, своим мыслям или одобряя её симптомы.

- Можешь её напеть?

Василиса концентрируется, пытаясь вспомнить мотив, даже приоткрывает губы - но не может, и качает головой - отрицательно и раздраженно. Ваня помнит - была песня, но отчего-то тоже не смог бы пропеть ни строчки.

- Это хорошо, - произносит перевертыш.

Как если бы знание песни приговаривало их к чему-то ужасному, неотвратимому.

- Что еще, кроме песни? Где ты была, что делала?

Перевертыш настолько уверен - Васе есть, что рассказать, а она настолько не отрицает, что его уверенность передается и Ване. Она признается - как признается в чем-то постыдном и страшном, после долгого молчания.

- Думаю, это было не впервые. Думаю, я часто бывала в том парке.

- Почему ты так думаешь? - терпеливо спрашивает перевертыш.

Удивительно тактично для него, и, Ваня подозревает, он тоже не безразличен к хорошеньким девушкам. С Ваней он говорит совсем другим тоном. Василиса облизывает губы, быстро смотрит на перевертыша и опускает взгляд.

- Я просыпалась, и волосы мои были мокрые, а ноги - в земле.

Новость совсем не впечатляет перевертыша, но Ваня представляет, как, должно быть, испугана она была. События даже его жизни в последний месяц стремнее некуда, а он был в сознании всё это время. Не знать абсолютно ничего - куда хуже. Перевертыш раздосадовано качает головой, словно хотел услышать от Васи что-то поинтереснее.

- Это всё? Ты ничего не помнишь?

Вася виновато качает головой, и перевертыш цокает языком с обидой.

- Лучше, если бы мы могли узнать, что именно они с тобой делали. Я не знаю этого ритуала.

Потеряв интерес, он направляется к выходу из её купе - ничего не рассказывая и не объясняя. Ване, в отличие от девушки, знаком этот трюк - он хватает перевертыша за руку, не давая уйти, оставив их в безызвестности. Поймать его совсем просто, словно тот ждал этого - вынуждая их задавать вопросы. Василиса спрашивает первой, голос её дрожит, и, то ли испуганной, то ли злой, она кажется живее, чем все прошлые дни.

- Это безумие, как я могла добраться туда во сне? Родители ничего не замечали, дверь была заперта. У нас нет балкона, у нас седьмой этаж.

- Это ерунда, - фыркает перевертыш в ответ. - Ты же птица.

- Она умеет летать? - раньше неё поражается Ваня.

- Птицы летают, в большинстве своём, - перевертыш пожимает плечами, словно это плевое дело, и легко выдергивает руку из его хватки.