Машина снов (СИ)

Поросёнок снова умильно хрюкнул, Чжао вновь протянул к нему палец, но вдруг, вместо привычного приступа радости, почувствовал смутное беспокойство, а потом и страх. Он услышал какой‑то шорох, опустил глаза и увидел знакомую струйку песка, змейкой обернувшуюся вокруг его мунгальских сапог. И в ту же минуту маленькое тёмное сердчишко Чжао стукнуло, словно пронзённое сосулькой. Он прекрасно знал, кого сопровождают этот адов песок и этот омерзительный ветерок, холодный даже под яростным весенним солнцем, берущим у небосклона реванш за долгие зимние сумерки.

Чжао резко обернулся, даже не пытаясь схватить оружие. Перед ним стоял этот сумасшедший белокожий варвар.

– Как тебе пришло в твою тупую голову, примитивный деревенский идиот, что ты можешь взять у меня то, что не только не принадлежит тебе, но что вообще, в принципе, не можетпринадлежать никому, кроме меня? – спросил Марко, насмешливо сощурив прозрачные глаза.

– А чего я? – нагловато засуетился Чжао. – А я чего? Вы, вообще, о чём спрашиваете?

– Перестань, – сказал Марко. – Хотя нет, давай‑давай посуетись, это даже забавно.

– Да о чём вы толкуете, я всё в голову взять не могу? – сказал Чжао, вставая с корточек. – Я подати сдаю регулярно, все отчёты на месте, кто угодно может проверить. Всё подшито, всё приобщено. А вот уж что мне сверху перепало – то, простите, моё.

Марко поднял руку, и легион песчинок, кружась и свиваясь корабельным канатом, внезапно ввинтился в болтливый рот Чжао, заставив стражника задохнуться. Чжао закрутился на месте, с кровью выблёвывая из лёгких дерущий горло песок.

– Твоё? – захохотал Марко. – Тво‑ё?! Я сейчас просто умру от смеха! Что тутможет быть твоего?Ведь ты же слизняк, вошь, кусок говна, даже не кусок, так, говняная пылинка, меньше муравья, Чжао! Чем ты можешь обладать? Если у тебя нет даже обычного человеческого достоинства?

– Кхаххххаххаккха!

– Где они?

– Кхххтокха‑кха‑кха? Кто они?

– Мои машины, идиот. Машины, которые ты украл в сговоре с катайскими плотниками из моего склада неподалёку от Таможенного стола. Где они?

– Я не знаю ни про какие машины! Что вы ко мне прицепились?

– А если я скажу, что они – собственность Великого хана? Что с тобой будет, знаешь?

– А если они собственность императора, то чего вы их так прятали, да всё тайком их строили?!

– Вот ты тупая скотина, Чжао! Даже на своём стоять не можешь! – смеясь, сказал Марко. – Ты же только что выдал себя с потрохами.

– Не отдам! – внезапно завизжал Чжао, выхватив меч и бросившись на Марка, целя остриём точно в горло, выше кожаного подгрудника. Марко с ленцой повернулся, пропуская лезвие мимо, и быстро бросил стопу точно в пах стражнику. Чжао выронил меч и сел на корточки, тихо подвывая. По его лицу заструились слёзы, не только от боли, но и от обиды.

– Чжао, я тебе сейчас яйца буду плющить до тех пор, пока девочку из тебя не сделаю, – грубо сказал Марко на татарском, присаживаясь на корточки рядом с ним.

Стражник замотал головой, сжимая промежность руками. Марко вынул нож и слегка ковырнул руки Чжао:

– Точно. Сначала пальцы тебе обрежу, а потом за яйца возьмусь. А то лучше пипирёк тебе срежу, а яйца пусть болтаются. Чтобы ты до конца жизни на каждую бабу смотрел, как волк на мясо.

Чжао вскочил и сделал попытку убежать, но Марко толкнул его подошвой в поясницу, и стражник улетел в пыль, пропахав носом изрядную дорожку и снова наевшись песка. Он бешено всхлипывал, с ненавистью щуря налитые кровью глаза, пытаясь следить за Марком сквозь жидкие травинки у дороги. Юноша поднял его за ухо, походя слегка надорвав мочку, и подчёркнуто ласково сказал:

– Пойдём, поищем. Вот увидишь, я найду их и без твоей помощи.

Марко на секунду замолчал, закрыв визжащему стражнику рот, и застыл, словно бы внюхиваясь в порывы ветра. Чжао снова и снова чувствовал те самые приступы леденящего душу ужаса, который испытал несколько недель назад, когда встретил этого сумасшедшего здесь в первый раз. Светло‑синие, иногда белеющие на солнце глаза Марка пугали тем, как часто сокращались и расширялись зрачки, иногда противоестественно меняя форму, вытягиваясь то вдоль, то поперёк, а иногда попросту вытесняя радужку. По белкам в это же время струились какие‑то белёсые волокна, похожие на вату, отчего Чжао отчаянно хотелось потереть собственные глаза. Иногда эти волокна отрывались от живой влажной поверхности глаза и оборачивались быстро распадающимися струйками не то пара, не то тумана.

Внезапно Марко ослабил хватку и всплыл над землёй, легко, как пух, песок стекал с его чувяков и возвращался обратно, свиваясь в кольца и снова распадаясь на отдельные струйки. Чжао хотел уползти в кусты, но не мог оторвать глаз от сумасшедшего дикаря и его колдовских фокусов. Не каждый день такое увидишь. Между тем, Марко вдруг шепнул что‑то, протянув руки в сторону недостроенной конюшни, укрывшейся в зарослях бирючины, и Чжао послышалось, что оттуда донёсся встречный шёпот: так могли бы шелестеть приглушёнными голосами тайные любовники, переговаривающиеся через бумажную перегородку, нежный шёпот казался вроде бы тихим, но летел, проникая сквозь шум ветра и шорохи листвы, пронизывая ткань повседневных звуков, и вслед за шёпотом из зарослей к рукам Марка потянулись мелкие‑мелкие огоньки, похожие на «снежок», который видит глаз после слишком резкого наклона головы, Чжао встряхнулся, но огоньки не пропали, они плыли навстречу белым‑белым рукам молодого колдуна, не такие жгучие, как искры, и не такие яркие, но почти такого же размера, только гораздо более неторопливые; Марко продолжил разговаривать с ними на непонятном языке, теперь уже с какими‑то отеческими интонациями; огоньки остановились и застыли в воздухе, повторяя очертания машины снов.Марко опустился на землю и сказал, проникая куда‑то в самую сердцевину Чжаова нутра:

– Раз уж ты украл их, то будешь стеречь как пёс.

– Хорошо, господин, – просипел Чжао пересохшим ртом, глядя, как в воздухе пританцовывают крохотные огоньки, от которых на сердце становилось сладко и чуть прохладно от лёгкого привкуса страха. Он опустил взгляд и обнаружил, что его ноги по колено погрузились в песок, сдавивший сапоги. Стражник попробовал двинуться, но не смог.

– Я разрешу тебе двигаться, когда ты дашь мне слово.

– Клянусь матерью.

– У тебя нет матери.

– Клянусь могилами предков.

– Ещё.

– Клянусь их могилами, пусть меня настигнет проклятие матери и отца, и всех моих пращуров, если я нарушу своё слово.

– Жалкий ублюдок.

– Я не знаю, чем ещё поклясться.

– Если ты меня обманешь в этот раз, будешь просить смерти, но не получишь её. И чем дольше будешь умолять о ней, тем дольше и горше будут твои страдания. Ты это осознаёшь?

– Да, господин.

Марко схватил его за ремешок, удерживающий шлем под подбородком, и с силой окунул его лицом в туман.Он даже не понял, каким образом это произошло, но гнев Марка в тот момент был так силён, что ему было наплевать на такие мелочи. Он макнул Чжао в туман, лицом прямо в один из тех разломов, откуда доносился потусторонний вой демонов,и буквально кожей почувствовал, как всё тело стражника сводит судорога. Отчаянный нечеловеческий визг, вырвавшийся из глотки Чжао, вернул их обоих в привычную реальность. Огоньки растворились, мир снова пришёл в равновесие.

– Фу, да ты, похоже, обосрался, дружище, – грубо захохотал Марко, добавив сочное ругательство на татарском. – Сходи‑ка поменяй штаны да принеси‑ка нам обоим вина. Я останусь тут до утра.

Чжао опьянел почти моментально. Он сидел, осоловело глядя на двух суетливых курочек, привязанных за лапу и сосредоточенно что‑то выискивающих в мусоре и палых веточках. Губы Чжао слабо шевелились, он тянул какую‑то заунывную крестьянскую песню без начала и конца, растягивая слоги так, что Марко не мог разобрать ни одного слова. Иногда Чжао поддёргивал бечеву, и курочки возмущённо вздрагивали, как золотоискатели, которых оторвали от поиска драгоценных крупиц в песке, и начинали громко ругаться на своём смешном языке. Стражник в этот момент начинал глупо улыбаться, слегка подпуская слюну, после чего разражался новой мычащей руладой.