Шаман-гора (СИ)

На третий день, с первыми лучами солнца, наша флотилия снялась с якорей. Впереди была ещё не одна сотня километров нелёгкого пути, но это уже стало делом привычным. Вот за поворотом скрылись последние постройки Хабаровки, и мы остались один на один с таёжными берегами и неуравновешенным течением Амура. Впереди, до самого Софийска, не было ни одного русского селения, кроме телеграфных и продуктовых постов. Эти сёла предстояло строить моим попутчикам — крестьянам Воронежской, Пермской, Тамбовской и Вятской губерний. Ну что ж, в добрый путь.

Глава 21

Идея, рождённая в бреду

Я, экономя патроны, отстреливался от наседавших душманов.

В горле першило от гари, что стлалась вдоль камней от чадившего БМД. Противный запах соляра и сгоревшей резины перебивал сладковатый аромат подгоревшей человеческой плоти и омерзительно действовал на нервы. Из-за плотного огня духов мы так и не смогли вытащить из подбитой машины механика-водителя и разведчика моего разведвзвода и моего «годка» Гармаша Валеру. Наша «коробочка» стала последним местом успокоения балагура и весельчака из Благовещенска.

«Так и не дождался земеля дембеля», — подумал я со злостью, выцеливая особенно рьяного духа. Не люблю тех, кто норовит без очереди. С детства не терплю. «Ну и хрен ли тебе, козёл бородатый», — констатировал я удачный выстрел.

С чужого неприветливого неба нещадно палило раскалённое солнце. Кроме того, что очень хотелось пить, на зубах хрустел осточертевший за эти полтора года ненавистный песок. Солёный пот грязными ручейками скатывался на брови, а затем, крупными каплями, падал на торчавший из-под бронника тельник. А тельник и без этого был насквозь мокрый и противно лип к телу.

— Связист, — прохрипел я сквозь непрерывный грохот автоматных очередей. — Что вертушки?

— Летят, командир. Просят продержаться хотя бы минут десять, — раздалось из-за соседнего валуна.

— Долго, чёрт! Все тут ляжем. Не дадут нам эти суки десяти минут.

Судя по тому, как нехотя передвигались нападавшие, лезть под пули им не очень-то и хотелось. Да и Жора Контрабас показал бабаям, что снайперы ВДВ — самые лучшие снайперы в странах Варшавского договора.

Потеряв момент неожиданности, когда захватить нас врасплох не удалось, духи утратили свой боевой задор. Они неохотно постреливали из-за камней и громко матерились по-нашенски. Позиционная война их не больно-то устраивала. Это не головы нашим пленным отрезать. Хорошо, что среди душманов нет наёмников.

Те вояки грозные. На двести метров из автомата в звёздочку на панаме попадают.

— Пацаны! — закричал я, желая подбодрить своих бойцов. — Всего десять минут, и вертушки будут здесь.

— Всего-то, — раздался откуда-то справа голос Шуры из Ростова. — Как два пальца… об асфальт.

Конец нашим разговорам положил ужасный звук, прорезавший спёртый жарой воздух. Этот звук знаком каждому солдату, понюхавшему пороху. Так бьют миномёты. Эта зараза садит так, что укрыться от них — очень большая проблема. Вслед за свистом среди наших позиций начали рваться мины.

— Вот суки, с миномётов поливать начали, — в бессильной злобе скрипнул я зубами. Затем, перекатившись за соседний валун, осторожно выглянул наружу.

В этот момент раздался очередной выстрел. Прежде чем нырнуть за спасительную шероховатость камня, я увидел фонтан пыли и песка, взметнувшийся на месте огневой позиции миномётчиков. И даже дымный след от сгоревших пороховых газов.

Он красивой дугой упёрся в наши позиции — раздался взрыв и предсмертный крик одного из моих бойцов.

— Граммофон, сука, — закричал я сатанея. — Ребята гибнут.

Ты что там уснул?

— Командир, не вижу, откуда он садит, — раздался виноватый голос снайпера.

— Смотри на три часа от меня. Там пыль столбом стоит.

— А! — раздался ликующий голос. — Ну, держитесь, правоверные!

Через пятнадцать секунд канонада умолкла, а со стороны противника раздались проклятия и сообщения о том, как душманы любят нашу маму.

— Материться научись, чмо обрезанное, — в наступившей тишине раздался голос Шуры из Ростова.

А вслед за этим он преподал урок отборного русского мата.

Если бы эти рулады услышала его мама, скромная учительница литературы из Ростова, то она навряд ли похвалила бы своего ненаглядного Сашеньку.

Возможно, что противоборствующие стороны ещё бы некоторое время попрактиковались в возможностях «великого и могучего», но где-то вдалеке раздался гул турбин. Нам он нёс будущее избавление, а духам — неприятное настоящее.

Душманы не стали дожидаться появления весомого подтверждения нашей правоты и решительно начали отступать. Джигиты прекрасно понимали, что самым важным аргументом в развернувшейся полемике будет неизменный и точный ракетный удар, который последует вместе с появлением винтокрылых машин.

Я вскочил на ноги и прямо от бедра, по-эсэсовски, стал ожесточённо палить вслед отступающему врагу. Меня поддержали оставшиеся в живых бойцы. Всего шесть человек.

Отчаянно матерясь и размазывая по лицам пот и слёзы, мы мстили за свой недавний страх, за своих погибших товарищей, за то, что перед дембелем это не последний боевой выход. И просто потому, что это были последние патроны и требовалось выпустить пар.

Рядом со мной раздался взрыв и, ослеплённый внезапной вспышкой перед тем как впасть в забытьё, я успел подумать: «Что же ты, сволочь, делаешь? По своим, гад, бьешь»…

Пришёл я в себя от ласковых прикосновений к своему лицу прохладных рук.

— Где я? В медсанбате? А может быть, на том свете? А кто рядом со мной? Медсестра? — я попытался собрать воедино разбегающиеся мысли. Затем, с трудом разомкнув глаза, увидел склоненное ко мне встревоженное лицо ангела. Так вот они какие, эти загадочные небожители. Действительно, за один поцелуй такого создания жизни не жалко. Так, значит, я в раю? А иначе бы меня встречало не это чудо Божьих рук, а черти со страшными рожами.

— Пить! — сами по себе прошептали пересохшие губы.

— Слава Богу, очнулся, — прошептал ангел голосом Луизы, и по прекрасному лицу потекли слёзы.

— Где я? А вертушки что, уже улетели? — не мог я задать более глупого вопроса, так как уже начал реально воспринимать окружающую действительность.

— А что такое «Аллах Акбар»? — проигнорировала мой вопрос Луиза, сочтя его остатками бреда.

Я недоумённо посмотрел на Луизу.

— А тебе-то это зачем?

— Ты в бреду несколько раз говорил.

— А это, девочка моя, распространенное кавказское выражение, — ответил я, всё прочнее осваиваясь в новом мире. — И говорит оно о том, что их бог — самый лучший бог в мире.

— Так вот почему ты так ужасно и непонятно матерился и всё просил огня. Ты был на той войне? Мне было так боязно, — глаза Луизы излучали вселенскую боль.

— Да, милая, мне снилась та война, — ответил я.

А сам вдруг подумал, что редкое поколение русских парней, начиная со времён завоевания Кавказа, не побывало на этой войне. Вот уж воистину, кавказские войны — это столетние войны.

— Что со мной случилось? — задал я тревоживший меня вопрос.

— Жар у тебя. Видно, простудился, когда людей из воды вызволял.

— Вот чёрт, только этого не хватало, — поморщился я.

— Болит? — встрепенулась девушка.

— Да нет. А каких людей и из какой воды я вызволял? — внезапно дошло до меня.

— Ну, как же? Ураган был великий. Не все успели у берега укрыться. Два плота и разломились. А людей, скотину, имущество — всё по волнам разбросало. Вот вы несколько часов кряду в холодной воде, на ветру, розыски-то и вели. А на дворе темень, хоть глаз коли. Жуть.

Хоть убейте меня, но этого эпизода из своего «героического прошлого» я не помнил. В это время я со своим взводом отбивал атаки душманов. Ещё одна загадка. Я тяжело вздохнул.

— Ты меня, наверное, обманываешь. Тебе больно, — тут же отреагировала Луиза.

— Да нет, просто не ко времени, — ободряюще улыбнулся я.