Машина снов (СИ)

Старик легко поднялся с постели, добавил дымящегося чая в остывающую чашку и продолжил:

– Так и с ревностью. Мы можем различить лишь саму ревность и её отсутствие. Но они… Они живут в присутствии ревности всегда, ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Во сне, в бодрствовании, всегда. Как океан играет сотнями отблесков солнца, так и их ум играет сотнями отблесков ревности. Как ценитель тонких вин отличает тысячи вкусовых оттенков в букете любимого напитка, так и они чувствуют малейшие колебания ревности, которая пронизывает всё их существо и весь мир, который их окружает.

Иногда, сопровождая Хубилая в длительных экспедициях, я думал, что, в отличие от нас с тобой, он не выношен матерью. Её утроба не стала для него источником, как для обычных людей. Лоно этой несчастной женщины лишь стало воротами, через которые он проник в наш мир в результате действия неведомой мне силы. Ты говорил, что император якобы сказал тебе что‑то. Но что такое для него слова? Я понимаю, что такое слова для тебя, для меня, для остальных «простых людей». В мире ревнующих полубогов‑полудемонов нет привычного нам языка слов. Они так чувствительны и так быстры, что слова не успевают отразить состояние их мятущихся умов. Одержимые жаждой первенства и жаждой власти, они сталкиваются в непрекращающейся битве и каждую секунду испытывают тысячи побед и поражений. Поэтому они говорят взглядами.

– Я всегда хорошо помнил его глаза, – ответил Марко, рассеянно глядя на зыбкие очертания комнаты. – Они казались мне горящими угольями.

– Ты прав. И поэтому не стоит ждать от Хубилая подвигов. Он не человек. Слова для него не имеют особого значения. Слова для него – лишь средство достижения цели.

– Не могу сказать, что ты успокоил меня, старик, – глухо сказал Марко.

– А ты нуждаешься в успокоении? Или в ответе на свои вопросы?

Они сидели рядом, и Марко почувствовал странную похожесть

их поз, видимых им как бы со стороны, на его обычное утреннее сидение у прудов рядом с императором. Но неземные глаза библиотекаря, всегда завораживавшие Марка и придававшие словам старика особую глубину, лучились совершенно иным светом. В них отражался покой, такой, какой заметен лишь в воде высокогорных озёр, чью гладь веками не тревожит ни малейшее дуновение ветерка.

– Давай сменим тему, мне что‑то неуютно, – сказал Марко.

Старик без иронии усмехнулся, вышло это как‑то добродушно,

лучики морщин растеклись по лицу библиотекаря, и Марко решился на разговор, которого вообще‑то боялся более всего, особенно учитывая недавно обнаруженную в себе способность создавать из тумана вполне реалистичные картины одним усилием воли. Поэтому он решил не плутать, а напрямую сказать:

– Я видел демонов. Ты видел их когда‑нибудь?

– Да, и это одна из причин, по которой я, старый и многое повидавший человек, так по‑бабьи боюсь смерти.

– Уффф, – выдохнул Марко. – А я, честно говоря, думал, что сошёл с ума. Я даже боялся произносить слово «демоны» здесь…

И словно в ответ на его спрятавшиеся до поры страхи туман стал колючим и неуютным, каким он бывает ранней весной, когда проникает за ворот и выстуживает тело до самых костей. Тяжёлый нехороший скрип пополз из углов, заставив Марка быстро переключиться на другие воспоминания. Старик глянул на внезапно съёжившегося юношу и, встав в полный рост, громко крикнул куда‑то в пустоту, словно пытаясь приструнить разыгравшуюся собаку:

– А ну! Ну‑ка назад!

Что‑то ухнуло, грузно всхлипнуло и ушло в пустоту, рассосавшись по углам, затаившись там и будто бы подбираясь для броска. Марко подумал о Пэй Пэй, и ему стало немного легче. Старик улыбнулся в ответ, словно угадав его мысли.

– Понимаешь, есть одна странная вещь… Почему я и спрашиваю тебя о демонах… – с трудом продолжил Марко, переводя дыхание. – В том, обычном мире всякий раз происходит странная вещь. Как только я попадаю сюда, в явь сна или… как это правильно назвать… Всякий раз, когда я вхожу в этот мир тумана, тампоявляется существо, которое люди описывают как моего двойника. В первый раз это случилось, когда я убил шестерых демонов. Мой двойник в ту же ночь убил шестерых моих друзей. Потом, в яви сна, я попытался проникнуть в сон Хубилая, и в обыденной яви мой двойник попытался разбить ворота ханского дворца. Я думаю, что здесь замешаны демонические силы…

– Я мало что знаю о демонах, – ответил старик, буднично отхлебнув из чашки. – Я как‑то говорил с твоим отцом. Забавно получилось. Он говорит, что вот, мол, есть Сатана, и имя ему Бафомет, и есть лик его, именем Айваз, и сойдутся они в апокалиптической битве с воинством архангелов… Не обижайся, но… Простовато как‑то. Хотя чего от вас, белых варваров, ожидать?! Один бог, соответственно – один дьявол, – и библиотекарь скрипуче засмеялся. – Очень удобно и даже где‑то практично. Я думаю, что всё несколько сложнее. Увы. Ты ведь видел их?

– Если отвечать в стиле нашей стражи, то есть не слишком умствуя, то я видел нечто ужасное, что проще всего посчитать за демонов. Я не знаю, демоны то были или нет. Но страшно было очень. И даже сейчас страшно.

– Тогда, наверное, это были они… На самом деле тебе проще было бы спросить об этом твоего тебетского друга. Я всё‑таки больше по части книжных знаний спец. А вот он‑то часто бесов заклинал. И кое‑что об этом знает.

– Я пытался с ним поговорить… Так странно, я говорю об этом так, как если бы он был жив!

– Не страшно. Я ведь тоже жив весьма относительно, – усмехнулся библиотекарь, как показалось Марку, с некоторой долей горечи.

– Так вот… Я говорил с ним, и он ушёл от ответа. Точнее, я понял его ответ, но он, как всегда… считает, что «говорить в мире самсары, в общем‑то, не о чем».

– М‑да, в последовательности ему не откажешь, – засмеялся библиотекарь.

– По глупости ли либо благодаря каким‑то другим обстоятельствам, но я пришёл к твёрдому убеждению в том, что они существуют. Теперь ты говоришь мне, что всё это не один Враг Человеческий. Что их якобы много. Час от часу не легче, как говорится.

– В демонологии есть лишь одна проблема. Чтобы что‑то понимать в классификации демонов, нужно проникнуть в их мир, увидеть их, сохранить более‑менее трезвое состояние рассудка и, вернувшись в этот мир, внятно что‑то рассказать. Люди, опрометчиво уходившие в мир демонов, были. Со второй частью задачи хуже. То, что оставалось от них после такого путешествия, можно было назвать лишь жалкой карикатурой человека. Однако твой друг Шераб Тсеринг как‑то мельком рассказывал мне о демонах, комментируя один старый труд, копию которого я потом случайно утратил при переезде в новую столицу. Если доверять его словам, штука в том, что нет какого‑то одного Сатаны, который бы управлял полчищами себе подобных.

– Та‑а‑ак… – озадаченно произнёс Марко, безуспешно пытаясь осмыслить слова старика.

– Представь себе восемь царств, враждебных не только человеку, но и друг другу. Восемь огромных царств, каждое из которых никак не меньше того мира, который ты можешь видеть, слышать, осязать и так далее каждый день. В этих царствах есть всё, что есть здесь, в Поднебесной. Там есть язык, на котором они говорят, отличный от нашего, но отличный и от языка других царств. Там есть дороги, дворцы, хижины, знать и челядь, воины и те, кто их обслуживает, есть чиновники и есть поэты, есть повозки и есть лошади, которые их везут, есть горшечники, торговцы рыбой, мясники, ткачихи, рыбаки, нищие. Там есть всё, что ты можешь видеть, выйдя за пределы дворца. Но все эти существа – демоны. Конечно, их миры не так похожи на наш, как я сейчас их описал. Но это полноценные миры. Может быть, вместо воды там течёт огонь, а вместо растущих деревьев там полыхают языки болотного газа. Но это не меняет сути. Там есть и леса, и моря, и города. Ты представляешь себе это?

– Да, – неуверенно сказал Марко, пытаясь осилить масштаб предложенной картины.

– И это только восемь больших царств, а количества малых я не помню. Оно исчисляется десятками. И когда о них говорят «малые», это не означает их малости как таковой. Они невелики лишь по сравнению с этими основными царствами, как страна Мянь или Аннам малы по сравнению с Поднебесной или Великой степью. Но это такие же страны. И в них тоже есть князья, генералы, солдаты, домохозяйки. Все существа. Забавно представить себе, например, что за существо могло бы быть сторожевой собакой возле дома демона? Или каков бы мог быть его конь? Или как бы демоны могли заниматься любовью? Я думаю, это весьма разрушительное зрелище, – закряхтел библиотекарь старческим трескучим смехом.