Шаман-гора (СИ)

Покончив с бандитами, мы обратили внимание на девушек.

Видок у них, конечно, был ещё тот. Грязные, оборванные, на осунувшихся лицах ссадины и царапины… И лишь при виде нас их глаза загорелись огнём надежды. Мы выхватили ножи и стали резать путы, стягивающие руки пленниц.

Одна из освобождённых мною девушек беспомощно повалилась на траву. И только тут я заметил, что она мертва. Шальная пуля попала ей прямо в голову. Хоть эта девушка и была мне незнакома, но сам по себе вид погибшей женщины в глубине души вызывает щемящее чувство некой несправедливости. Кроме того, и Луиза сидела белая словно мел, отчаянно прикусив дрожащие губы. На её бедре под платьем набухало красное пятно.

Я, желая ей помочь, одёрнул платье вверх, обнажив при этом её стройные бёдра и часть плоского живота. В глаза мне сразу бросились чёрные завитки волос, укрывавшие самое сокровенное место девушки, и пулевое отверстие, расположенное чуть ниже девичьих прелестей. Из раны медленной струйкой вытекала кровь.

«Это хорошо, — успел подумать я, — кровеносная артерия не задета, и рана сквозная». Дальше мне додумать не пришлось.

Оглушительная пощёчина вернула меня в мир скромных и стеснительных людей.

«Фу ты чёрт! — выругался я про себя. — Ведь наши прабабушки не носили нижнего белья. А я бесстыдно узрел самые потаённые места юного создания. Да она скорее умрёт от потери крови, чем даст мне себя перевязать. А удар-то у девочки неплохо поставлен!» Я быстро вскочил и стянул с себя гимнастёрку, а затем и нижнюю рубаху. В считанные секунды я разорвал её на полоски, наподобие бинтов, и отдал их Катерине.

— Перетяни сначала ногу выше раны, а затем перевяжи, а то твоя сестра кровью истечёт.

Катерина одной рукой пыталась стянуть концы разорванной рубахи, другой взяла у меня бинты.

— Тьфу ты! — плюнул я в сердцах. — Нашли время стыдиться!

— Время не время, а вы отвернитесь, — поставила она условие. — А то не успели из боя выйти, как сразу норовите девушке под юбку заглянуть. А тамотка кто вас знает? Щё у вас на уме?

— Да, пожалуйста.

Я демонстративно повернулся в другую сторону.

— А ты щё лыбися, кобель в лампасах? Ишь, уставился! — услышал я грозный окрик.

— Дак ты же насчёт меня ничего не говорила. Я подумал, можно, — хохотнул Степан.

— Вот погоди, я счас ослобонюсь и покажу тебе «можно».

По всей вероятности эту угрозу Степан воспринял реально, потому что больше спорить не стал, а дисциплинированно повернулся в мою сторону.

— А я уже испугался, что ты, твоё благородие, умом тронулся, — произнёс он совершенно серьёзно.

— С чего это?

— Дак думаю, озверел партизан маненько. Женских ласков ему требуется. Платье стал с девки рвать. С себя исподнее сымать. Не иначе грех сотворить удумал.

— Да пошёл ты, — выругался я в сердцах.

Степан расхохотался и хлопнул меня по плечу.

— Не таи обидов, Михаил. То я так, шутейно. А всё-таки здорово мы их, узкоглазых, прищучили! Знай наших!

Накопившаяся злость требовала выхода, и мы, глядя друг на друга, расхохотались.

— Щё ржёте, мерины в погонах? Всё бы токмо ржать да под юбки к честным девкам лазать, — раздался обличающий голос Катерины. — Лучше спирт у басурманов поищите. Рану обработать бы надоть.

Мы с готовностью поднялись на ноги. И тут я увидел, как один из недобитых хунхузов целится из винтовки в казака. Лишь доли секунды отделяли бытиё от небытия.

«Проморгали, — успел подумать я, — не проверили, все ли враги мертвы».

А моя рука, по прежнему сжимавшая нож, при помощи которого я освобождал пленниц, без замаха, снизу, швырнула его в хунхуза.

Грохнул выстрел. Пуля ушла куда-то вверх. А стрелок, схватившись руками за пробитую шею, повалился в траву. На поляне на миг воцарилась мёртвая тишина.

— Давай остальных проверим, — прервал я затянувшееся молчание.

— Ну, Мишка, родной ты мой! Ты мне теперь всё равно что братка. Девки, вы токмо поглядите на него. Ну зараз покраснел, что красна девица. Вот что значит благородный, — разразился словесным поносом Степан.

— Хватит причитать, давай делом займёмся.

А щёки у меня и вправду горели.

Затем мы проверили остальных бандитов на предмет, не теплится ли ещё в ком жизнь, собрали все их мешки и высыпали содержимое в общую кучу. Там нашёлся и спирт, и еда, и ещё кое-что, на что мы уставились, раскрыв рты. В одном из мешков поблескивал металл жёлтого цвета.

— Золото! — выдохнул Степан. — Никак казну бандитскую взяли. Около пуда будет.

Степан взвесил на руке мешок с опасной находкой.

— Лучше бы нам её оставить, — вслух подумал я. — А вдруг кто ещё про неё знает. Ведь не выпустят. А у нас раненая на руках.

— Да не в жизнь! — воскликнул Степан. — Такая удача раз в жизни выпадает. Это наш законный трохвей. Не пристало казаку добычей разбрасываться. Казак добычей живёт. Так царём-батюшкой с незапамятных времён определено.

— Ладно, ладно. Раздухарился. Казак трохвеем живёт, — передразнил я его. — А с ними что прикажешь делать?

Девушки закончили перевязку и молча наблюдали за нашей словесной перепалкой. Они золота не видели и не понимали, из-за чего весь сыр-бор.

— А это ничего, как-нибудь. Авось не пропадём.

И к Катерине: — А ты бы сестре вовнутрь спиртику дала, а то гляди, она с лица побелела вся.

— Уж мне это ваше авось, — пробормотал я сдаваясь.

И также к Катерине: — Дай Луизе спирта, не жалей. Спиртное помогает кровь восстанавливать. Да и взбодриться ей надо.

— Без ваших подсказок обойдусь. Жалельщики нашлись. Пожалел козёл капусту, — отчего-то взъерепенилась девушка.

— Да хватит тебе уже, — устало махнул я рукой. — Делайте что хотите.

— Кать, дай спирту, — раздался слабый, но решительный голос Луизы.

«Ишь ты, пигалица, никак на выручку мне пришла», — удивился я.

— Да ты щё, Луша, ведь не сдюжишь? Эвто у эвтих кобелей глотки лужёные, они щё хошь выпьют.

— Я тебе сколько раз сказывала? Не называй меня Лушей, Луиза я, — неожиданно забастовала девушка, стрельнув при этом глазами в мою сторону.

— А ты ей с водичкой разбавь, — смирным голосом посоветовал Степан.

Катерина молча подошла к куче припасов и взяла склянку со спиртом. Затем также молча спустилась к ручью и набрала воды, смешала спирт с водой и поставила рядом с Луизой.

— Пей, сестрёнка.

— Дай что-нибудь закушать, — менее решительно произнесла девушка.

Степан с готовностью протянул ей кусок вяленого мяса и рисовую лепёшку.

— А ты не смотри на неё, проклятую, — стал обучать он девушку правильному употреблению спирта. — Воздух из себя выдохни и всю её, гадость такую, зараз в один глоток выпей. А затем водичкой и запей да мясцом закушай. Сразу полегчает.

— Он тебя научит… Слушай его больше, — скорее из своей природной поперечности, чем от злого умысла не удержалась Катерина.

Пресекая лишнее внимание к своей персоне, Луиза решительно опрокинула в себя содержимое жестяной кружки да так и осталась сидеть с открытым ртом. Девушки, не ожидавшие от подруги такой прыти, смотрели на неё широко открытыми глазами.

— Ну что смотрите, задохнётся ведь девчонка, — не выдержал я. — Дайте ей воды.

Я, махнув рукой, подхватил девушку за плечи и поднёс к губам кружку с водой. Луиза сделала несколько судорожных глотков и, доверчиво прижавшись ко мне, закашлялась. Я дал ей ещё немного воды. Так в моих полуобъятиях она просидела несколько минут, затем, словно опомнившись, густо покраснела и одним рывком отодвинулась в сторону.

Наблюдавшие за этой сценой девушки деликатно потупили глаза.

«Наверное, теперь, как истинный джентльмен, я на ней обязан жениться, — подумал я, — или как там у них полагается?

А что? Прелестями её я уже любовался, на глазах у всех обнимался. Осталось только под венец».

— А что, братка, не выпить ли нам по одной с устатку? — нарушил затянувшееся молчание Степан. — И то ведь, такое дело свершили. Иным, разным-протчим, и пятерым не под силу.