Тайны имперской канцелярии (СИ)

-    А как же мы все? - спросил снова Иван Алексеевич, удивляясь такому  объяснению.

-    Не    знаю, у каждого все происходит по-своему. И порой, тяжело отделить где, что. Но думаю, у вас настоящая любовь.

-   Это что, видно? - удивился губернатор.

-    Нет, но я это чувствую внутри. Не могу объяснить как. Это мое чувство.

-     Но ты же говорил, что чувству нельзя доверять?

-     Да, но не этому. Это чувство, которое я испытываю всякий раз сближаясь с другими, не имеет  ничего общего с обычными. Наверное, его можно отнести к разряду слепого уверования.

-     Ну вот, опять ты противоречишь  себе. Теперь, уже слепое чувство.

 -   Нет, я не это хотел сказать, - задумался на минуту лекарь, - я хотел сказать, что мое чувство - это чувство предостережения ото всего, что происходит.

-    Как это, не понял?

-    Как же вам объяснить, - думал вслух Иннокентий, - наверное, проще сказать  так. Мое чувство не затрагивает ваши или чьи-то интересы. То есть, мне нет надобности взыскивать у вас что-то, мне необходимо нужное для простой обыденной жизни. Поэтому, я ему и доверяю, и оно почти  никогда не обманывает .

-  А что, случается и такое?

-  Да, бывает, - огорченно согласился лекарь, - но это уже лично от меня. Когда я начинаю попирать силищу, мною владеющую. To eсть, когда злюсь или недомогаю, или когда просто не в хорошем настроении.

-    И как же ты все отличаешь? - засомневался в его словах граф.

-    Да, просто. Я не пытаюсь навязать самому себе это, и нахожу именно то, что нужно. В общем, это довольно сложно происходит внутри, поэтому лучше  объяснить не могу.

-    Да-а, - облегченно вздохнул теперь и губернатор, понимая, что у того, скорее всего, "не все дома", - тяжело тебе приходится.

-    Ну, почему же, - возразил Иннокентий, - вовсе нет. Я радуюсь этому, так как чувствую, что на правильном пути, ибо доверяю тому, что идет от души, а не от тела.

И снова сердце графа забило тревогу.

-    А может и нормальный, - думал он, - может, это мы не такие?

И от этой мысли вовсе похолодело в груди. Но все ж граф не подал виду, хотя это было и тяжело.

Наступило короткое молчание.

Но вот лекарь встал и, дружелюбно похлопав

по руке графа, сказал:

-   Я знаю, о чем вы сейчас думаете, уважаемый Иван Алексеевич. Не переживайте по этому поводу. Я такой же, как и все. Только не могу смотреть на возрастную  умалепицу.

-    О чем ты? - сделал вид, что не понял граф.

-    Ладно, можете не признаваться в своем сокровении. Мне это не нужно. Оно нужно вам самим. Вот, когда это поймете, тогда я вам может кое-что и скажу со всего того, что знаю.

Губернатор промолчал и даже обидчиво слегка надул щеки, но, когда знахарь вышел из комнаты, у него снова похолодело  внутри.

Боже, а ведь он прав. Я ведь об этом думал. Откуда он может знать такое. Знает, но виду особо не подает. Что-то в этом нечисто.

Пресвятая богородица, а может  он и есть Вельзевул, как пишут в старинных книгах?

Да, нет. Чушь какая-то. Он же обычный человек. Да и в детстве росли почти разом. В молодости ходили к девкам и шарахались по разным заведениям.

Что же с ним случилось? Почему он стал таким?

Может, кручина помогла этому?

Так сказать, что он беден - нельзя. Такой же, как и все. Мало у кого и это имеется.

Огромный дом, позади небольшой сад, даже конюшня есть, правда, без лошадей за ненадобностью.

Что не жить-то. Лекарь по фаху. Правда, изгнали собратья его за какую-то неусмиряемость супротив власти   их чиновников.

Но он ведь мог вполне обустроиться снова. Даже дома, хоть жена и ворчит. Нет, дело здесь в чем-то другом.

А в чем?.. Не знаю, да и знать не хочу, если честно. Какое мне дело до всего этого. Вот полежу, выздоровею. Затем рассчитаюсь, как и положено, хоть мы и старые друзья, но жить-то надо каждому как-то.

Я уйду к себе, а он останется сам по себе, наедине со своими бесами. Вот жизнь какая штука. Сегодня ты один, а завтра     совершенно иной.

Правда, бывает люди и не меняются, но какое дело мне до всего этого?

Я губернатор и повинен заниматься своим делом. А он своим. Вот и вся закавыка той же жизни.

Что-то я не в ту сторону мыслю. Надо бы подумать о другом. Что делать с той чертовой папкой и другими документами? И вообще, к кому обратиться, чтоб разобраться во всем этом?

Не дай бог, еще к зачинщикам прислонят. Попробуй, тогда отвертеться. Смерть не страшна. Страшно имя свое запятнать. Люди ведь узнают, что подумают?

Богоотступник. На царя руку поднял, хоть его и нету уже. Так им какая разница. Потом, не докажешь, что в постели с переломанными ребрами лежал. Да и кто будет спрашивать. Не простой же человек.

Мысли его неожиданно остановились, так как  он услышал, как где-то внизу открылась дверь.

Кто-то вошел и довольно долго стучал туфлями и раздевался. Слышался какой-то небольшой разговор, но тихо, и разобрать было тяжело.

Вскоре послышались шаги на лестнице, и в проеме двери показался новоиспеченный учитель Гавриил Эдмонтович. Он широко улыбался   и потирал закоченелые от мороза руки.

-    Ну, батюшки свет, Иван Алексеевич, задали вы мне работенку, - почти  радостно говорил он, подходя ближе и все так же потирая руками.

-    Что так? - умышленно удивился граф.

-    Морозища-то стоит ужасный, аж трещит все вокруг, а вы меня к дому ко  свому. Далеко ведь. Ну, ничего, ничего. Не замерз я. Вот только руки прикоченели, а так ничего. Возрадуйтесь, батенька мой, жива и целехонька  ваша драгоценная супруга, Анна Андреевна. Привет ей от вас передал и вам от

нее передаю тоже, - и с этими словами он достал  откуда-то изнутри небольшой носовой платок  и  ввернутую в него записку.

-    Спасибо, спасибо, - поблагодарил граф, уж совсем не понимая, как теперь  обращаться с бывшим Гаврилой.

Лицо вроде бы то же, только вот говор изменился и манеры другие.

Иван Алексеевич и верил, и не верил всему этому.

С одной стороны - это казалось невероятным, а с другой - вот оно доказательство, перед твоими ясными глазами.

Но  сейчас  думать   было некогда и он быстро развернул платок, взяв из него записку, отправленную супругой.

-   На словах просила передать женушка, - не дал прочитать Гавриил Эдмонтович графу записку, - что скучает по вам и очень надеется встрече.

-   Хорошо, покорно благодарю, - с тоном вежливости отвечал губернатор.

-    Не за что, не за что, - кивнул головой учитель и отступил в сторону.

Тут вошел лекарь с горячим самоваром и сказал:

-    Сейчас будем чай пить. Погодите чуток, пойду схожу за булочками.

-    Я вам помогу, - взялся за дело Гавриил Эдмонтович, и они вместе куда-то ушли.

Граф развернул записку и прочитал. Голова сразу наполнилась другими мыслями: о доме и родных.

Жена писала, что действительно скучает и ждет его возвращения. Но предупреждала, что его искали и уже кто-то говорил о скорой кончине. Она спрашивала, как ей поступать и можно ли доверять незнакомому человеку.

-   Вот это да, - тихо прошептал Иван Алексеевич, - даже жена не обнаружила в нем вчерашнего дворника, а что скажет настоящая семья? Но так как мысли были заняты другим вопросом, то этот сам по себе остался не разрешенным до другого времени.

Граф решил снова послать учителя туда, но  уже со своей запиской.

Но, с минуту поразмыслив, понял, что это было бы несправедливо посылать его обратно, тем более, в такой мороз.

И он грустно вздохнул. Что ж, придется подождать до завтра.

Спустя минут десять в комнате шел настоящий пир. Иннокентий потчевал всех чаем, не забыв пригласить сада и свою сварливую бабу.

Она еще немного побаивалась графа, но все ж не настолько, чтоб оставить это занятие.

Разговору особого не было, и они пили чай с булочками в тишине.