Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Он готов был ждать столько, сколько понадобится. Не высовывался, ждал подходящего момента. Позволял сначала Гордону Тириту, затем Дюмушелю приносить присягу на Основном законе, когда их выбирали на пост генсека; охотно произносил речи в их честь – и осторожно сводил знакомство с людьми из их штата; он находил подход к другим политикам, разнюхивал их слабые места, бреши в защите, подкупал, улещивал, пугал, шантажировал – что угодно, чтобы укротить еще одного человека. Дейкстра не гнушался знакомств с представителями крупных предприятий (тогда их еще не называли мегакорпами, потому что размеры были все-таки не те) – когда был помоложе, у него не было выбора; когда Дейкстра заматерел, он решил, что поддержка мегакорпов хороша только до определенного момента, потом необходимость лоббировать их интересы очень ограничивала его возможности. Кроме этого, он не хотел, чтобы злые языки связывали с кем-то одним – незачем, в чем-то унизительно позволять общественному мнению считать его карманным монстриком у какого-то мегакорпа. Так что Дейкстра распространял свою сеть, приручал людей еще в одном нацправительстве, прикармливал еще одного офицера в армии, а попутно избавлялся от слишком прочных связей с мегакорпами. Как там: жена Цезаря должна быть выше подозрений? Слуга Африки должен быть выше мегакорпов?

Чем дальше, тем больше в это верили простые люди, тем больше это походило на правду. Пусть мегакорпы не оставляли попыток приручить его, но что поначалу было агрессивной и снисходительной тактикой, сменилось на заискивание, уговоры, почтительность. Собственно, Тесса Вёйдерс решила прибрать Дейкстра к рукам слишком поздно: она готова была платить ему по старой цене, как одному из крупных политиков, но на ограниченном поле битвы, а власть Дейкстра, незаметная на первый взгляд, но очень надежная, действенная, устойчивая, уже простиралась от океана до океана.

Его не совсем устраивал Основной закон: слишком много условностей и оговорок не оставляли Лиге много возможностей, а обязанностей навешивали куда больше, чем следовало бы. С другой стороны, именно над-организация оказывалась самой действенной силой в мега-крупном мире. Именно у нее был достаточный бюджет и возможности, чтобы противопоставить ощутимую силу иным, приходящим извне. При этом вполне хватило бы пары правок, чтобы наделить Лигу и ее главу реальной властью, отстричь ее у нацправительств, оставив им умеренные административные функции, а основные рычаги перенести в центр, туда же свести ключевые каналы управления и влияния. Что Дейкстра и собирался предпринять.

Это были планы. Это были планы, которые Квентин Дейкстра давно вынашивал и принялся осуществлять. В них, по большому счету, входили даже выборы – условно открытые, приемлемо справедливые. Чисто формально генсека выбирал лигейский президиум, на самом деле, учитывая, что в президиуме сидели представители нацправительств, их действия определялись внутренними веяниями, той самой злосчастной нацполитикой. Дейкстра поэтому и озаботился давным-давно тем, чтобы разместить в нацправительствах своих людей; ни в коем случае не подкупать тех, кто заседали там – это ненадежно, подкупленных однажды могли запросто перекупить. Он был уверен, что с этой стороны неожиданностей не будет. Африка становилась все более спокойным континентом, и это происходило не по воле и не вопреки пожеланиям Дейкстра – естественный ход событий, не более; не без стараний Дейкстра лигейская армия, а особенно гвардия обретали все больше значения, что сопровождалось и значительными материальными субсидиями. Реформа силовых структур происходила неторопливо, не всегда удачно, как водится, часть людей была очень, деятельно довольна, некоторые категорически против, остальным было наплевать, лишь бы платили хорошо да не мешали жить; в любом случае, о Квентине Дейкстра говорили скорей хорошо и безразлично, чем зло. Он же приятельствовал с влиятельными игроками и в центральных банках и денежных фондах – это получилось как-то неосознанно, ничего такого Дейкстра не планировал, а через несколько лет выяснил, что с ним охотно здороваются за руку члены правления Центрального банка, охотно приглашают на разные официальные и семейные торжества, прислушиваются к пожеланиям, и прочее. Это значительно помогало кое в каких делах; это же позволяло строить куда более оптимистичные прогнозы для некоторых предприятий, задуманных Дейкстрой; это же обеспечивало его кампанию очень солидным весом. Он оптимистично смотрел в будущее и до некоторого времени даже подыгрывал людям, которые выступали против него: особых опасений они не вызывали, политического веса не имели и не приобретали (об этом Квентин Дейкстра старательно заботился), но выглядело это как достойная конкурентная борьба. Демократия в деле, не иначе. Континенты, гордившиеся значительно более развитыми – или более древними демократическими традициями, взирали на эволюцию политических сил в Африке если не с уважением, то, по крайней мере, со снисходительным одобрением.

Жан-Эдуард Лиоско был, в некоторой степени, антиподом Дейкстра. Там, где последний тщательно, упрямо и если не изобретательно, то надежно создавал свою сеть – прикармливал, запугивал, уговаривал людей из самых разных областей, с самыми разными уровнями влияния, Лиоско очаровывал, и это основывалось скорей на инстинктах, на подспудном желании и неистребимой жажде нравиться. Он вообще куда более легкомысленно относился к будущему своему и окружающих. И – ему везло. Он знакомился с влиятельными людьми, очаровывал их как-то походя, производил самое благоприятное впечатление, и немалую роль в этом играли образованность Лиоско, хороший вкус, отменная память и острый ум. Это – то, что лежало на поверхности; это – то, что располагало к нему. Это – то, что позволяло Лиоско сходить за своего в самом утонченном обществе. А он любил высшее общество и очень ловко разыгрывал из себя если не непризнанного гения, то страдальца. Как выяснялось, для этого не так много и нужно было – сдержанные, вежливые разговоры о современной политике в узком кругу, приправленные легкой критикой: влиятельные мира сего всегда очень ценили стабильность, и именно ее проповедовал Лиоско. И изящные, остроумные, красочные речи с критикой любого шага, предпринимаемого аппаратчиками, а это Лиоско обеспечивал в изобилии – он был хорошим ритором, способным с легкостью рассуждать на любые темы; и у него были очень хорошие советчики, указывавшие, что именно лучше погрызть, в чей адрес высказать какие-нибудь особенно ядовитые замечания. А может, он просто умел слушать и слышать, на каких темах можно сорвать банк.

И быть бы ему вечным светским оппозиционером, если бы лоббисты мегакорпов не обратились именно к нему за поддержкой. Выступать в их поддержку открыто не рисковал никто в президиуме Лиги – за это можно было расплатиться не только популярностью, но и местом в администрации, а то и привлечь внимание секретной полиции. Не то чтобы мегакорпы так нуждались в открытой поддержке где-нибудь на заседаниях разных комиссий и советов. По большому счету, все, заседавшие в таких советах, знали, кто в каком мегакорпе столуется; сами же корпорации ничего не имели против кажущейся враждебности своих «карманных» политиков, потому что вне публичных выступлений и каких-то фундаментальных законов принималось немало куда менее заметных решений, постановлений, директив и прочего, что обеспечивало мегакорпам отличные условия функционирования. К сожалению, это действовало до поры до времени, а затем Квентин Дейкстра и его приближенные, а с ними параллельно и отчасти независимо от них и другие начали разыгрывать совершенно иную пиесу: сильный центр, сильная государственность, сильная власть народа. Еще не диктатура, но очень хорошая платформа для авторитаризма; и ему, этому подходу к государственной власти, были очень неудобны мегакорпы – а потому что колоссальных размеров, независимы, автаркичны, преследуют свои цели и могут оказать недопустимо сильное сопротивление. Прикрыть это недовольство можно обвинениями в чем угодно: слабо развитой социальной политикой мегакорпов, недостаточной экологичностью производства, коррумпированностью – иными словами, чем угодно, главное – половчее прикрыться заботой о простых людях, тем более что именно они голосуют за муниципальных политиков, те – выбирают национальных, которые, в свою очередь, выбирают лигейский президиум. Против такой идеологической машины мегакорпам не особо получалось бороться, тем более что репутация у них была – заслуженно – не самой лучшей. Там – авария на горнодобывающем предприятии, приведшая к жертвам среди рабочих и небольшой экологической катастрофе. Там – классовый иск к «Тонароге»: одно из ее подразделений оказалось монополистом в регионе, и трудовая политика, которой она придерживалась, оказывалась очень ущербной для наемных рабочих и их семей. Там после выработки месторождения оставались карьеры с ядовитыми отходами. Там вооруженная охрана на предприятии вела себя крайне агрессивно. И так далее.