Не отбрасывая тень (СИ)

- Томми… - тихо позвал меня Он.

Вздрогнув от своего имени, я поморгал, сфокусировал взгляд и скользнул им по гладкому каменному полу, на котором сидел, поджав под себя ноги и обхватив себя руками, неосознанно впиваясь когтями в собственное тело. Я так сильно вспотел от жара, что пот ручьями стекал по вискам, а волосы прилипли ко лбу, и я дышал через рот, боясь даже пошевелиться, чтобы огонь не разгорелся снова и боль не вернулась.

А потом, громко выдохнув, я медленно повернул голову.

Они стояли в дверях, не решаясь подойти ко мне, и краем глаза я видел их лица - бледные, но спокойные, не встревоженные и не напуганные, и только во взглядах было что-то незнакомое мне, что-то новое. Они смотрели на меня так, словно видели впервые, и если бы не боль, которую я пережил, я бы не понял их реакцию, но сейчас я не удивился бы, узнав, что она изменила меня до неузнаваемости даже внешне.

Она явно сломала что-то во мне, но я был слишком оглушен, чтобы сейчас хватиться потерь.

Я смотрел на них бесконечно долго, даже не чувствуя холода от каменного пола. Мне казалось, что дикий огонь выжег во мне все человеческое и остались только животные инстинкты, базовые для обеспечения безопасности. Я смотрел на них бесконечно долго, пока во мне вдруг не проснулось отчаянное желание спрятаться от их внимательных взглядов, исчезнуть, испариться, только бы они не рассматривали меня, словно неведомую зверушку…

Это желание мелькнуло во мне секундной, но сильной вспышкой, захватившей меня целиком, каждую клеточку; на одну долю секунды я ничего не хотел так сильно, как спрятаться от них. На мгновение ока я безумно сильно захотел иметь возможность закрыться; всего на какой-то миг, но это желание поглотило меня с головой…

И в следующую секунду где-то надо мной раздался тихий шорох, и огромные крылья опустились на мои плечи, замирая между ними и мной и скрывая меня от их глаз.

========== Глава LXII. ==========

В темных углах просторного зала танцуют тени, отбрасываемые вечным огнем факелов на стенах, и если я открываю глаза, то смотрю или на их танец, или на свои белые руки, обагренные кровью до запястий.

Кровь была повсюду. Она запеклась на коже - застыла, будто воск, на руках и плечах. Я даже не знал, как много крови я потерял, когда боль успокоилась; спину покалывало миллионом иголочек, а на руки, после того, как я себя обнимал, были словно бы надеты алые перчатки.

Он сидит за моей спиной. После того, как я проснулся, разрываемый жаром на части, Он не сказал мне ни слова, кроме того, как тихо произнес мое имя. Он не выглядел встревоженным и удивленным - только отрешенным. Отослав Сайера, Он привел меня в комнату с камином и молча усадил на софу, а потом так же тихо удалился и вернулся с небольшой чашей и губкой.

Я полностью обнажен, Он - в одеянии. Я не могу заставить себя замолчать, а он не сказал ни слова. Я держу глаза закрытыми, а Он не сводит с меня взгляд, и мое бормотание нарушает только всплеск воды, когда Он окунает губку в чашу и проводит по моей спине, выжимая воду и смывая кровь.

И есть еще крылья. Я слышу их шорохи, когда они двигаются, и я боюсь, потому что не знаю, как управлять ими. Казалось, что они слушаются каждую мою мысль, как тогда, когда я подумал, что хочу закрыться от Него и Сайера, и крыло опустилось между ними и мной, но я все равно вздрагиваю, когда ощущаю, как мягкие перья касаются моей кожи.

Они огромные. А еще безумно красивые - на уровне моей головы они цвета бледного золота, а у щиколоток - ванильного, и кажется, что золотой цвет плавно «смывается» к низу крыла.

На ощупь перья гладкие, плотно прилегающие друг к другу, а у основания каждого пера ощущается мягкий пух.

Мне все еще не верилось, что они были моими.

Мне все еще не верилось, что я пережил эту боль.

- Теперь я тяну на роль твоего любовника? - спрашиваю я, откидывая голову назад и закрывая глаза.

Раздается всплеск воды: Он окунает губку в чашу, выжимает воду и снова подносит к моей спине. Каждое Его движение мягкое, аккуратное, осторожное, словно Он боится причинить мне боль простым касанием.

В воздухе витает едва ощутимый запах крови, разбавленной водой.

- У всех, с кем ты спал, были крылья, да? - продолжаю я. - Ты любишь хорошеньких мальчиков высокого ранга…

Он молчит, и я открываю глаза. Губка мягко двигается между моими крыльями, и когда я задерживаю дыхание, я ощущаю, как они трепещут, ни на секунду не замирая в покое, как застывает порой Его крыло.

Тени кружатся в углах, воздевают костлявые лапы к свету и испуганно жмутся в сумрак. Они дрожат так, словно каждое движение моих крыльев пугает их; будто мои крылья - олицетворение губительного света.

Мой свет против Его тьмы.

Я пугаю по углам Его приспешников со смутными силуэтами.

- А Виктор показывал мне тебя, - хмыкаю я, опуская взгляд на свои руки. Кровь запеклась на коже и стала напоминать тонкую красную перчатку. - У тебя были светлые волосы, тебе очень шло… А еще от тебя лавандой пахло…

Я делаю выдох и добавляю чуть слышно.

- И молоком…

Камин не горит, в комнате немного темнее, чем обычно, и моя кожа выглядит светящейся и бледной в этой полутьме. Тени в углах кажутся длиннее и мрачнее; трепещущие, они вскидывают длинные лапы, что-то безмолвно кричат, но боятся подойти ближе.

Я сжимаю руку в кулак и чувствую, как мои крылья мягко касаются моих обнаженных плеч, словно обнимая. Я слишком запутался в себе, чтобы отслеживать свои мысли; возможно, мне действительно хотелось объятий.

- Для демона, который был влюблен только единожды, ты удивительно легко меняешь любовников, - криво усмехаюсь я, и внутри что-то сжимается.

Всплеск воды. Губка мягко касается моей спины между крыльями; теплые капли текут по моей спине до поясницы, впитываются в мягкую ткань софы, оставляют влажные следы на коже, и я потом особенно остро ощущаю в этих местах даже самые легкие дуновения ветерка, будь то движение моих крыльев или Его дыхание.

Он молчит и дышит ровно.

Я задыхаюсь и хочу кричать.

- У него длинные когти… - продолжаю я, сжимая руку в кулак так сильно, что когти впиваются в ладонь. - Он говорил, что убьет меня, если я окажусь в его постели, потому что он не влюблен… А знаешь, что самое смешное? То, что я оказываюсь в твоей постели и ты тоже не влюблен. Ты убиваешь меня так же, как он. Но у него хватило смелости предупредить меня… Что я не переживу эту боль, которую так самозабвенно, будто величайший подарок, мне причиняешь ты.

Он ничего не отвечает мне. Не надавливает губкой сильнее на кожу, выдавая свои мысли, не царапает случайно когтями мою спину, не вздыхает и не подает виду, что вообще реагирует на мои слова.

У меня в голове все путается. Мне кажется, что прошли годы, если не столетия, с того момента, как Он бросил меня в комнате вызовов, и мне нужно о стольких вещах рассказать Ему. Что я видел, что чувствовал, что мне снилось.

Мне кажется, Он должен видеть моими глазами, если Ему запрещено подниматься на поверхность, и тогда я покажу Ему, как расплывалась перед глазами от слез улица через стекло телефонной будки в Лондоне, когда я разбудил маму звонком и не смог сказать, что умираю.

Я бы показал Ему, как горели глаза Виктора, когда я ударил его за тот поцелуй, и он пообещал, что если я сделаю это еще раз…

Я бы показал Ему нерешительное лицо Сайера, который хотел, чтобы я сбежал, но не хотел отпускать меня в Венгрию, зная, видимо, как Он отреагирует.

Я бы показал Ему, каким бледным выглядел Пол, когда просил меня убежать с ним.

Я бы показал Ему переплетения из лиц любовников, друзей, врагов и слуг; их белые лица, тонкие пальцы, манеры и мимолетные эмоции, и как легко они толкали меня обратно в Его объятия.

- Мне интересно, - тихо говорю я. - А ты чувствовал, когда я его целовал?.. вверх по шее… до подбородка… Он запрокидывал голову… Знаешь, какой он на запах, на вкус? Ну, ты-то знаешь… И помнишь… А знаешь, какой он для меня? Когда закрывал глаза… Когда говорил, что может меня вылечить… Когда притягивал меня к себе…