Loving Longest 2 (СИ)

— Ты рехнулся совсем, что ли, деверь! — закричала Луинэтти. — Я там была. Не делал он этого!

— Луинэтти, — сказал Маэдрос, — а ведь ты давно мне намекала, что ты что-то об этом знаешь. Мне ведь Аракано говорил, что он не сам утонул по дороге в Средиземье. Ты знаешь, кто это сделал, ведь правда?

Луинэтти бросила затравленный взгляд на Тургона.

— Ты ведь знаешь, кто пытался убить Аракано? Может быть… — и тут Маэдрос осознал, что она могла иметь в виду; он прошептал ей: — Это… это как-то связано с Эленвэ?

— Расскажи им, — спокойно сказал Тургон. — Я уверен, что если бы мы остались в Амане, этого бы не было. Если Феанор взял бы нас на корабли, этого тоже могло бы не быть. Я тебя не виню, Луинэтти.

— Тургон, но ты же не… — с ужасом сказала она.

— Я всё видел, — сказал Тургон. — Не всё слышал, конечно, но видел.

— Ладно… Прости меня, пожалуйста, Тургон. Я виновата, но я тут не самая виноватая, я так думаю. Просто в тот момент я знала, что вот-вот умру. Поэтому…

====== Глава 37. Indemmar (2): Снег, пепел и яд ======

Луинэтти села за стол и сцепила руки. Она смотрела на синевато-белое пламя свечи, словно никого не видя перед собою.

— В общем, я видела, как… Аракано вечером сказал «я заберусь на ту ледяную скалу завтра и посмотрю, как нам идти дальше». Он часто так делал, понимаете — он же самый высокий и видел лучше, чем кто бы то ни было. Я проснулась рано утром, и увидела… в общем, я увидела как жена Тургона что-то делает у этой скалы. У неё в руках было такое длинное ваньярское копьё с длинным лезвием. Я бы так не заметила, но лезвие светилось, оно было нагрето докрасна. Наверно, она положила его в костёр. Она сначала провела им по ледяной стене, потом воткнула его глубоко в лёд, но не смогла вытащить; долго пыталась это сделать, потом обломала кончик древка. Я не могла понять, в чём дело: думала, может, она пыталась убить какое-то маленькое животное, которого я не вижу. Ну вот. Потом, когда Аракано погиб, я подошла к ней и отвела далеко в сторону; мне всё-таки было как-то не по себе, и я её спросила, что она там делала. Она сказала, что мол, не моего ума дело. Я спросила у неё, что, мол, сделает Тургон, если я ему об этом расскажу. Эленвэ сказала, что это дело семейное, и что она найдёт, как это всё объяснить мужу. Я ей сказала — интересно, как это ты ему объяснишь: я-то понимаю, что все дети Финголфина любят родителей, сестёр и братьев превыше всего на свете, и если Тургон узнает, что ты лишила его брата, то он и тебя не пощадит. Она опять сказала, что я ничего не понимаю: все дети Феанора и сам Феанор утонут, Оссэ и Уинэн их утопят. Фингон никогда не женится, детей у Финголфина больше не родится, раз его жена осталась в Амане. Финголфин явится в Средиземье, станет там королём, и неизвестно, что там с ним будет, если он сдержит слово и станет воевать с Морготом… Это вот «если он сдержит слово» меня уже совсем взбесило: что же она так о своём свёкре-то думает! И Тургон, мол, тогда станет верховным королём нолдор и всего Средиземья, а её дочь будет единственной наследницей его короны, и у неё будет всё, чего только можно пожелать. Уж не знаю, кто все эти глупости ей вбил в голову: мне всегда казалось, что Эленвэ милая, скромная девушка. Но она, видно, действительно лишилась рассудка во время путешествия, — вздохнула Луинэтти, — если стала так думать всерьёз. Я не захотела с ней спорить, тем более, что на руках у неё был ребёнок. Хорошо, что Итариллэ была ещё так мала, что ни слова не понимала. Я сказала — «ладно, я пойду». Она схватила меня за воротник и потребовала пообещать, что я ничего не скажу её мужу. Я её оттолкнула, сказала, что она никто, чтобы мне приказывать. Эленвэ тогда сказала, что это я никто, простая тэлерийская рыбачка, а она жена нолдорского принца. Тут я не выдержала и сказала ей: «Я тоже жена нолдорского принца; мой супруг — один из сыновей Феанора, и я иду к нему. У нас есть сын, он наследник дома Феанора, старшего сына Финвэ, с моим сыном всё будет в порядке, он сейчас со своим отцом, и дед его не оставит, а на твою дочку никто и не посмотрит». Тут она мне вцепилась в волосы и ударила ногой: она потеряла равновесие, выронила ребёнка. Девочка упала, покатилась в сторону и заплакала. Я в ответ дала Эленвэ пощёчину, и тут лёд подломился, она толкнула меня — и я стала тонуть… Я сквозь воду увидела огни, увидела твою тень, Тургон… Я схватилась за её ногу, а она ударила меня каблуком в голову. Прости меня, Тургон… я посмотрела вверх и… В руках у неё и рядом, в воде ребёнка не было. Я не могла бы причинить вред Итариллэ! Но последнее, что я решила, было — ладно, я сама погибну, но и её не выпущу. Так я её и держала за щиколотку. Потом выпустила… я тонула, свет ещё доходил туда, и она проскользила вниз мимо меня… одна.

— Я схватил ребёнка и отдал сестре, — сказал Тургон. — Я пытался схватить жену за руку, но она как будто бы не хотела браться за меня. Я бросился за ней. Я ведь должен был вытащить её. Должен. Фингон удержал меня за ноги. Я вырывался, как мог, бил его ногами. Боюсь, я очень сильно его ударил. Потом я потерял сознание, и брат меня вытащил. Я хотел снова кинуться туда, но Фингон меня умолил этого не делать: он сказал, что потери двоих детей в один день отец не вынесет. Потом, перед тем, как мы уходили оттуда, я нашёл её копьё во льду. Брать с собой не стал. Прошу вас, никто не говорите ничего Идриль. Пожалуйста.

Маэдрос подумал, что Тургон — во всяком случае, при нём — впервые кого-то о чём-то просит.

— Конечно, — сказал Маэдрос за всех.

— Я думаю сейчас, — продолжил Тургон, — что кто-то должен был люто ненавидеть меня — лично меня, раз стал внушать моей жене такое. Это ведь всё не её мысли и не её чувства: она просто от отчаяния, теряя рассудок от холода, от голода и страха за ребёнка, ухватилась за всё это, позволила этим фантазиям поддерживать себя, а я, к сожалению, этого не заметил.

— Я вообще-то очень хотел достать хотя бы её тело, — пожал плечами Майрон, — В моей коллекции нет ни одного чистокровного эльфа из ваньяр. Не получилось. Насколько я понимаю, на ней было слишком много драгоценностей, и поэтому её затянуло в какую-то расщелину на самое дно Моря. Я понял, что произошло что-то подобное, когда опустился под лёд и увидел, что на том месте, где затонула жена Тургона, вместе с ней ушла под воду и другая женщина. Именно поэтому я постарался особенно тщательно сохранить твоё тело, Луинэтти — в надежде, что когда-нибудь смогу тебя допросить. В последнее время я часто думал о том, могла ли Эленвэ убить Финвэ. Что ты по этому поводу скажешь, Тургон?

— Конечно, это сделала она! — воскликнул Куруфин. Маглор кивнул, соглашаясь с братом.

— Я не убеждён в этом, — покачал белокурыми кудрями Майрон-Лалайт. — Как вы помните, Фингон унёс с места преступления чей-то фонарик. Он безусловно, мог бы пытаться скрыть преступление своего отца, матери или брата — но стал ли бы он лгать в таком важном деле ради Эленвэ? Куруфин, твоя жена утверждает, что ты видел, как Фингон выбросил фонарик, — сказал Майрон. — Это так?

— Да, — согласился Куруфин, — и было ещё кое-что, Майрон. Я уверен, что убийца хотел убить не только Финвэ: мы все должны были умереть.

— Возможно, но в момент убийства вас не оказалось дома, — пожал плечами Саурон.

— Только потому что я так решил, — сказал Маглор. — Это я предложил всем отправиться на охоту. Отцу мы обещали, что останемся дома, чтобы обеспечить дополнительную охрану Сильмариллов.

— Непослушные вы детки, — погрозил им пальчиком Майрон. — А идея сбежать из дома настолько хороша, Маглор, что можно подумать, будто я это предложил. Кстати, почему именно ты так решил?

— Видишь ли, — вмешался снова Куруфин, не дав Маглору ответить на вопрос (хотя он, кажется, и не собирался), — я думаю, даже Мелькор не мог рассчитывать справиться с нами всеми быстро и сразу. Для любого другого убийцы — не-айну, я думаю, это было невозможно в принципе. Не говоря уж о том, что мы все очень сильны физически, даже Маглор и Карантир, — самые слабые из нас, у нас на тот момент было оружие и доспехи, которых не было ни у кого другого в Амане. Может быть, не все знают и помнят об этом, но вообще-то Оромэ подарил Келегорму двух собак — Хуана и Науро. Вторую собаку мы тогда нашли мёртвой во дворе. Келегорм думал, что её, как и дедушку, убил Мелькор, но я сам хоронил её. Собака погибла от яда, который должен был убить всех нас.