Портреты Пером (СИ)

Дёргается, пытается высвободить руки.

Мэтт, улыбаясь, включает передачу звука.

Стабле успел загнать Джиму под ногти семь иголок.

Вбить их молоком поглубже.

Оторвать два ногтя.

Успел сломать палец.

А ещё была лента.

Джим задыхался, хрипел, кричал, рвался в ремнях и дёргал запястья в фиксаторах, в кровь сдирая кожу на основании кистей рук. Запрокидывал голову, подставляя стерильному свету ламп беззащитное горло.

Арсений считал время. Песок в часах сыпался медленно.

Стабле увлёкся иголками. Стабле не заметил, когда песок пересыпался полностью.

– Стоять. Я иду следующим.

Арсений постарался убрать из голоса эмоции. Две минуты закончились.

Мэтт для начала вбил ещё одну иголку, потом уже выпрямился.

– Да что ты говоришь? И правда. Песочек пересыпался. Как быстро летит время, Пёрышко… твоё право!

Арсений едва дождался, пока запищит замок.

Прошёл – хотя хотелось забежать – внутрь.

Подхватил со стола нож и первым делом перерезал ленту на шее Джима.

– Ну, две минуты, – прошептал успокаивающе. – Всё позади.

– Нет… Не две. – Джим откинулся на спинку кресла. Не боль, его измотала паническая атака. И до сих пор трясёт лихорадочно. – Не две…

– Знаю, – Арсений уже отстёгивал ремни. – Они минимум на четыре рассчитаны. Но не докажешь же. Щас, ещё немного…

Отстегнув все фиксаторы, взял безвольную руку Джима покрепче.

Иголки, хоть и коротенькие, выходили тяжело. Тонких щипцов в пыточном арсенале макаки не обнаружилось, и Арсений подцеплял иголки зубами, вытаскивая наружу. Иногда торчало только ушко, и тогда приходилось изворачиваться. Металл тихо клацал о цепляющиеся за него зубы.

Он считал про себя.

Две.

Три

Пять.

Семь.

Восемь.

Последнюю выплюнул на стол. Все в крови, но хоть не ржавые.

– Вроде все… Подняться сможешь?

Мотает головой. Странно, рывками.

– Не уверен. И… привязать не смогу.

– Привяжет меня Кукловод, у него руки целые. – Арсений склоняется над ним быстро: он примерно понимает, что Мэтт теряет терпение.

– Над нашей макакой ореол. Да такой красивый, какого я даже над Исами не видел, – шепчет ему на ухо, пальцами поглаживая скулу. – И ещё одно…

Вторая рука нашаривает в кармане часы. Арсений защёлкивает их на Джимовом запястье.

Даже так слышно тихое мерное тиканье.

Джим бормочет что-то еле слышное и точно матерное. Потом улыбается. Жутко – голова опущена, волосы свисают, и видна полубезумная зубатая улыбка.

– Надеюсь, перед смертью он попадёт ко мне в руки… – встряхивает головой и опирается локтями о подлокотники. – Помоги до двери добраться.

– Конечно.

Арсений подхватывает его под руки, рывком поднимает с кресла.

– Сам хочу до него добраться, знаешь ли. У меня к товарищу пара вопросов.

Арсений опускает Джима на пол у стены, потом они с Кукловодом уходят.

Мутит.

Руки как будто превратились в два сгустка боли. Ноют зубы – слишком сильно сжимал, на языке привкус крови от прикушенной щеки.

В голове бухает набатом. Неритмичные глухие удары.

– Ох Перо-Пёрышко, какой подарок… – юлит голосом Мэтта из динамиков. – Последний, да. На все десять минуточек.

– Ты меня так-то сильно только не радуй. А то сознание потеряю от счастья – как пытать будешь?

Пол под задницей ощущается как нечто прохладное, надёжное. Хороший пол. Так бы сидел и сидел, но – нет. Услышанная новость бьётся в мозгу, к тому же, промедлишь немного и организм, как осознает степень повреждений, начнёт буйствовать.

Нельзя ждать.

Джим сгибает ноги, падает набок, опирается локтями о пол. Мутит всё сильнее, чуть не выворачивает – рот наполняется кислой слюной – но только тянет вхолостую.

А ведь пиздел Обезьяна

Уже проявились бы симптомы-то

Отравления

Пару раз тянет, потом удаётся выпрямиться. Теперь Джим сидит в японской чайной позе.

– Старший… ты как? – глухое из угла.

– Жи...вой.

Всё ещё дрожат конечности. Встать самостоятельно не выйдет. А Джим хочет к стеклу. Может, это и мазохизм, но он хочет видеть.

И ещё…

Кукловода попросить…

Он не станет. Райана?

– Райан.

Откуда-то сбоку:

– Файрвуд, ты мне и на том свете покоя не дашь? Лежи.

– Ты мне нужен. – Джим чувствует, как против воли на лицо наползает улыбка. Он шарит глазами по комнате, пока не натыкается на светловолосую голову Форса. – Энди. Помоги ему подойти к стеклу.

Форс ругается, но тормошит еле живого Уолкмана и дотаскивает его до перегородки.

– Ну, нам станцевать медленный танец? – осведомляется оттуда ядовито. Говорить из-за разбитых губ ему тяжело, и получается нечто вроде «меленый тааец».

Зато остальные начинают поднимать головы и проявлять слабый интерес к происходящему.

– Профессор…

Джим пытается подняться сам, но чуть не падает. Шатается. Упирается запястьем в стену. Не держат ноги, дрожат, выставить вперёд одну выходит на чистом упрямстве.

– Профессор, пожалуйста, посмотрите на Мэтта. Вы видите?

– О… – в слабом голосе Энди проявляется прежняя гундосость. И подобие научного интереса. – Прелюбопытно. Когда я там был, этого не было заметно…

– Сколько дадите? – Джим подаётся к залипшему в стекло Уолкману, почти жадно вчитываясь в мимику.

– С прогнозом могут возникнуть определённые сложности… – Энди почти полностью повис на Райане и расслабился. И то правда, держат же. – Предположительно, Джеймс, не более суток.

Опустить голову. В динамиках слышатся первые глухие удары – Мэтт принялся за пыточную программу, а Джим – смеётся. Тихо. Радостно. Кожей ощущая на себе обеспокоенный взгляд младшего и злой – Райана. Даже подниматься становится легче – опираясь о стену непослушным запястьем, неловко растопырив искалеченные пальцы.

– Макаке осталось жить не более суток, – негромко, но очень чётко говорит Джим, поднимаясь. Ноги подламываются, его шатает. – Не более суток. Энди не может ошибаться.

– Открою вам страшную истину, – иронически гнусавит профессор, которого Райан тащит обратно, – но ошибаться могут все. Полагаю, даже тот, кто сотворил эту вселенную, иначе в ней бы вообще не появилось понятия «ошибка».

– Не двое сразу.

Неловко дёрнувшись телом, опереться о стену спиной. Обычно в такой позе слегка ныл старый ожог, но сейчас это несущественно. Джим посылает глядящему на него во все глаза брату улыбку.

– Мне Арсений сказал. Он тоже видит ореол.

Джек порывается встать, но махает окровавленной рукой.

– А из ногтей… – хрипит динамик прерывистым голосом Арсения, – ты построишь себе лодку в мире мёртвых, чтоб там не захлебнуться в какой-нить реке? Иначе нахрена тебе… столько ногтей…**

– Чего лыбишься, Файрвуд? – Взгляд Джима перехватывает Кукловод. – Обезьяна вполне может успеть его убить.

– А что, над ним есть ореол?

Вопрос получился нахальным, почти риторическим, но всё равно взгляды Джека, Кукловода и самого Джима автоматически метнулись к старому профессору.

И что-то цепляло во всей этой суете. Что-то, чего Джим никак не мог уловить. Лежащее на поверхности.

– Он как бы не человек, – Энди устало опустился у стены. – Не берусь сказать.

Выживет

Джим думает ещё попросить Райана, чтобы опереться на него. На младшего не обопрёшься, он сам измучен, а опираться на Кукловода не выйдет. Сбросит. Поэтому приходится по стеночке, опираясь лишь запястьями – к стеклу, и смотреть.

Мэтт с каким-то неземным восторгом рвёт щипцами уже второй ноготь Арсения – начал с мизинца левой руки, теперь – безымянный. Арсений бледен. Голова запрокинута. Зубы сжаты.

– Если бы ты был Мэттом, – Кукловод обращается лично к Джиму. Тихо так. – С каких пальцев начал бы?

– Не с этих. – Покачать головой, впиваясь взглядом в напряжённые челюсти Пера. – С правой руки. И со среднего или большого, чтобы он потом ничего делать не мог.

– Я тоже.

– Думаешь...