Портреты Пером (СИ)

Джим, когда из комнаты вышла очередная желавшая поделиться наблюдениями – Нэт – заметил, что люди не верят пока в свою смерть, и это хорошо. Логика в этом была. Ну да, пока людей волнует, что о них подумают другие, они точно зациклены не на скорой гибели.

Следующая, Энн, подняла истерику из-за того, что ей повсюду мерещились «огоньки камеры». Сначала Лайза не поняла, о чём она, но Джим догадался: красные угольки походили для крошки Энн на мигающие алые диоды работающих камер.

Майкла разговорить не удалось. Он только отрицательно качал головой в ответ на любые вопросы и в глаза не смотрел. Джим сказал, что возможностей для терапии тут нет.

Фил, которого привел, поддерживая, Рой, вообще не проронил ни слова. Только кивнул после осмотра. Зрение к нему не возвращалось, а когда подпольщика увели, Джим сказал что-то насчёт глубинного отмирания тканей, но Лайза, борющаяся с дурнотой из-за духоты, не поняла больше половины.

Последним Джим осмотрел Джека, но крыс чувствовал себя вполне сносно, ни на что не жаловался, а на вопрос о красных огоньках ответил, что уже сутки наблюдает их в гадательной чаше во всей красе, поэтому им надо поискать нечто покруче, чтобы суметь его удивить.

Потом Джим поел – совсем немного, через силу, и снова прилёг задремать. Больше было похоже, что кое-как дождался конца «смены». Выглядел больным, часто притрагивался к горлу, где красовался багрово-синюшным синяк от удушения. Лайза даже предлагала ему перевязать бинтом, но Джим – показалось ли? – почти в панике отказался.

В доме было душно. Дышать тяжело, будто в парнике. Джек уступил ей свою раскладушку.

Лайза смотрела, как он наливает воду в чашку, с которой раньше ходила Тэн.

– Зачем тебе?

– Это-то? – Крыс ткнул пальцем в чашу. – Это мой телевизор. Правда, изображение глючит, а ловит только адский канал. Хочешь посмотреть?

Она отрицательно мотнула головой, и Джек ушёл, забрав чашку.

Сон не шёл. Пришлось лежать и смотреть в потолок. Джим хрипел во сне, но не сильно. В два из-за приоткрытой двери послышался сдавленный вопль. Лайза соскочила с раскладушки, выбежала из комнаты, тщательно закрыв за собой двери, чтобы Джима не разбудили звуки.

Вправо от лестницы, через коридор, чернела распахнутая дверь жилой комнаты. На полу в тощем свечном свете стояла на коленях Энн, даже в полутьме бледная от ужаса, но всхлипывала и кричала не она. Девушку обнимала за плечи Оливия, прижимая к себе в инстинктивном жесте защиты, как могла бы мать, а на кровати, сжавшись комком, обхватив себя руками, раскачивался Майк.

– Он…он сказал… за…за клеить ей рот… она так кри-крич-чала от б-боли… За-заклеить и отойти… т-ты-ам был скотч… и тряпки… Я взял…

Это он о Кэт

Лайза остановилась в дверном проёме. Сердце будто ледяным гвоздём проткнули. Она стояла, уцепившись в косяк, и задыхалась, потому что чёртова воздуха не хватало, не хватало звуков, слов, сил, ничего, чтобы как-то вытолкнуть боль из себя, хотя бы часть её.

– С-сыказал… ударит её то-о-оком…

Майкл почти выл, раскачиваясь на мятых покрывалах, мотал белокурой головой.

– Й-йесли я… буду держать… У-убьёт током… Й-а… й-аа отошёл… И каж…дый раз… как па-а-дходил… он… её бил… током! Током!

На последних словах он сорвал голос почти до визга.

Энн беззвучно плакала, глядя на него широко распахнутыми глазами.

Трикстер его поймал, – тихий голос внутри. – Тут никто ничего бы не смог сделать.

Разве что парень мог убить её быстро, – возразил другой голос, тише и вкрадчивей. – Нарушить приказ Трикстера не подходить, и маньяк убил бы Кэт разрядом.

Быстро, понимаешь? Она бы не мучилась. Твоя девочка бы не мучилась так, её бы не разрывало изнутри.

Оливия заметила её и взглядом указала на трясущегося парня.

– Успокоительного нет, – деревянными губами ответила Лайза, развернулась и ушла обратно, к Джиму.

Внизу вскоре всё стихло.

К трём утра в дверь неслышно проскользнула Дженни с горячим чаем на подносе, разбудила Джима. Они о чём-то очень тихо разговаривали, думая, что Лайза спит. Джен трогала запястье бездыханного Пера. Потом девушка обняла Файрвуда, на пару секунд всего, забрала опустевшие чашки и вышла прочь – так же неслышно. Джим снова лёг спать.

Мы ищем себе дела. Чтобы не думать о смерти. О том, что мы все обречены.

Мысль, казалось, сгустком дыма зависла посреди комнаты. Уходить не желала.

Лайза снова вспоминала Кэт и игрушки, которые та с такой любовью чинила. Она не думала о смерти, пока чинила игрушки. Это было хорошо. Лучше бы она умерла быстро, от сработавшей ловушки в доме, как Эрика или Маргарет. Мучиться столько часов, подвешенной между потолком и полом… Через дверь было слышно её крики, но глухо. Когда замок разблокировался, и они забежали в кухню, Кэт была уже мёртвой, лежала на полу в луже тёмной крови. Наверно, подвешивание спровоцировало выкидыш, но так как она была перевёрнута вниз головой… А потом уже, мёртвую, Трикстер её выпустил из цепей, вот кровь и вытекла.

Лайза тихо заплакала в темноте, уткнувшись в подушку. На Майкла она злилась, ненавидела его, бессильно, до привкуса кислой горечи во рту. Желала ему такой же долгой и мучительной смерти.

А что он мог сделать против Трикстера? Ну что? Двадцать лет, шесть с половиной футов роста и умишко как у подростка

Как этот мальчишка мог сообразить, что Кэт проще убить сразу?!

– Мэтт… Стабле… – невнятно и едва слышно прошептала сквозь закушенные костяшки. – Я тебя наживую кастрирую, сукин ты…

Всхлипнула чуть громче, испугалась, что может разбудить Джима, и насильно заставила себя перестать истерить.

Осторожно высморкалась в грязное полотенце, выпила тёплой воды, стоящей в кружке на стуле, и даже ненадолго задремала, сквозь дрёму слыша тихий свист собственного дыхания: воздух тяжело проходил через разбухшую во время плача слизистую носа. Проснулась от этого же – воздуха не хватало.

Вскоре за окном, между плах, засерело – начало светать, и Лайза села на раскладушке. Джим не спал; сидел на кровати, скрестив ноги, лицом к окошку.

– Чаю принести?

Она закашлялась после своей же реплики. Файрвуд кивнул.

– Да, можно.

По его тону сразу становился ясен ответ и на следующий вопрос: Арсень в себя не пришёл.

И Джима лучше было сейчас не трогать.

Лайза ушла с Заком кипятить воду. Судя по виду подростка, он тоже не спал большую часть ночи. Утро, наступившее окончательно, облегчения не принесло. Солнца не было, в особняке сумрак. Дождь не начинался. Чёртова серость просто висела над особняком – и всё.

Лайза вынесла во двор котелок с водой и потащила к костру. Зак за ней волочил охапку дров.

Трава и кусты были покрыты густой испариной росы. В сером освещении капли блестели металлическим и напоминали разлитую ртуть. У ворот возился со своими зверями Энди, но на него проще было не обращать внимания.

А ещё – на могилы в дальнем конце двора. Не смотреть. Не думать.

Костровище под кроной дуба от ливня почти не пострадало: ночью у костра жгли какую-то банку с ветками Нэт и Рой, потому угли под слоем намокшей золы остыть не должны были.

Мало того, что душно, так духота эта тяжелая. Грязная одежда липнет тканью к влажной коже, пряди волос – к шее.

– К вечеру кто-нибудь точно свихнётся, если так и не будет дождя… – пробормотала Лайза сквозь зубы. – И этот кто-то буду я.

Зак свалил дрова возле костровища, присел рядом и принялся за розжиг костра.

Она стояла рядом, глядя в землю.

– Драный маньяк! – выпалила вдруг в сердцах и врезала кулаком о кору дуба. Тут же пожалела и стала дуть на костяшки. Зато внутри вроде как полегчало.

– Избиением дерева типа что-то изменишь, – вяло поддел её Закери, чиркая спичкой.

– Ладно. Разгорается?

Он мотнул головой:

– Третья спичка уже. Влажность высокая.

– Конечно…

Лайза стояла с ним рядом и смотрела, как Зак дует на обугливающуюся сухую траву, подсунутую под поленья для розжига. Старания успех возымели – вверх потянулась узкая, но густая полоса желтовато-молочного дыма. Зак сунул туда клочок бумаги, потом ещё один… над веточками всплеснул первый оранжевый язычок огня, а вскоре костёр разгорелся, и они пристроили над огнём котелок.