Портреты Пером (СИ)

А Исами в своё время…

Арсений встрепенулся.

Японка поднялась с бортика. Шурша травой и полами своего одеяния, подошла к безумцу. Опустилась рядом.

– Я смотрю, тебя ранили, да? – спросила тихо, погладив пальцы его здоровой руки. – Можно, я посмотрю и перевяжу? Это не больно.

Он кивнул, глядя куда-то в сторону. Протянул ей руку, неестественно выгнутую в запястье.

Исами сходила до колодца и вернулась с чашей воды. Размотала старый бинт, аккуратно отмыла кожу от крови. Оторвала полоску ткани от своего белого балахона. В Сиде это произошло беззвучно. Пока она выпрямляла и перевязывала запястье несчастного, используя в качестве шины подобранную в траве палку, Арсений смотрел и запоминал.

– Ты… меня прощаешь, да? – спросил Чарли.

Исами кивнула.

– В болезни никто не виноват.

Арсений смотрел на них, сидящих на траве. Исами и впрямь его простила. Злобы и ненависти больше не было, только холод.

– Исами, я покажу дорогу к озеру и отпущу гейсы. Если хочешь, можешь уйти вместе с ним.

– Кто же тогда будет держать тебя ночами?

– У меня будет Зеркало, служащее Кукловоду. Как-нибудь протяну.

Она поколебалась, глядя то на измученного Чарли, то на Перо. Наконец, отрицательно качнула головой.

– Нет. Отпустим его, он достаточно настрадался. А я ещё могу помочь тебе и Дракону.

– Как знаешь. – Видящий поднялся, протянул руку дрожащему призраку. – Пойдём, провожу.

– Куда? – почти адекватно спросил безумец.

– Туда, где больно вообще не бывает.

Ад глухо дышал-хрипел, вздымая вверх, в багровую муть из разломов кучи пепла.

Художник ждал. Он едва мог сохранять прежнюю форму, перенятую у Чарли, и теперь медленно обращался в серый болванчик, каким Арсений увидел его в первый раз.

– Моя часть сделки. Вот он я, велкам, так ссзать! – Перо, улыбаясь, приглашающе раскинул руки.

Комментарий к Зеркало (6 – 9 июня) *у нас переводят как “огонь-чай”. Инфа тут: https://en.wikipedia.org/wiki/Gunfire_(drink)

**описано частично с личного опыта. Как-то раз автору не повезло разорвать сосуд на ладони, занести в рану грязь и провести одну адскую ночку наедине с болью. Как должны болеть обе ладони, да ещё с такими проколами, да ещё и после неумелой обработки – думать мне не особо хочется.

====== В ожидании снега ======

Джон проснулся в темноте, потому что по его лицу шарили маленькие холодные ладошки.

– Пап, пап! – отчаянно шептала Кэт. Он резко сел и перехватил дочь поперёк, затаскивая на тёплое одеяло. Потянулся, быстро включил прикроватную лампу. Кэтлин, конечно, была босиком. В его охвате она сейчас дрожала.

– Что? – спросил настороженно, пытаясь отогнать какое-то мерзкое дурное предчувствие. Точило два дня, теперь улеглось где-то под рёбрами с левой стороны, скользкий холодный клубок.

– Плохой сон приснился...

Кэт уткнулась в его рубашку. Джон держал дочь в несильном обхвате, поглаживал по спине. Единственное, что он мог сейчас сделать. Они сидели вдвоём в ворохе-гнезде одеяла. По неровным складкам кремовой ткани рассыпались чёрно-кофейные тени и слабый тёпло-жёлтый свет лампы.

– Кэтлин, леди не полагается так явно демонстрировать свой страх, – сказал Фолл, выпуская её, когда девочка начала успокаиваться. – Плохой сон не может причинить тебе вреда в реальном мире.

Дочь подняла к нему испуганное лицо.

– Но он же страшный! – возразила, в общем-то, резонно. Разве зазорно бояться того, что пугает?

Он слегка пригладил её мягкие растрепавшиеся волосы, показывая, что это не выговор. На ночь ей заплетали две косички, но не туго, и сейчас ленточки она уже умудрилась потерять. Сидела лохматая, нахохлившаяся, натянув на коленки белый подол расшитой льняной ночной рубашки.

– Я не хотела будить Софи. Она такая усталая теперь и всё время беспокоится.

– Да, ей надо много отдыхать, – согласился кивком. – Ничего, скоро Рождество. Всем станет веселее.

Джон всё же переборол желание промолчать. Если сон связан с домом, придётся звонить Джеку. Единственному, кто хоть немного разбирался после исчезновения Пера во всех «тонких материях», связанных с особняком.

– А что тебе снилось?

Кэт, кажется, начала отходить от кошмара. Устроилась в складках одеяла, и впрямь как в гнезде.

– Всё тёмное такое, и… без конца. Какой-то страшный дом, в котором нет людей. И звуков нет. Даже открываешь рот и кричишь, громко кричишь, но ничего, вообще! Я понимаю, как может быть дом без людей, если у него прохудилась крыша, или там сквозняки, – она принялась разгибать сжатые пальчики, – или пол сильно скрипит, или он такой некрасивый, что люди ищут другой дом. Но кто выгнал из дома звуки? Их можно выгнать, пап?

Теперь точно звонить, – скользнула тоскливая мысль.

Джон притянул дочь к себе. Кэт с готовностью перебралась к папке и обхватила в ответ. Джон чувствовал, как она слегка дрожит. Тёплый живой комок, со своим умом, фантазией, жизнью, пока что зависящей от него. Это было… странно. Он давно уже не Кукловод, но должен кого-то учить жить и в большой пока что степени управляет чужой жизнью.

– Нет, такого не может быть. – Враньё далось почти легко. Он как наяву видел Перо, сидящего напротив у камина, в безмолвном сумраке. Похожего в светлых отсветах огня на живой труп. – Всегда можно что-то услышать, только если ты не глубоко в пещере под землёй. Но даже там можно сказать слово, и ты услышишь свой голос, услышишь эхо – это отражённый от твёрдой поверхности звук. Будешь слышать своё дыхание, как бьётся твоё сердце… шаги. Звуки есть всегда.

– И я так подумала… А там не было.

– Это был всего лишь сон.

Джон натянул на неё край одеяла. И так ясно, что Кэт не сможет уснуть одна в своей комнате. Зато она перестала дрожать и теперь доверчиво сопела ему в бок.

– Завтра поедем покупать игрушки и гирлянды для украшений, – пришлось неудобно потянуться, чтобы выключить лампу, а после устраиваться спиной на сбитой подушке. – И присмотрим тебе платье. Потом закажем саму ель, как обычно, в большом горшке, чтобы дерево осталось живым после праздника. А в субботу её уже привезут. Сможешь сама выбрать, куда её поставить, и будете с Софи её наряжать.

– А тебя опять не будет? – спросила Кэт уже сонно.

Джон в темноте закрыл глаза, надеясь, что сам не увидит кошмара.

– У меня есть работа.

Утром звонил Фолл, насчёт того, что Кэт опять приснился кошмар про особняк. Даже два за ночь. Беспокоящийся папаша думал, что кошмары теперь станут преследовать девочку.

Джек, как раз помешивающий варящийся кофе, прижал телефон плечом к уху. Несколько секунд молчал.

– Думаю, это не опасно, – сказал, наконец. – Скоро всё закончится, она сейчас может реагировать на увеличившееся поле, проецируемое центром проклятия. Может, тебе просто увезти жену и дочку подальше от Лондона?

– Нет, – без паузы отрезали в динамике. – Оно найдёт где угодно.

Джек подсыпал чуть корицы в пенящееся, густо пахнущее варево, и про себя кивнул. Фолл прав.

В трубке напряжённо молчали, ожидая советов. Кофе норовил выкипеть через край, пришлось уменьшить жар.

– Попробуй развешать в доме омелу, остролист и падуб*, – нашёлся Джек, всё-таки перехватывая телефон и отворачиваясь от плиты. Постучал пальцами по краешку стола, быстро соображая. – Во-первых, хуже от этих пучков точно не будет, а во-вторых, сыграешь на... социальном договоре**. Люди верят в чудо, люди развешивают древние обереги, не подозревая об этом. Вера работает. Плюс не будешь выглядеть психом, потому что скоро Рождество. Можешь туда ветки рябины, и ещё этот… напомни, синий такой. Шалфей? Да, точно. Вот его, сушёный. Еловые ветки. Покажи девочке хэндмейд, накупи дизайнерских журналов, ленточек всяких. Пусть мастерит украшения к празднику, вот тебе и защита. Ещё и своими руками изготовит, это, вроде, сильнее действует. Я промолчу про воспитательный эффект.

– Спасибо, – с явным облегчением сказал Фолл, кажется, не уловивший иронии. – Так и сделаю. До связи.