Loving Longest 2 (СИ)

— Нет, — ответил Гватрен, — его снял Майрон. Фингону оно было уже не нужно. Я лишь вернул его тебе.

— Уезжай, — сказал Маэдрос. — Уезжай и не возвращайся больше никогда.

— Я тоже надеюсь, что никогда больше тебя не увижу, сын Феанора, — Гватрен кивнул и тронул коня. Он поехал — не быстро и не медленно, своим ходом, будто никого, кроме него тут не было — по тропке через рощу.

И уже исчезая из виду, он обернулся и сказал:

— А может быть, мне всё-таки лучше тебя убить? По крайней мере, буду считать, что съездил не зря.

В его руках словно ниоткуда появился лук, небольшой, изящный, как машинально отметило сознание Маэдроса — тоже украшенный перламутром и золотом. Он услышал свист, щёлканье тетивы; его словно кто-то шутя дёрнул за волосы.

Маглор и Амрод бросились к брату.

Стрела запуталась в его рыжих волосах на макушке — видимо, Гватрен с коня метил слишком высоко; Маэдрос протянул руку — кажется, даже не было крови.

Аргон мгновенно схватил лежавший около палатки лук и выстрелил в ответ, но Гватрен с нечеловеческой ловкостью успел закрыться щитом, в который со стуком вонзилась стрела.

— Да вы и в лошадь не попадёте! — воскликнул помощник Саурона и снова тронул коня.

Финдуилас как-то на мгновение задумалась, потом схватила свой лук, висевший на крючке у входа в палатку, чуть было не обрушив её и выстрелила.

В лесу, успев отъехать шагов на двадцать, лошадь Гватрена споткнулась — стрела Финдуилас попала в неё; животное забилось, дёрнулось. Маглор бросился следом, за ним — Маэдрос. Испуганная лошадь, в боку которой стрела Финдуилас, застряв в коже, проделала длинную рваную, но неглубокую рану, побежала в лес.

Гватрен в своём расшитом кафтане и тёмно-алом кушаке неподвижно лежал на тропинке.

====== Глава 32. Двойник (2): Гвайрен ======

— Финдуилас, ты его убила? — воскликнул подбежавший Аргон.

— Кажется, он жив, — сказал Маэдрос, прикоснувшись к его лицу, — только без сознания.

— Что вообще происходит? — недоверчиво спросил Амрод. — Я просто не верю, что он повёл себя так глупо.

Майтимо вспомнил свою встречу с Гватреном, который что-то писал в складской комнате в Химринге: тогда он заметил на его руках шрамы. Он снял с бесчувственного Гватрена кафтан, закатал рукав ярко-жёлтой шёлковой рубашки: вокруг предплечья была толстая тёмно-розовая, местами выпуклая полоса — там, где неженатые мужчины-ваньяр носят серебряные браслеты.

— Это точно Гватрен, я видел у него эти шрамы, — кивнул Маэдрос. — Кано, свяжи ему руки, — обратился он к Маглору. — Мне кажется, он не ранен — стрела попала в коня. Скорее всего, просто ударился головой, когда упал с седла. Сейчас придёт в себя.

— А в Химринге разве… — начал Амрод, но его прервал Аргон:

— Ну вот же ты, наконец, Карнистир!

Карантир, услышавший шум, крики и, наверное, звон стрелы на подходе к лагерю, испуганно оглядел их, но увидев, что все братья, видимо, живы и здоровы, облегчённо вздохнул.

Аргон подбежал к другу и обнял его; едва он отошёл, как чёрная птица опустилась на плечо Карантира. Тот погладил птицу по гладкой блестящей головке; она закрыла глаза.

— Это же крабан! — воскликнул Маглор. — Морьо, прогони его немедленно. Ещё чего не хватало!

Карантир никак не отозвался на его слова и подошёл поближе, чтобы посмотреть, вокруг чего они все столпились. Он наклонился, взглянул на златоволосого эльфа в расшитом кафтане и сказал:

— Что с ним? Он жив? Майтимо, откуда он тут взялся такой разодетый?

— А ты разве его знаешь? — спросил Маэдрос. Он вспомнил, что когда Гватрен привозил к ним тогда, зимой, Финдуилас, Карантира с ними не было.

Карантир задумался.

— Знаешь, я такого квенди видел в Нарготронде, — сказал Карантир. — Не помню, как его зовут, но он точно был в свите Финрода. Ты, наверно, помнишь, Финдуилас?

Финдуилас как-то неуверенно кивнула, пожав плечами, что очень удивило Маэдроса: ведь если Гватрен привёз её к ним из Ангбанда, то хотя бы за время пути она должна была понять, была ли она знакома с ним раньше. А ведь, судя по всему, она общалась с ним и во время пребывания в плену у Саурона.

— Он к нам приехал с посланием от Саурона, — сказал Маэдрос. — Что ты об этом думаешь? Может быть, он выжил, когда Саурон взял в плен и убил Финрода и его друзей?

— Нет-нет, — сказал Карантир. — Он точно не ушёл с Финродом, я теперь вспомнил. Он вообще был очень незаметный, всё время как-то жался к Финроду и без него почти никуда не ходил. Вёл приходно-расходные книги и всё такое прочее. Как его звали, не помню, но меня ещё удивило, что хотя имя у него вроде синдаринское, при этом у него нолдорский выговор, и я совершенно не понял, из какой он семьи и вообще откуда взялся. Хотя ты же знаешь, я не очень близок дому Финарфина; может быть, это какой-то дальний родственник Эарвен, я же с ними никогда не общался.

— Если он попал в плен с Финродом, это всё объясняет, — сказал Амрод.

Младший не сказал, что именно это «всё», но Майтимо понял. Если он действительно был другом Финрода, то понятно и почему Гватрен хорошо отнёсся к его племяннице Финдуилас, и то, почему она с неохотой о нём говорит: ей жаль друга и, может быть, — родича, который не вынес пыток и оказался в роли предателя. Объясняло (и отчасти оправдывало) это и то, почему он так жестоко обошёлся с Келегормом: дружинник Финрода имел все основания ненавидеть Келегорма и Куруфина за оскорбления, которые те нанесли Финроду и его брату Ородрету. Понятно было и то, что Гватрен, как рассказала ему как-то Финдуилас, по-доброму относился к Тургону — ведь Тургон был одним из лучших друзей Финрода.

— Не попадал он в плен с Финродом, — сказал Карантир. — Знаешь, почему я ещё его запомнил? После того, как Финрод ушёл, у них ночью поднялась какая-то суматоха, как раз над моей комнатой; я хотя… в общем, я всё равно испугался за их семью; мне показалось, что происходит что-то неладное. Я поднялся в покои Ородрета, и брат Финдуилас мне сказал, что секретарь Финрода хотел наложить на себя руки потому, что Финрод его не взял с собой, и что он и Ородрет его буквально достали из петли.

— Если ему так отчаянно хотелось быть с Финродом, — возразил Амрод, — он мог уйти за ним потом тайно и догнать его. Кто мог об этом узнать?

— А Берен Эрхамион? — возразил Маэдрос. — Он же спасся.

— Но ведь и Финрод, и все остальные эльфы там погибли, как он думал, — сказал Маглор. — А если все погибли, то какая разница, было их двенадцать или тринадцать? Мне кажется, Питьо вполне может быть прав.

— Не знаю, — Карантир развёл руками. — Я уехал из Нарготронда на следующий день утром. Поскольку здесь нет ни Туркафинвэ, ни Куруфинвэ, то я смело могу сказать, что после всей этой истории они оба стали мне глубоко противны, уж прости меня, Майтимо. Турко меня ещё звал туда по делу… ну, одолжить денег, но я постарался там не задержаться. Справедливости ради надо сказать, что они хотя бы не разворовывали казну.

— Финдуилас, — сказал Майтимо, — если ты знала, что Гватрен…

— Кто? — побледнев, спросил Карантир.

— Гватрен; его вроде бы так зовут, — ответил ему недоуменно Маглор. — Ты же сам говорил, что у него имя синдаринское. Хотя странно, конечно — «тот, что в тени». Я думал, так могут звать только прислужника Моргота…

— Я… я знавал квенди с таким именем, — с трудом выговорил Карантир, — но это определённо не он.

Златоволосый эльф мучительно вздохнул и застонал.

— Ну сейчас он очнётся и спросим, как его зовут, — сказал Амрод.

Тот, кого они считали Гватреном, посмотрел на них; его большие серо-зелёные глаза потемнели от страха и недоверия. Он отшатнулся, сел, дёрнулся, увидев, что его руки связаны.

— Как тебя зовут и кто ты такой? — спросил Маэдрос.

— Какое вам дело? Никак меня не зовут. Я вас не знаю, — сказал он, переводя глаза с Маэдроса на Амрода. — Что вам от меня надо?

— Ты Гватрен? — спросил Маэдрос.