Не отбрасывая тень (СИ)

Не знаю, что ее удивляло больше - что спустя долгое время знакомства я оказался би (внезапно даже для себя самого, к слову, если вспомнить, что Сафина предусмотрительно не сказала мне об этом) или что у меня в рекордные сроки появился заинтересованный ухажер (от этого слова меня коробило так же сильно, как от «жених»), но она не давала мне покоя с расспросами, и мне, в конечном счете, пришлось рассказать ей немного - как его зовут и как мы познакомились.

Я, конечно, умолчал, что его подданные чуть не убили меня за нарушение закона. Отделался лишь упоминанием о том, что мы пересеклись в Венгрии пару месяцев назад и потом общались по интернету.

Ей этого хватило, а я получил возможность передохнуть от череды вопросов и настроиться на возвращение в Америку. Мысль о самолете, на котором я полечу обратно, в Его королевство, где буду думать о Нем и умирать от тяги, висела надо мной, словно черная туча, и неизменно вводила меня в уныние.

Мне не хотелось возвращаться.

Мне не хотелось понимать, что наш с Ним последний разговор на самом деле не был кошмарным сном, и я больше не могу спуститься в Ад, чтобы пересечь череду коридоров и оказаться в Его покоях.

Все вернулось на свои места, и Он снова был лишь страшной тенью, о которой в Аду ходят слухи и которая вызывает панический ужас у каждого, кто ее упоминает.

Некоторые вещи на самом деле даже не менялись.

========== Глава XLVII. ==========

После возвращения из Чехии мы продлили контракт еще на десять стран. Нами начали интересоваться и о нас заговорили, в трех странах мы должны будем дать интервью, и это держало весь бэнд в таком экстазе, что даже я невольно начал заражаться всеобщей радостью несмотря на мои попытки держаться от ребят подальше.

Моя мечта, ради которой я обрек свою относительно спокойную человеческую жизнь на бесконечные проблемы, наконец начала сбываться, но я не чувствовал той радости, которую, по уму, должен был испытывать.

Пару раз после возвращения из Чехии я подумывал оставить группу. Мне оставалось жить полгода; конечно, умереть на сцене, занимаясь любимым делом, было бы поэтично, но едва ли так хорошо, как мне хотелось бы. Я не был уверен, что мне бы хватило сил увидеть свою группу на старте славы и покинуть ее в момент, к которому я шел всю свою жизнь. Иногда я ловил себя на мысли, что подбираю слова для разговора с Эмили о своем решении, и я часто загонял себя в тупик, не представляя, как объяснить ей, что у меня осталось слишком мало времени, чтобы все успеть.

Я хотел поехать к родителям и пожить с ними, а потом, за пару месяцев до предполагаемого конца, когда симптомы ухудшатся, сорваться и уехать путешествовать, а там пусть случай решает, какую страну я увижу последней.

Со стороны эти планы смотрелись явно лучше, чем оказались бы на самом деле, потому что все бы просто свелось к тому моменту, когда я буду задыхаться от кашля так сильно, что не смогу выйти из номера, а приехавшая «скорая» уже ничем не сможет мне помочь.

И все, что мне оставалось - это учиться переключаться до того, как мысли начнут вгонять меня в отчаяние.

Возвращение в Америку прошло не так страшно, как я ожидал. Наверное, я начал привыкать к Его отсутствию и в моей жизни, и в моей голове, но все еще время от времени прислушивался к своим мыслям и делал глубокий вдох, надеясь почувствовать Его запах. Одно время пару лет назад я сидел на наркотиках, но даже с них я слез легче и быстрее, чем с мыслей о Нем.

Он вызывал зависимость намного более страшную и сильную, и мне потребовалось много времени, чтобы мои чувства к Нему начали сходить на нет.

Или мне просто хотелось так думать.

Мое самочувствие тем временем оставалось стабильным. Спустя несколько дней после возвращения я убедил себя спуститься в Ад, где на десятках этажей под обычным миром бурлила жизнь тысяч демонов. Я не знал, как далеко могли распространиться слухи о нас с Ним, но я пересек главный холл, не поднимая взгляд. Мне не хотелось, чтобы обо мне говорили, а особенно - чтобы ходили слухи про отношения с Ним, когда даже и отношений как таковых не было. Он обручил нас, прекрасно зная, что я не переживу брак; мы переспали, несколько раз целовались и немного поговорили по душам, хоть я и не знал, как много правды было в этих разговорах. Вот и все.

И о каких отношениях могла идти речь, когда даже мое признание осталось невысказанным? Когда оно больше никому не было нужно и ничего бы не изменило?

Несколько часов я побродил по Аду, подпитываясь и собирая слухи, неизменно стараясь оставаться в стороне от большого скопления демонов, словно я был клеймен и они могли это почувствовать. Узнал я мало интересного: Он не покидал свои покои и никого к себе не вызывал, а тех, кто пытался с Ним увидеться, разворачивал или отправлял к Сайеру, который выполнял роль его заместителя.

Последние несколько дней (как я посчитал - примерно с нашего последнего разговора), Он просидел в своих покоях, не выходя и ни с кем, кроме Сайера, не контактируя, и такое замкнутое поведение вдруг поселило в моей душе огонек надежды на то, что, возможно, Ему без меня тоже было плохо.

Может, если бы не Его проклятие, у нас могло бы что-то сложиться, - думал я, и тогда в моей голове вдруг звучал голос Виктора, ласково говорящий мне, что я слишком Его идеализирую.

Я это понимал. И, что хуже, я понимал, что не хочу от этого отказываться, и нарисованные на ладони линии карты, вдруг казались мне вшитыми под кожу, вызывая одновременно страх и любопытство.

Как, в общем-то, и все, что Его касалось.

…

Через несколько дней я получил толчок, который сбросил меня с весов, где я раскачивался на чашах, не решаясь что-либо предпринять по поводу наводки Виктора.

Толчок оказался сном: мне снова снилась Ирландия. Мне снова снились длинные, извилистые коридоры, необычайно низкие потолки, угрожающие вот-вот рухнуть на мою голову, и частицы пепла в воздухе, но на этот раз я зашел дальше, чем в первом сне. В тот момент, когда неяркий свет приблизился к краю коридора, из-за угла вдруг показались чьи-то белые руки. Они были похожи на кости, обтянутые тонкой, мертвенно-бледной, неярко сияющей кожей, и я застыл, боясь пошевелиться, пока они ощупывали стену, словно знали, что где-то здесь наткнутся на меня и смогут схватить.

А потом они показались до локтя и я увидел на них кандалы с толстыми, ржавыми цепями. Они выглядели уродливыми и массивными на тонких запястьях, а кожа под ними была стерта в кровь. Я буквально окаменел, рассматривая их, рассматривая эти руки, а потом их обладатель за поворотом, находящийся в шаге от меня, вдруг закричал высоким, пронзительным голосом, похожим на сирену. Этот нечеловеческий крик разорвал тишину и обрушился на меня, давя на мои барабанные перепонки, и я с трудом устоял на ногах, затыкая уши. На секунду мне показалось, что от этого голоса, от этого крика, стены расходятся и все вокруг осыпается, а потом все разом оборвалось и я подскочил на кровати, озираясь, и пот ручьями стекал моему лбу и спине.

- Сон, - бормотал я, - всего лишь сон…

Ладони были влажными, и нарисованная карта словно бы начала кровоточить. Я смотрел на чернила, на переплетение линий до тех пор, пока не убедился, что все это иллюзия, а потом потер ноющую от странного зуда ладонь, откинул одеяло и закрыл лицо руками.

Нужно отдышаться.

Нужно отдохнуть.

Нужно разобраться со всем.

Разобраться и поставить точку.

Может, проснулась храбрость после увиденного сна, а может, осознание того, что еще парочка таких кошмаров отправит меня на лечение в психушку, но я вдруг понял, что мне нужно как можно быстрее уехать в Ирландию и разобраться с секретом, который, словно камень на шею, на меня повесил Виктор.

И я не мог сделать это один.

Мне не хватило бы сил совершить такое путешествие в одиночку - я вдруг отчетливо это понял, и мысли о собственной слабости схлестнулись с желанием казаться храбрым хотя бы себе.

И я проиграл.