Портреты Пером (СИ)

Динамики заработали неожиданно. Один позади в углу, за ним, следом, резанув по ушам резким, почти визгливым звуком, включились те два, что висели по разным сторонам стола.

Люди встряхивались, поднимали головы, кто успел уснуть качественно – трясли ими.

– Что может быть печальнее и больнее правды? – серьёзно заговорил Трикстер. – Правильный ответ: ничего. Истина всегда печальна. За ней идёт разве что смерть. Потому сегодня у нас печальный день. Мы будем слушать правду, только правду, и ничего, кроме правды. А иначе кто-то умрёт. С какой стороны ни глянь – траур.

Джон машинально подмечает интересную особенность – почти все, слушая, смотрят на динамик. Даже Энди, проморгавшись после дрёмы, тут же уставился на коробку. Им так важно иметь хотя бы слегка реального собеседника? Некоторые ещё и косятся на слепые мониторы. Закери, например, очень красноречиво косится.

Приходится покинуть угол. Пока Мэттью красноречиво молчит и поскрипывает разваливающимися динамиками, Фолл занимает обычное место Дракона и принимается за пробуждение системы. Знакомо пружинят клавиши под пальцами, приветливо жужжат мониторы.

А это лучше, чем рисунки Пера, – думается с отстранённой тоской. – Кукловод не меньше меня любил мониторы.

Тихо жужжат системы. От клавиш, через подушечки пальцев по телу распространяется покалывающе тепло.

В предвкушении дрожит сердце.

– Куда переводить? – Джон спрашивает, не смотря на динамик. Ему для разговора внешний собеседник не обязателен.

Трикстер называет комнату: из неоткрытых. Второй этаж. Ничем не примечательное помещение сразу за железной дверью. Тоже своеобразная игра – за мучения похищенных новая комната. Такой вот обмен.

Программа послушно растягивает на все три экрана изображение комнаты. Джон её плохо помнит – в детстве там было что-то вроде комнаты, где приводят в порядок одежду. Гладят, штопают, чистят обувь. Он и камерой-то там только в первом акте пользовался.

Изображение идёт полосами. Успокаивается. И из полутёмной глуби помещения вырисовывается активно машущая рукой в приветственном жесте…

Элис

Внутри разгорается знакомый жар. Она же, намахавшись, отходит в сторону, и становятся видны привязанные к тяжёлым резным стульям фигуры, светло- и темноволосая. Камера плохая, картинка мутновата и дёргается, но спутать их ни с кем невозможно. Это ученики. Привязаны за руки, за ноги, на всякий случай ещё в районе пояса и – чтоб не было желания поиграть в удар головой – за шею.

Джон отмечает это мельком; после внимание снова приковано к Элис. А она, сволочь, будто чувствует – подходит к выпрямленной на своём месте Тэн, кладёт руки на её узкие плечи. Склоняется к уху.

За благополучие динамиков страшно. Если Мэтта они передают, скрипя и тарахтя, то что они делают, транслируя голос Элис, поименовать невозможно.

– Смотри на меня, Умник, – мурчит она, прижимаясь щекой к волосам японки. – Подними голову, болезный. Что, сил нет?

Протягивает руку к Райану – тот почти уронил голову на грудь, насколько позволяет ремень на шее. Смотрит исподлобья и будто бы из последних сил. А рука женщины длинная, странно длинная. Только потом становится понятно – она держит какой-то предмет. По характерным движениям запястья можно судить…

Да нет, враньё. Никаких рассуждений, Джон просто знает, что это нож. Большой, кухонный. Он чувствует торжество этой маньячки, когда лезвие, расположенное плашмя, приподнимает подбородок Дракона. Клокочет внутри первобытная ярость. Её? Его?

– Какая у тебя красивая подружка, блондинчик… – Элис зарывается лицом в тяжёлую причёску Тэн. Неуловимое движение руки, вытягивающей шпильки, и волосы опадают водопадом. Пусть не как раньше, раньше бы до пола, но всё же…

Элис смеётся. С удовольствием, наслаждаясь. Тянет на себя прядь зубами.

Ей определённо нравится быть живой.

Знакомо.

– Я обещал вам правду, ребятки, – Трикстер сохраняет скорбный тон, но сквозь него бьётся живой огонёк торжества. – У моей милой Элис есть несколько вопросов к этим двум птичкам. Спрашивать птичек она будет по очереди. Они не больно-то разговорчивы, увы. Вот вас не раздражают люди скрытные, у которых не пойми что на уме? Но сегодня они ответят на всё. А не ответят…

На мониторе Элис подцепила лезвием ножа и приподняла вверх какой-то провод. Ещё один. Несколько. Выше, выше, пока не стало понятно, что ведут они…

– Детектор лжи, как вы уже, должно быть, догадались, куклы. – В динамиках сухой смешок. – Но с небольшим сюрпризом. За каждую попытку соврать страдать будет не тот, кто отвечает. Назидательно, не правда ли? И как мотивирует говорить правду. А между тем, если бы я верил в честность наших птичек – заставил бы поклясться на Библии, и на этом бы мы все успокоились. Но я знаю, что эти двое – просто парочка врунишек. Нехорошо, ох как нехорошо. Приходится принимать меры. Элис, милая, ты готова?

Она скалится, кивая, перехватывает поудобней нож.

– Ах, да, чуть не забыл, – добавляет Трикстер. – Уклонение от ответа или промедление караются так же, как ложь. Ведь время – самая большая ценность, особенно когда на кону жизнь дорогого человека.

Джона почти трясёт. Он смотрит на Элис, не отрываясь, а внутри прорастает адовыми прожилками разгорающийся уголёк.

Да, это лучше рисунков. Быстрее так уж точно.

– Начнём.

Элис выплёвывает прядь. Тэн пряма и бесстрастна. Райан тоже старается выпрямиться.

– У него ж температура, – подаёт голос Джек. Правда, тихо. – Вроде и пульс учащён, когда температура подскакивает. Какая, нафиг, правда по детектору?..

– Никакой, – ещё тише отзывается Перо.

Джон смотрит на монитор, где вьётся вокруг пленников Элис.

– Тэн, девочка, – пальцы маньячки ласково заправляют рассыпанные волосы японки за ухо, – ты любишь свою маму?

– Да, – незамедлительно отвечает прохладный голос женщины. Элис удовлетворённо кивает.

– Райан, а ты любишь свою маму?

После резкого «нет» Исами вздрагивает от прошедшего по её телу разряда тока.

– Да что это сегодня! – с мнимой досадой перебивает Трикстер. Сейчас его голос так похож на голос Мэтта, и он наслаждается, пародируя себя самого, того, кто отражается в Зеркале. – Забываю и забываю обо всём… Элис, прости. Надо им рассказать про микрофон, да. А то игра нечестная, а разве Трикстер устраивает нечестные игры?

– Ничего, милый, – Элис снова наклоняется над Тэн. – У меня тут столько игрушек, не заскучаю.

Джон, прикрывая глаза, протягивает руку в направлении Арсеня. Манит.

Перо подходит молча, на плечо ложится его рука.

– Попрощайся со мной, – Джон уже чувствует, как губы растягивает чужая улыбка. – Я ухожу.

– Вражину увидел, – понимающим шелестом у уха. Теперь Арсень склонился над ним, ладонь опирается сильнее, будто ему тяжело стоять. Усмехается – тёплым дуновением по шее. – Зато в аду можно будет жарить блинчики на любой плоской поверхности. Проверим? И это, полтора местечка там забей. На всякий пожарный, а то придёт только половина меня.

– Прощай, мой Перо.

Арсень щекочет его ухо лохматыми прядями волос, затем выпрямляется и – по звуку слышно, – бьёт себя ладонью в грудь, произнося с идеально выверенным пафосом:

– Я буду помнить вас вечно, мой лорд.

Уже не своим голосом:

– Молодец.

– Ты счастлив был вернуться в дом?

Крайний динамик доносит быстрые вопросы Элис и ответы учеников. Всегда ровные – Исами, и запинающиеся, еле слышимые – Райана. Хвостатому плохо. У него температура.

Тэн то и дело вскрикивает – ей достаются разряды тока, один за другим.

– А ты, красавица… хотела бы остаться тут навсегда?

– Честная игра предполагает, что у вас будет шанс спасти птичек, – поверх говорит Трикстер. У него основная партия, он ведущий шоу. Центральная тень, кривляющаяся на стене, потому себе он забрал два динамика из трёх. – Да-да, доктор уже наверняка догадался, недаром увлекается психологией. Исами справится сама, умненькая девочка. А вот Дракону лучше б подсказывать. И с чердака вполне можно связаться с той комнатой, код для динамиков я скажу.