Портреты Пером (СИ)

Зак ещё злобно сказал, что за руку его вести не надо – не заблудится, и вынесся первым.

Едва дверь закрылась за косящимся на них странно Джоном, Джим тихо выдохнул.

Снова обернулся к Арсению.

Вгляделся.

Глаза не бегают, он спокойно смотрит на стену. Нет, не спит. И не галлюцинирует, хотя и верит в обратное. Повинуясь какому-то странному порыву, Файрвуд приложил руку бедолаги, которую до сих пор держал в своих, пальцами к губам.

– Я не знаю, что сделать, чтобы ты мне поверил, – с бессильным отчаянием. – Поцеловать тебя и Тень может. Я… не знаю. Чай, овсянка, кефир… Могу рассказать, как зашивал Джека после взрыва… могу на Фрейда проматериться…

Слова, глупые, пустые, гулко стукались о пол, а ощущение бессилия только нарастало. Ну вот что за мистическая ересь? Не силён в ней Джим, не знает, как сон и не-сон отличать.

Щеки касаются сухие шершавые пальцы. Теперь Перо смотрит на него. По взгляду видно, как ему больно, болью этой перехлёстывает через край.

– Если я поверю, что ты не глюк, а твоя смерть – просто игрушечки Тени, я ему могу проиграть. Звиняй, док… или галлюцинация дока. Мне ещё воскрешать Кукловода и бодаться с проклятием, вне зависимости от того, умер ты или нет. Короче, пиздатая героическая миссия, все дела. А это значит, лучше мне пока не верить ни в одну реальность.

Полшага вперёд – упереться лбом в твёрдое дрожащее плечо. От Арсения пахнет потом и почему-то лекарствами. От бинтов, наверное.

В горле – горький и горячий ком. Да, всё правильно решил Перо. Логично, хорошо, только совсем не хочется быть для него полумёртвым.

И вот это – «воскрешать Кукловода». Вот это – что? С этим – как быть?

– Ладно, Тень, глюк, что угодно, если так будет лучше, – слова еле продираются через горький ком, – но про Кукловода рассказывай прямо сейчас. Что ещё за воскрешать? Когда решил? Когда мне рассказать думал?

– Сегодня.

Перо плюхается на кровать. Теперь на нём лежат полосы серого света из окна: утро потихоньку просачивается в дом.

– У проклятия есть два полюса. Один – Алиса и Мэтт, точней, Зеркала. А второй – Кукловод. Пока проклятие на стороне той сладкой парочки, мы можем хоть из кожи вон вылезти, но ничего не получится. Единственный выход – переманить проклятие на свою сторону и так уничтожить Трикстера. Для этого надо вернуть из небытия Кукловода. Мы с Исами поняли это вчера утром.

Он помолчал и похлопал рядом с собой ладонью.

– Глюк ты или нет, но садись рядом. Я уже пережил твою смерть. Думал – прямо там и останусь, не поднимусь больше, а нет, ты смотри: разговариваю даже. Если это не морок Сида, конечно.

– Я твою смерть вообще два раза пережил, и живой, – огрызаться получается как-то вяло. Плюхнуться рядом. Вцепиться пальцами в волосы по обе стороны головы.

Опять Кукловод.

Кукловод – это всегда угроза для Арсения. Особенно после того, что он вытворил с портретом.

Кукловод – это ещё один маньяк, причём не голосом в динамиках, не глазом камеры – а тут, в пределах досягаемости.

Хотя после Мэтта-Трикстера и не страшно как-то уже.

Мозг лихорадочно пульсирует электрическими импульсами.

– Как возвращать будете? – Тихо. – Это опасно? От меня что-то нужно?

– Вряд ли. И вообще ни от кого ничего не нужно. Буду говорить с Фоллом.

Они несколько минут сидят в молчании. Арсений просто не говорит ни слова, а Джим старается как-то выплыть из того, что на него свалилось. Во-первых, теперь он для любимого человека не более чем галлюцинация. Во-вторых – новость про Кукловода. В-третьих, Арсению сейчас хреново до невозможности, а помочь – никак, потому что смотри во-первых.

За дверью – топот. Лёгкий – отметить машинально – женский. Не бег, но торопливый. Эхом ему вторит менее торопливый, робкий. Значит, за врачом. Скорее всего. Это – вставать, брать сумку. Что-то делать. Отвлечься. Хорошо.

Дверь скрипит.

– Джим, привет, – нерешительный голос Лайзы, – я… нужна твоя консультация. Как врача.

Джим подымает голову – пальцы ещё в волосах. Рыжая уже зашла, и за её спиной переминается с ноги на ногу исхудавшая Кэт.

Снова молчание. Рыжая смотрит прямо, с каким-то несчастным вызовом. Её подруга отводит глаза. Ей определённо не по себе – края шали стягивает, будто старается отгородиться.

С замедлением Джим кивает.

– Ей плохо?

Тут же оживает беспокойный взгляд карих глаз Сазерленд. Она суетливо усаживает Кэт рядом с ними, сама присаживается рядом, на пол. Она тоже похудела. Все они похудели, не будет тут проблем. Особенно у беременной.

– Судороги, – голос извиняющийся, – по ночам. Она мне не сразу сказала.

– Да? – Взять в руку прохладные хрупкие пальчики Кэт. Всмотреться. – Посветить мне можешь?

Ещё до того, как выхолощенный свет фонарика рыжей осветил слоящиеся ногти беременной, Джим уже понял – рукой задел волосы. Ломкие и сухие.

Из-за яркого пятна света уже плохо видно ни лиц пришедших, ни молчащего Арсения.

– Плохо. – Негромко. – Как она питается? Какие вообще продукты у вас остались?

– Овощи, немного консервов… – Лайза задумывается. – Было немного растительного масла. В основном варим супы. Чай, без сахара, правда.

– Кальция не хватает.

Вытащить на ощупь из сумки блокнот и карандаш.

Лайза, насколько заметно, следит за его руками с жадным вниманием.

– Во внутреннем дворе поищите крапиву, в ней кальция много, – Джим попутно записывает рекомендации на лист, – Дженни из неё суп готовила, но что-то могло остаться. И пусть больше бывает на солнце. С питанием… спросите у Дженни, если изюм остался, пусть даст. Кэт, будешь есть хотя бы по шесть изюминок в день. Иначе ребёнок вытянет нужный ему кальций из твоих костей. Если сардины в масле есть – тоже поможет.

Карандаш сухо царапает плотные листы.

И поискать на кухне мак

Если есть хорошо

Им не наешься не должны были стащить

Лист с трудом вырывается из прошитого блокнота. Джим передаёт его рыжей.

– Держи. – Пауза на размышление, – про солнце не забудь. И двигаться ей нужно побольше, это тоже помогает.

– Да… спасибо. – Она поднялась с листочком. – А это всё точно поможет?

– Это точно сделает лучше. – Покачать головой. – Сама понимаешь, продуктов мало, таблеток кальция у меня нет. Витамина D тоже, ни в какой форме. Ей бы сейчас сухого молока, стакан можно было бы на месяц растянуть… или мак. В маке очень высокая концентрация.

– Я поищу, – Лайза кивнула. – Кэт, идём.

Девушка качнула головой.

– Ты иди, я догоню.

Рыжая пожала плечами и вышла.

На лестнице смолкли её шаги. Тогда Кэт обернулась к Перу. В темноте она казалась приведением.

– Арсень… я не знала, у кого ещё спросить, чтоб не послали с такой глупостью, а по особняку одна ходить боюсь. Ты не поищешь мне какую-нибудь игрушку? Ночами страшно.

– Игрушку? Поищем. – Арсень пошарил на полу, нашёл свою сумку. Подтянул за ремень. – Джим, не помнишь, где синий кот валялся? Которого Джек трепал.

– Так это Джека спросить и надо…

Джим тоже поднялся, тяня за собой ремень своей, медицинской. Нельзя по особняку в одиночку ходить. И в комнатах по одному оставаться тоже нельзя.

В спальне под надрывный кашель Райана пришлось быстро разбираться, кто куда идёт.

Обратно в комнату отправили Джека и Исами. Судя по обеспокоенному виду крыса, он не очень-то поверил в джимово «всё хорошо».

– Перо, есть дело, – шепнул на выходе. – Возвращайся.

Арсений кивнул ему и уставился на Джима. Тот уже водрузил на стол свою сумку и выкладывал из неё необходимые лекарства и перевязочный материал под внимательным взглядом Зака.

– Нужна кипячёная вода, – обратился к нему док, – сделаешь?

Мальчишка кивнул и убежал, Арсений в дверях едва успел посторониться. К нему самому жалась Кэт.

– Джим, мы пойдём игрушку поищем, если не нужны.

Док кивнул, не обернувшись. Арсений поправил на плече сумку и махнул девушке, чтобы шла за ним.