Портреты Пером (СИ)

– Но я обещала ему! Мы принесли клятвы... Мы… собирались… Мы помолвлены. Дядя, когда узнал, в кого я влюблена, помог с документом… – Даже в призрачной версии было понятно, что Мари залилась румянцем. Может быть, вспомнила розу и запальчивое обещание Леонарда: «я всегда буду защищать тебя, Мари». – Я не подумала, что у него нет денег, это…

– Это поступок глупой избалованной девчонки. Что ж… – Теперь Линнет на девушку не смотрела. Её взгляд был направлен на свою руку, унизанную кольцами. – Способ есть. А дурная молва о тех, у кого есть деньги, долго не живёт.

Мари посмотрела на неё с надеждой.

Воспоминание растаяло. Взрослая миссис Оллфорд стояла, опустив голову.

– Перспектива красивой и богатой жизни затуманила мой разум. Я оклеветала Леонарда перед судом. Остальное решили деньги, и наша помолвка стала недействительной. Калеб взял меня в жёны вместе с приданым в виде этого особняка и земель вокруг. Он пил, проигрывал в карты порядочные суммы, тайком посещал других женщин. Иногда пьяным замахивался на меня, но, в конце концов, был ничем не хуже и не лучше других мужчин моего сословия. Я не знала нужды. Но вина спала только первое время, первые два года, пока я радовалась своему первенцу и тому, что удалось сохранить особняк моего отца. После у меня ничего не осталось, кроме чувства вины… и любви к детям. Только она оказалась не в состоянии унять боль. Я совершила преступление, пусть и не поднимала ни на кого руки. Я убила свою любовь. Пытаясь унять боль, я ночами думала, что всё могло быть иначе, выстраивала сотни версий, что было бы… если бы в тот день я не послушалась мачехи и не предала Лео. А здесь, в Сиде…

Она взяла со стола томик стихов, раскрыла посередине. Скользнув со страниц, на пол упала высушенная белая роза. Мари медленно закрыла книгу, опустила руки.

– Это всегда со мной. Я выбрасываю эту розу, а она снова в моей книге. Остальное вы знаете.

Исами молчала, потом наклонилась и подняла розу с ковра. В её пальцах цветок рассыпался холодным пеплом.

– Это даже не гейс. Ты дала себе зарок, что будешь счастлива, а получила печаль, боль и вину. И сама себя обрекла на пребывание здесь.

– Глупость – не оправдание. Я не могу сказать «прощаю» сама себе только лишь потому, что была шестнадцатилетней девочкой, когда согласилась солгать.

Женщина покачала головой, подошла к окну. Её платье невесомо шуршало в стылом воздухе.

– Я тебя отпущу, даже если будешь сопротивляться, – впервые заговорил Арсений. Ему эти игры в благородство начали надоедать.

Исами нахмурилась, а Мари кивнула. С явственным облегчением. На её лице с печатью ранних горьких морщин проступило даже умиротворение.

– Я догадалась, Видящий. Так ведь тебя называет женщина у колодца?

– Вроде бы. Хотя всё, что я вижу – это кучи пепла.

– Подожди, – Исами, так же хмурясь, жестом остановила Перо. Обернулась на призрак. – В тот миг, когда случился пожар, помнишь? Где была в ту ночь твоя мачеха?

Мари тоже слегка нахмурилась.

– Она жила в тот сезон в Лондоне, Линнет отчего-то не любила осенью оставаться в Вичбридже. А что?

– Уехала осенью… Они с Калебом были дружны?

– Скорее, он её боялся и всячески заискивал, – она мотнула головой, чуть скривив губы, словно это воспоминание вызывало у неё физическое отвращение. – Пытался угодить. Как… карликовый пекинес, обожающий свою хозяйку и скачущий перед ней на задних лапках…

Исами кивнула, явно что-то принимая к сведению.

– Спасибо тебе. Можешь уходить с миром.

Арсений на всякий случай ещё покосился на Тэн, получил кивок и направился к Мари с поднятой рукой. Без этого откровенно идиотского жеста почему-то не работало.

– Отпускаю, – произнёс, представляя, как вдавливает призрак сквозь слои Сида во тьму, в густую черноту воды мёртвого озера.

Мари улыбнулась, прежде чем рассыпаться ворохом невесомого пепла. Секунда – и спальня опустела, а память об огромном балдахине над кроватью, кованом сундуке и камине начала блекнуть. Сквозь неё проступали предметы реальной меблировки комнаты.

– Идёмте, – Исами махнула своим спутникам, проходя сквозь стену в коридор. – Мари дала нам очень важную информацию.

Джек предпочёл дверь.

– А по-моему, мы ничего о художнике и близко не узнали.

– Мы узнали о Трикстере. Марионетка Линнет, готовая выполнять её приказания. Ручная обезьянка. С чего бы? Она даже не была его родственницей.

– Линнет – предок Алисы, – припомнил Файрвуд, – мексиканский сериал хренов… а Калеб…

– Вместилище Зеркала Трикстера, – договорила за него Исами. Она явно спешила. – Одного «оруженосца» мы обнаружили.

Дева сидела на краю своего колодца, как всегда, отрешённая и холодная.

– Ты застала всех на этой земле, мудрая, – обратилась к ней Исами. – Ты видела, как возникли стены этого дома. Проклятая кровь… Потомок Воина и твоя дочь – раз за разом. Воплощаясь, были ли они одиноки?

– Ты знаешь ответ. – Знахарка недобро улыбнулась. – Припомни. Пока ты жива, твоя память принадлежит тебе. У мёртвых нет такой силы – помнить себя.

– Старый король, которого ты прокляла первым, Брианн… При нём был Друид, – Исами подошла ближе, вряд ли осознавая свои действия. Белые одежды шуршали за ней по инистой траве, и она рассыпалась мелким пеплом. – Воина сопровождала Эслинн… Линнет держала при себе Калеба, а Лео… У Лео никого не было. Мари была только игрушкой Линнет, она не могла…

Знахарка рассмеялась.

– Кто же, по-твоему, откроет дверь в запертый дом, если нет внутри друга?

– Он как-то попал в особняк, сбежав из тюрьмы, – сообразил Арсений. – Не такие же идиоты были слуги, чтобы не запирать двери, да ещё и после того, как все газеты растрезвонили о беглом каторжнике-насильнике. Незнакомца ночью в дом никто бы просто так не пустил.

– У Старшего был друг в доме, ты прав, Видящий. – Дева поднялась с каменного бортика. – Тот, кто навещал Лео в заточении. Тот, что открыл дверь и сказал много раньше, какой ночью прийти. О, это было на Самайн… Я слышала шорох мёртвых листьев и шум дождя. И раз за разом, всё повторялось… Нынешний Старший утянул за собой мать.

– Кэт Фолл и Сэм… – прошептала Исами.

– У последнего в роду будет свой. Ищите того, кто близок сыну Воина, ищите того, кто готов сделать всё для моей дочери. Они словно тени, их сложно увидеть, пока не становится поздно…

– А кто был у тебя, в этом случае? – спросила Исами тихо.

– Ищите живых, пока в ваших руках есть время. У мёртвых в распоряжении вечность.

Колодец медленно начало заволакивать туманом, но Дева исчезла ещё раньше.

Джек в досаде пнул покрытую инеем траву.

– И надо было ради вот этого копаться в длиннющей родословной этих проклятых Фоллов? Лучше б глушилку ещё одну спаял, честное слово. Хоть руки заняты.

Марионетки вчера из ванной в подвал протягивали шланг. Трикстер подождал немного – вдруг что-то начнётся, но нет, следом за этим тишина. Алиса высказала предположение, что они запасали воду, чтобы по ночам не вылезать в опасные коридоры.

Свалился с болезнью называющий себя Драконом. Теперь он походил разве что на скорчившуюся ящерицу.

Сазерленд в обед попросила несколько стандартов кальция или коробку кускового мела. Взамен – мы уже торгуемся? – сказала послать её на какое угодно количество испытаний.

– Мел для твоей крошки… – Трикстер встряхивает старое платье. В него кое-где вшиты перья. Может, платье той актрисы, матери Джона Фолла? – У меня есть мел. Только спой мне напоследок, птичка-невеличка.

Любовь – смешное чувство. Тем не менее, людям оно нравится. Верить в него, играть в него. Кто он такой, чтобы отвергать правила всемирной, древней и лживой игры? Зато можно заставить их звучать ярче.

Трикстер покончил с натягиванием платья на сонную марионетку, перевернул её с живота на спину. Безвольные тонкие руки упали с краёв стола. Он, тихо напевая, принялся затягивать на груди шнуровку, имитирующую корсет.

We sing the nightingale song alive