Портреты Пером (СИ)

Золотоволосая девочка, собирающая охапками медвяные травы…

Я разложу у твоего ложа травы.

Ветки бузины уберегут тебя от злых духов. Мята успокоит, крапива поможет от бессонницы.

Когда ты проснёшься, твоё дыхание станет лёгким и глубоким. Ты возьмёшь из моих рук девясил и зверобой.

Алиса успокаивается. Аластриона касается её лба кончиками пальцев, прогоняя дурные сны, унимая боль. Пусть спит, дитя. Пусть хоть недолго злые слова, пережившие и проклявших, и даже их ненависть, перестанут раскалённым железом жечь её грудь. Пусть… у неё осталось так мало времени.

Спи. Я с тобой. Дану с тобой. Бригид с тобой.

Любимица фейри не даст тебя в обиду.

Алиса тихо шепчет во сне. Но слух мёртвых не слышит слов живых, а живые не могут различать слова мёртвых.

– Спи, моё дитя, – шепчет Дева, в последний раз касаясь её спутанных волос, прежде чем исчезнуть. – Я приду следующей ночью.

====== 2 – 3 июня ======

...но время могут преодолевать только голоса мёртвых.©

– Ты вчера помирилась с Арсенем?

Лайза вздрогнула. Просыпаться всё тяжелее, засыпать всё легче. Вот и сейчас: задремала на корточках, во время чистки овощей.

– А, ты проснулась уже, – через силу улыбнуться. Кэт присела рядом на ящик, кутаясь в шаль. Тонкие, обтянутые кожей запястья крест-накрест стянули ветхую вязку на груди.

Господи какая же она худая

Одни кости

На заднем плане что-то щебечет Энн: опять пристаёт к своему «зайке». Лайза прислушалась на секунду – пытается выяснить у Майкла, как он будет скучать и страдать, если она умрёт.

Оставалось только мысленно пожалеть парня.

– Что он сказал? – спросила Кэт.

Лайза поудобней перехватила нож, принимаясь за чистку очередной картофелины.

– Что у него болят руки. Не знаю, может, он на меня и не сердится… Только не верит больше.

Зачесался нос и почему-то щека.

И руки грязные. Она вытерла нос жёстким рукавом джинсовки. Теперь самый кончик носа слегка саднило, там шов прошёлся.

– Мне кажется, простит, – Кэт слабо улыбнулась и потрепала её по волосам. Потом потянулась за вторым ножом. – Я помогу.

– Ладно.

Лайза прикрывает глаза и чихает. Получается громко, а опять закрыться рукавом не успевает.

– Сазерленд, ещё погромче-то нельзя? Люди спят, вообще-то.

Голос хриплый и стервозный. Соня. С тех пор, как в подвале остались одни девки, Билл с Майклом большую часть дня дежурят у Фила или прячутся где-то (вот и сейчас Билла нет), а в остальном тут войны за территории. И в них Лайза после истории с Дженни потеряла всякий авторитет.

– Заткнись, – цедит сквозь зубы, втыкая нож в новую картофелину. Внутри всё нехорошо поджимается: скандалить противно до тошноты, мерзко.

– Сама рот закрой, рыжая сучка, – шипят в ответ.

Лайза уже набрала в грудь воздуха – ответить, но на запястье легла холодная ладошка Кэт.

– Не надо, не цепляйся с ними. Бесполезно, – прошептала тихо. – Клея в чай хочешь?

– Обе варежки заткнули, пока метлой под тощие жопы не выгнала, – бросает Нэт из-за печки. Она спит там, постелив коврик из гостиной на ящики и кутаясь в старую куртку Роя. Ещё все знают, что под ковриком у неё спрятан небольшой серебряный крестик на цепочке – память от покойного Ланса. Иногда девушка тихо плачет по ночам. А днём к ней реально лучше не лезть.

Потому Соня, что-то ещё бурчащая, затыкается. В подвале опять тишина, не считая лепета Энни – никак не заткнётся со своими соплями по поводу «если я умру».

– Кэт, ты сказать что-то хочешь? – Лайза поднимает взгляд на свою подопечную. А то она смотрит неотрывно уже минуты две, может, больше. И сама ведь не заговорит, проверено.

Кэт осторожно кладёт очищенную картофелину в котелок с чистой водой, где уже плавают несколько.

– Нет…

– Не ври. Тебя опять рвёт?

Она медленно качает головой.

Очищает ещё картофелину и только тогда решается.

– Судороги. Ноги сводит по ночам, очень больно. Я не хотела тебе говорить, ты переживала из-за Дженни и Арсеня.

– То есть, два дня уже минимум, – мрачно подвела итог Лайза. Это было плохо. Идти к Джиму, просить осмотр, просить таблетки. И неизвестно, как Файрвуд отреагирует.

Это прежний Джим бы примчался среди ночи

А я ещё уговаривала его себя поберечь, не подскакивать ради каждой царапины обитателей

Этот скорей пошлёт куда подальше

– Я попробую поговорить с Джимом, – уже вслух, к притихшей Кэт. – Может, он придёт.

Она кивает, не поднимая головы, тянет из коробки морковку, принимаясь чистить.

А если Джим не согласится

Лайза с силой втыкает нож в маленькую картофелину.

Вот когда не согласится, тогда и буду думать.

После сна под обезболивающие определённо стало легче. По крайней мере, отступила кровавая баламуть перед глазами, да и голова не кружилась. А с утра после обливания холодной водой Джим составил ему компанию до библиотеки. Одного не отпускал ни в какую.

– Точно, на камине я эту коробку видел, – Арсений на ходу тянет из сумки фонарик батарейка скоро сдохнет. – Вчера, когда с Джеком здесь пытались гипноз освоить.

– Будем надеяться, это не ловушка.

Джим приоткрывает дверь, просовывая в щель черенок метлы. Некоторое время вслепую тыкает им, но ничего не происходит.

А вчера так же Джек под дверь тыкал кочергой

После той петарды все параноиками стали

Включая меня.

Арсений вытащил фонарик. Луч света упал на дверь.

– Вроде бы ничего.

Джим обернулся на него на секунду и толкнул дверь.

Внутри темно, тихо. Утро ранее, только рассвело, да ещё и дождь. Сереют провалы стекла между плахами на окне.

Коробка и впрямь стоит на камине, и она впрямь появилась только вчера вечером.

– Я дверь захлопну тогда, – Арсений вопросительно покосился на Файрвуда.

– Нет, ни в коем случае, – тот подходит ближе. Смотрит в глаза хмуро и упрямо. Потом показывает свои ладони, лишь слегка перетянутые бинтами. – Мне лишний прокол не повредит, а у тебя… сам понимаешь.

– Ну ладно, ладно, моё испытание тогда, потом посмотрим коробку…

Перо послушно вытягивает из кармашка листочек и плетётся до статуэтки кошки, которую опять кто-то поставил на лестницу. Вот кто, спрашивается, зачем, когда сил ни у кого нету?.. Сзади эхом доносится негромкий хлопок двери и досадливое шипение дока. Он к ощущению впивающихся в ладонь шипов хоть и привык, но далеко не так, как сам Арсений или тот же Джек. Джиму ещё непривычно. И слава потолку, и пусть непривычно и остаётся.

Арсений приподнимается на цыпочки, стягивает статуэтку, слышит шаги Джима в центр комнаты. Следом – глобус, потом Будда, которого кто-то хитро засунул между книг сволочи и рядом с ним – жуть среди жутей каждого проходильщика – крошечная игральная кость.

– Сейчас… – Непонятный шорох-скрип. Потом звякает о пол тяжёлым металлом. Видимо, осторожный доктор сначала ткнул коробку взятой у камина кочергой. – Вроде, не опасно. Арсений, открываю.

– Ага, валяй.

…Это была последняя секунда перед вспышкой. Полыхнуло. Сдавило барабанные перепонки, накрывая густой беззвучной волной, швырнуло грудью на стеллажи. Сверху посыпались книги, всё так же беззвучно. Арсений ударился подбородком о полку, от боли в челюсти в глазах потемнело. Давление сжало виски, застряло в носовых пазухах, а когда стало совсем уж невыносимым, болью продралось через носоглотку; из носа хлынула кровь.

Это он обнаружил, уже лёжа на полу. Несколько секунд выпали из восприятия. Волна беззвучия схлынула, но все звуки – шуршание, потрескивание – доносились как сквозь плотный слой ваты.

Оглушило

На пол, стекая по губам, шлёпались крупные багровые капли. Ударяясь об пол, они становились похожими на солнышки.

Сквозь это тихое кап кап он разобрал что-то вроде неясного всхлипывания.

Джим мать твою

Подорвался, оттолкнувшись ладонями от пола, больно, чуть не рухнул обратно. Горящие книжки, перевёрнутый стол, обугленная обивка дивана, осколки стекла на полу блестят оранжевым – отражение огня, огонь на шторах… Файрвуда нашёл за диваном – лежал на боку, больше даже на животе, дрожал, первая мысль – обошлось, потом…