Не отбрасывая тень (СИ)

…не чувствую своего тела.

Распахнув глаза, я уставился в потолок. Он немножко колебался перед моими глазами, и я только спустя несколько долгих секунд понял, что это меня трясет так сильно.

Гораздо хуже было то, что я не мог пошевелиться.

Меня колотило так сильно, что перед глазами все дрожало, будто движимое какой-то сильной вибрацией, но я сам не мог двинуться. Я не ощущал ни рук, ни ног, будто меня поместили в чужое тело и не сказали, как им управлять.

Паника проснулась мгновенно. В первые несколько минут я испугался, что больше никогда не смогу пошевелиться и останусь парализованным и осознающим все, что со мной происходит, пока кто-нибудь не найдет меня здесь и моя жизнь не закончится где-нибудь в доме для инвалидов.

Не удавалось даже обратиться в демона. Волна проходила по моему телу, но слабая, едва ощутимая, и ничего не происходило - я оставался лежать на спине, напуганный и обездвиженный, и единственное, что я ощущал - это боль где-то между левой лопаткой и позвоночником, такая сильная, практически ослепляющая, и ничего не было, кроме этой боли.

Не было даже меня самого. Одна лишь боль. Клубок боли, в котором запутался я.

А потом все прошло само собой. Ожили сначала пальцы, которыми я вцепился в одеяло, а потом, потихоньку, все мое тело начало оттаивать, но вместе с движением вернулась и тошнота. Как только у меня получилось протянуть руку, я в несколько больших глотков опустошил стакан с водой и свесился с кровати, пытаясь отдышаться.

Я впервые не знал, что делать, куда идти, кого просить о помощи. Я не помнил, как попал домой после нашего с Ним разговора в Аду; я не помнил, что делал все это время до того, как оказался в своей постели. Как будто кто-то вырвал у меня кусок памяти и выбросил, оставив меня с пробелами. Все, что касалось Его, исчезло и я остался один.

Один на один с ощущением, что у меня ничего не выйдет и я не переживу это все, я не выдержу и не оправлюсь.

И я - из-за панциря или нет - даже еще не осознал, что мне осталось жить всего ничего. Не было ни эмоций, ни сожалений, ни отчаяния. Наверное, я просто не успел понять, что умираю.

Или я подсознательно надеялся, что мне еще можно спастись.

И это был еще один хороший повод поговорить с Виктором.

…

В полдень я приехал в аэропорт. Самолет был только в пять вечера, но я больше не мог находиться дома после сна, который увидел, и после того ощущения парализованности. Снова и снова я возвращался в своих мыслях к тому моменту, когда я проснулся и понял, что не могу пошевелиться, только лежать, задыхаться и думать о том, что моя жизнь закончится вот так. Что после всего, что я прошел с Ним, я не смогу даже нормально умереть. Лишь дожить свою жизнь в теле, похожем на клетку, метаться в своих мыслях и медленно умирать от оставшихся чувств и воспоминаний.

Я содрогался. Одна мысль об этом вызывала у меня чистый, не сравнимый ни с чем ужас. За время с Ним я привык к тому, что меня убьет либо Он сам, либо кто-то, кто захочет добраться до Него, но я даже не предполагал, что в один момент я могу остаться один, просто медленно ждать смерти без возможности спастись, и весь потусторонний мир демонов, ангелов и бесконечной войны добра и зла просто утратит ко мне интерес.

До приезда ребят я сидел в аэропорту, где они меня и нашли. Обнимая свою сумку, я смотрел в одну точку и не сразу заметил их, зато мгновенно понял по их взглядам, когда они до меня достучались, что они явно не ожидали найти меня с таким лицом, будто я вернулся с того света.

А я туда только собирался.

И даже не по своей воле.

В самолете я попросил у Джоша ноутбук и впервые в жизни включил музыку для медитации. Мой плейлист был слишком мрачен для сна, а хотелось расслабиться и проспать хотя бы без кошмаров. А в идеале вообще без снов.

И, как ни странно, мне это удалось. Я проспал без сновидений одиннадцать часов полета из четырнадцати, а оставшееся время играл в игры, пока не посадил ноутбук. В глубине души я догадывался, что мое «панцирное» состояние долго не продержится, но пока мне вполне успешно удавалось избегать каких-либо мыслей.

Точно так же мне удалось их избегать в процессе заселения в отель, последней подготовки к концерту и сам концерт. Публика встретила нас на ура, зал был так возбужден, что этой энергии нам бы хватило и на оставшиеся два концерта, и когда мы отыграли его, Эмили предложила отпраздновать.

А потом все закрутилось. Без каких-либо мыслей я напился, без мыслей поцеловал какую-то девчонку, без мыслей доехал до отеля, поднялся в номер и упал на кровать.

И вот тут-то мой панцирь дал трещину.

Это было похоже на волну, но не волну обращения в демона, а морскую волну. Она напомнила мне детство, проведенное на пляже, когда я любил дожидаться волн и лежать на мелководье, пока они накатывают сверху. Если мне особенно везло, волны были большими и накрывали меня с головой.

Эта волна была большой, но это не было везением. Это как если бы вся моя боль разом обрушилась на меня. Все, что я сдерживал в себе, что пытался подавить и проигнорировать, вдруг оказалось достаточно сильным, чтобы сломать все преграды и рухнуть на меня.

Я вдруг почувствовал себя слишком слабым, слишком хрупким, слишком разбитым и униженным, и меня вдруг на самом деле осенило, что я умираю. Я не был уверен, что понял это во всей полноте, но это осознание было скрыто за панцирем вместе с остальными чувствами и эмоциями, и когда он треснул, я почувствовал это, я это понял.

Я понял, что я смертен, что мое тело - лишь хрупкая оболочка, не противящаяся никаким изменениям, слишком податливая для рук Времени и слишком недолговечная. Я понял, что я болен чем-то, от чего нет лекарства, и несмотря на мое странное и во многом эгоистичное отношение к жизни, я не готов умереть.

Я вдруг представил себе этот самый номер в отеле спустя несколько лет. Я представил своих друзей известными музыкантами, своих родителей стариками, Бриджит подростком. Я представил Его, запертого в своем мрачном королевстве, и Виктора, и их вечные и опасные игры со временем, и какого-нибудь глупого новичка, который будет достаточно неаккуратен и уперт, чтобы надерзить Ему и навлечь на себя Его гнев.

Я представил весь мир живущим дальше, но уже без меня.

Мысль о моей смертности пошатнула меня. Я не задумывался об этом, когда был человеком, считая, что 60-70 лет - вполне достаточный срок, чтобы успеть пожить; я не думал об этом, когда Сафина обратила меня, считая, что бессмертие - это круто.

Но сейчас я потерял все, и единственное, что у меня осталось - это мое тело, меняющееся слишком незаметно, чтобы я мог с этим бороться.

Не знаю, сколько я провел в этой бездне отчаяния, пытаясь найти безопасное пристанище внутри своей головы, чтобы отвлечься, но в конце концов, я сорвался, накинул на плечи теплую кофту и выбежал из номера.

Шел четвертый час.

Два квартала я пробежал, а потом остановился у светофора, чтобы отдышаться. Мало машин, мало людей; я стоял на полупустой улице и с отчаянием осознавал, что мне не убежать от моей боли, я буду тащить ее за собой, будто дом-раковину, и от этого стало в разы хуже.

Небо на горизонте начало светлеть.

Не зная, куда направляюсь, я шел по улице до тех пор, пока не увидел телефонную будку, и я даже не знаю, что толкнуло меня к ней. Бросив монетку, я набрал номер, сжал руки в кулаки, чтобы унять дрожь и зажал трубку между ухом и плечом. Мне хотелось поговорить с кем-то, кто знал обо мне и моих проблемах; мне нужно было, чтобы кто-то сказал, что я выживу или что умирать не страшно, но мне даже не к кому было пойти, не к кому обратиться.

Будто ожили мои детские кошмары, в которых я умирал в одиночестве.

- Алло?

Сонный голос мамы прервал мои мысли. Я открыл рот, готовясь заговорить и попросить ее утешить меня, как в детстве, но не смог издать ни звука. Только стоял, прислонившись лбом к холодному стеклу, и давил в себе желание заплакать.