Песнь о Гамаюне (СИ)

— Я знаю о демонах не хуже любого другого ученого-инквизитора. И не куплюсь на твои трюки. Ты замер, лишь увидев себя со стороны, и даже не узнал свой истинный облик.

— Ты об этом? — Чарльз нервно дернул плечом и указал на статуи птицечеловека. — Просто страшная статуя.

— Но… я сам крестил тебя. Это… Это какое-то безумие, — Хэнк схватился за голову и внезапно начал метаться по комнате, словно все его спокойствие только что закончилось, уступив место панике. — Тебя не жжет святая вода и тексты. Ты легко ступаешь в чертоги Церкви и носишь крест!

— И что с того?

— А то, что это невозможно!

— Значит, я и впрямь невозможен, — Чарльз начинал злиться, взял с полки еще пару книг и, игнорируя священника, направился к дальнему столику, чтобы немного отвлечься. Все же, пусть Эрик запер его с сумасшедшим святошей, это все еще была библиотека, о которой он мечтал все свое детство, и любопытство с жаждой знаний сейчас пересиливали презрение к Хэнку.

— Ты не понимаешь! — от оклика священника Чарльз даже вздрогнул, таким звонким и… радостным был его голос. Чарльз даже обернулся, решив, что святоша только что лишился разума от встречи с ним, но тот бросился к нему и тут же замер, не пройдя и пары шагов, словно боясь приблизиться.

— Эй, а ну стой, — Чарльз едва не оскалился от этой резкой перемены в настроении священника и выронил книги, они с грохотом посыпались на пол, и парочка из них раскрылась, комкая тонкие страницы, а юноша уже кинулся к ближайшему канделябру и вытянул из него подсвечник, готовый оборонятся.

— Ох, нет-нет-нет, прости, нет, я… Прости меня, — запричитал Хэнк, делая очень медленный шажок в сторону Чарльза.

— Что с тобой, псих больной? — зашипел Ксавьер, и тени от огня в его импровизированном оружии делали его лицо еще более бледным и заостренным, придавая ему хищные черты.

— Прости. Я не знал, как реагировать, когда король тебя привел. Я… я и сейчас не знаю. Но ты же настоящий! Это невозможно! Я…

— А ну не подходи! — хрипло прорычал Ксавьер, стоило Хэнку вновь попытаться приблизиться.

— Я стою, все… все.

— Да что с тобой? — Чарльз не спешил откладывать оружие, но и случайно спалить библиотеку вместе с собой и священником не хотел.

— Ты гамаюн.

— Я знаю. И всего пару минут назад ты бился в панике и ужасе…

— Меня до сих пор трясет!

— А теперь ведешь себя… как ненормальный.

— Прости. Позволь мне объяснить. И я останусь на месте. Не подойду ближе. Просто ты настоящий. В облике человека с демоническими глазами. Разумный, способный говорить и понимать человеческую речь!

— А еще я могу распознать оскорбления. Я не идиот какой-то!

— Ох, нет! Что ты, Боже, нет!

— Хватит повторяться, просто… В чем дело? Что с тобой не так?

— Мне стоит объясниться, ты прав. Конечно, прав, — Хэнк вытер вспотевшие руки о черную ткань своего балахона и попытался улыбнуться. — Мы одни в этой библиотеке. В смысле, здесь очень редко кто бывает, а если нужна какая-то книга, то ее приносят слуги, но в самой библиотеке мало кто остается. А я… Это должно было быть мне наказанием.

— Чтение? — с сомнением спросил Чарльз, оценивающе глядя на худого парня.

— Все это. Я слежу за книгами, переписываю старые фолианты, чтобы сохранить их мудрость в веках. Потому что с детства всегда задавал слишком много вопросов и не мог постичь смирения и слепо верить, как остальные братья.

— Хорошо, — осторожно произнес Ксавьера, глядя, как заблестели глаза Хэнка, и это начинало его пугать.

— Я знаю, что они делают с такими, как ты, но никогда не понимал, почему. И только за эти вопросы меня сослали сюда. Я уже почти двенадцать лет глотаю книжную пыль. Но все же есть в этом мире высшие силы, которые ответили на все мои мольбы и надежды! — он распростер руки, словно желая обнять Чарльза, но юноша тут же пригрозил ему канделябром.

— Не ори. Охрана за дверью, — уже немного спокойнее напомнил Ксавьер, стараясь сдержать удивление. Вот чего он не ожидал увидеть в стенах этого замка в сердце Стратклайда, да еще и среди священников, так это человека, столь увлеченного гамаюнами. Хэнк едва ли не светился от переполнявших его чувств, и теперь Ксавьер понял, что то, что прежде он принял за страх, было счастьем.

— Так ты не боишься меня?

— Боюсь? — Хэнк даже вздрогнул, едва не задохнувшись от восторга. — Ох, я должен бы, но у меня так много вопросов. Я прежде никогда не видел живого гамаюна!

— Тише! — словно змей, зашипел Ксавьер и поставил канделябр на место, решив, что теперь можно обойтись без него, хотя успел пожалеть, что не взял с собой нормальное оружие. — Но при короле ты повел себя совсем иначе.

— Я годами мечтал об этом и давно научился смирять себя при людях. Никто не потерпит того, кому интересны демоны и их происхождение, а не то, как быстро они горят. И… я все же испугался, увидев Ваши глаза… Они прекрасны…

— Хорошо-о-о, — протянул Чарльз и отступил от Хэнка, начиная опасаться его уже совершенно по другим причинам, но, прикинув, решил, что он сможет справиться с этим тощим парнем. — Сядь, — на пробу распорядился Ксавьер, и, к его удивлению, священник тут же послушно выполнил приказ. Вышло почти забавно, и это определенно понравилось Чарльзу. Он начал понимать, почему Эрик изначально выбрал именно этого священника. Затравленный затворник библиотеки, сохранивший сан, но поглощенный монстрами. И при этом, очевидно, все остальные монахи не воспринимали его всерьез или вовсе предпочли забыть о существовании такого священника. Иначе бы не заперли его тут. — Король поручил тебе мое обучение. Ты знаешь, с какой целью?

— Вы должны знать нашу религию, чтобы жить в этом мире.

— Стране, а не мире.

— Ох, простите. Вы же знаете, есть множество теорий происхождения существ, подобных Вам.

— Я знаю. Ими пугают детей перед сном, — холодно ответил Чарльз.

— Вы спрашивали о статуях, — вдруг понизив голос, зашептал Хэнк, и Чарльз только кивнул, невольно покосившись на злосчастных монстров, вырезанных в камне.

— Да. И ты сказал, что это и есть гамаюны.

— Демоны, которые живут в людях, питаясь ими, используя их тело, чтобы существовать в нашем земном мире, — подтвердил Хэнк.

— Так думают священники, я же никакой не сосуд для демона. Я просто… Я.

Чарльз дернул плечом, чувствуя себя странно лишь от возможности говорить на эту тему. Тетушки не любили лишний раз говорить о том, кем являлся Ксавьер, а Эрик не выказывал страха и не пытался говорить о природе дара Чарльза. И тут… Хэнк.

— Да. Мне тоже это казалось странным. Как и то, что для священников почитаемы мученики, пророки, говорившие с Богом и рассказывавшие свои пророчества, но гамаюны, которые могут видеть его без молитв, всегда считались нечестивыми приспешниками Ада.

— Так значит, за интерес к таким, как я, тебя сослали сюда, — подвел итог Ксавьер, медленно обходя один из множества столов, все еще сохраняя дистанцию между собой и Хэнком, который послушно сидел на месте и, почти не мигая, смотрел на Чарльза, чьи глаза мягко мерцали даже в свете библиотеки. — Я думал, инквизиция заинтересована в том, чтобы знать больше о таких, как я.

— Ох, определенно! — с жаром ответил Хэнк и резко кивнул. — Но их интерес… Он иной. Он основан на страхе, поэтому все допросы гамаюнов заканчиваются на костре, а детям с сияющими глазами так и не дают вырасти.

— И много таких, как я, сожгли за последние десятки лет? — со сталью в голосе спросил Чарльз, и Хэнк нервно сглотнул и взволнованно напрягся, прежде чем ответить.

— Это еще одна проблема. Насколько мне известно, таких, как ты, не существует вовсе. Таких… человечных.

— Что ты имеешь в виду?

— Я слышал лишь о парочке монстров, покрытых черными перьями, за все два десятка лет. Но они больше животные, владеющие речью. Опять же. Я слышал, но никогда не видел их сожжений. Сомневаюсь даже, что они существовали, — он как-то странно рассмеялся своим собственным мыслям, но, заметив гнев в глазах гамаюна перед собой, тут же тихо извинился. — Гамаюны давно вымерли. Так нам говорят. Этому нас учат. Но Вы стоите передо мной. Живой и совсем не похожий на монстра. Я сам крестил Вас! Как это возможно? Как Вы смогли скрыть свою суть?