Не отбрасывая тень (СИ)

А еще я вдруг понял, что мне нужно поговорить с Виктором как можно скорее и узнать у него… А что узнать? Спали ли они? Насколько близки были? Почему Он устоял? Почему все, что касается Его, неизменно приводит меня к Виктору?

- Томми, - Эмили постучала в дверь. - Я принесла тебе таблетки, Томми.

С трудом поднявшись с пола, я подошел к двери и приоткрыл ее на небольшую щель. В этой щели показалось взволнованное лицо Эмили, загримированное белым гримом, и жирно подведенные глаза ярко выделялись на нем.

- Томми… - начала она.

Я протянул руку за таблетками, и она закусила губу.

- Ты принимаешь обезболивающее? - спросила она чуть тише.

- Это после падения со сцены, - сухо ответил я. - Отдай мне их.

Но она продолжала сжимать пузырек в руке.

Меня колотило так сильно, что, казалось, будто от моей дрожи все в комнате ходит ходуном, и я хотел отделаться от Эмили раньше, чем снова упаду на пол от слабости и боли.

- Что с тобой происходит?

- Не сейчас, Эм, пожалуйста. Просто отдай мне таблетки, я выйду через пять минут и мы продолжим концерт. И кстати, мне нужно срочно уехать на пару дней.

Уже собравшись отдать мне пузырек, Эмили снова сжала его в руке и ошарашенно посмотрела на меня.

- Что? Что значит уехать? Томми, у нас контракт!

- Мне нужно уехать, это срочно.

- Но если контракт будет подписан, у нас будут концерты в других странах! Ты не можешь уехать в такой момент!

- В каких странах?

- В Британии, Австралии и Чехии.

Пол как-то упомянул, что у каждого суммуса своя территория. Мне вся история деления мирового господства между королевскими семьями была достаточно неинтересна, чтобы я спросил только о Викторе, и Пол ответил мне.

«Виктор? У него в подчинении почти вся Европа. Территориально, конечно, это меньше, чем Его владения, но звучит внушительно, согласись?»

Значит мне совершенно необязательно уезжать, чтобы встретиться с Виктором. Если мы подпишем контракт, я смогу спуститься в его владения в Чехии.

Не знаю, что отразилось у меня на лице, но Эмили стала выглядеть спокойнее и даже протянула мне пузырек. Задумчиво взяв его, я несколько раз кивнул.

- Ты права, контракт слишком важен… Подожди меня еще пять минут и мы вернемся на сцену.

- Томми, - я посмотрел на нее, и она чуть передернула плечами, - с тобой точно все в порядке?

Я постарался улыбнуться так мягко, как только мог, отгоняя от себя все дурные мысли, но не был уверен, что это ее успокоит.

- Я в порядке, - солгал я. - Просто спина болит после удара. Я съезжу к врачу завтра и все узнаю. Не беспокойся.

Закрыв дверь, я, недолго думая, запер ее на замок и прислонился к ней, сжимая пузырек в руках.

Меня снова тошнило, но на этот раз не физически.

Мне было тошно от одной мысли о том, что происходит вокруг меня, и еще хуже мне становилось, когда я понимал, что все это выходит из-под контроля.

========== Глава XL. ==========

Контракт вчера мы все же подписали.

Поднявшись на сцену, Эмили извинилась за «технические неполадки», а вслед за ней вернулся и я. Взяв гитару, я с опаской подвигал плечом и, убедившись, что резкая боль не мешает мне больше, смог вздохнуть спокойно. Тошнота тоже отступила, но здесь, наверное, вина была моя - в последний раз я ел позавчера, в перерыве на репетиции, а следующие два дня прошли как в тумане - и не только из-за выпитого виски.

Даже после концерта я был сам не свой. Мне удалось очистить свою голову и от лишних мыслей, и от воспоминаний, и отпустить лишние эмоции. Группе я сказал, что плохо себя чувствую и устал, что мне просто нужно отдохнуть, а на деле я не чувствовал ничего. Я был совершенно пуст. И уж тем более я не хотел отдыхать, не хотел оставаться на одном месте надолго, словно все эти сдерживаемые чувства могли вернуться и раздавить меня.

Я не думал о том, что чуть было не сказал Ему. Один раз, до того, как я приехал в клуб на концерт, я попытался оживить свои чувства в тот момент и попробовал понять, не было ли это «мгновенной вспышкой», просто пиком эмоций, но воспоминание отозвалось такой болью, что стало трудно дышать, и дальше я старался его избегать.

Мне не хотелось домой. Когда контракт был подписан, мы разъехались по домам, слишком уставшие, чтобы праздновать, но я некоторое время еще катался в такси, пока водитель не начал вздыхать, и тогда я попросил высадить меня на перекрестке, не имея даже представления о том, где мой дом.

Мне туда не хотелось. С того момента, как Он сказал, что Сайер приготовит мне покои, дома у меня больше не было.

Вторую бессонную ночь я проплутал по темному городу, и, словно ощущая мое настроение, даже хулиганы и искатели приключений сегодня ко мне не лезли. Все мои надежды медленно таяли под тусклыми фонарями, расставленными вдоль дороги: не оправдалась надежда на то, что кто-нибудь прицепится ко мне и я сверну несчастному шею; растаяла надежда на то, что с восходом солнца все нормализуется; разбилась надежда на то, что Он заговорит со мной и позовет к себе. Я был согласен даже забыть о том вечере и обо всем, что я видел, лишь бы только снова оказаться рядом с Ним.

С тех пор, как я признался себе, что я… испытываю к Нему, возможно, нечто большее, чем ненависть и восхищение, моя жизнь сильно осложнилась.

И единственным спасением был бесчувственный панцирь, в который я загнал себя двумя бессонными ночами и алкоголем, и темные дороги на рассвете привели меня к дверям клиники, у которых я просидел до начала приема.

И сейчас я смотрел на пожилого врача, неторопливо что-то выписывающего в моей больничной карте. Мне без труда удавалось представлять его со светящимися бледно-голубым светом глазами. Он бы смешно смотрелся среди лекарей в Аду: приземистый, неторопливый, с такими пышными усами и манерой начинать любую фразу с “ну-с”.

Я наблюдал за ним, сидя на кушетке, и солнце через незакрытые жалюзи светило мне в спину.

- Ну-с, вы, значит, говорите, что начали ощущать боль в лопатке…

- Да, - кивнул я. - Я упал со сцены и ударился.

- Ну-с, актер?

- Музыкант.

Он добродушно усмехнулся.

- Ну-с, это закон вселенной - всегда страдают творцы.

Положив ручку, он отодвинул стул от стола, встал и подошел ко мне. Походка у него была неподходящая под внешность и неторопливость: слишком легкая и широкая.

Он попросил меня снять рубашку, и когда я расстегнул ее и стянул с плеч, его взгляд устремился на окровавленные бинты у меня на плече и его брови недоуменно поднялись.

Я и забыл о них. У меня из головы вылетело все после того вечера - и репетиция, и нападение, и ранение. Я бы и не вспомнил, если бы не проследил за взглядом доктора и не понял, что я сейчас здорово прокололся, придя сюда.

А Он ведь меня так и не долечил…

- Ну-с, кто это вас так? - спросил он и наклонился, рассматривая кровь на бинте через свои смешные круглые очки, словно пытался на глаз определить, моя она или нет.

- Напали позавчера в подворотне, - мгновенно ответил я.

Почти не соврал.

- Ну-с, впервые вижу, чтобы так бинтовали… Ну-с, такую перевязку делали во время войны… Ну-с, кто вас перевязывал?

- Дедушка. На меня напали недалеко от дома, я не стал вызывать врача.

А вот тут «почти» уже не скажешь.

Доктор выпрямился и посмотрел на меня, но ничего мне не сказал. Второй раз обстоятельства складываются так, что я спасаю свое прикрытие чудом, но… Дедушка? Серьезно?

Поцокав языком, доктор обошел кушетку и остановился за моей спиной, а потом аккуратно поднял мои руки, разводя их в стороны. У него были теплые, короткие пальцы; он мягко надавил на мою левую лопатку и спросил, больно ли. Я покачал головой.

- Ну-с, а здесь? - его пальцы передвинулись по моей спине чуть правее.

- Тоже нет.

- Ну-с, а тут? - чуть ниже.

- Не-а.

- Ну-с, а зд…

- Ох.

Боль была такой резкой и сильной, что на несколько секунд я выгнулся и начал хватать воздух ртом, и когда доктор оказался передо мной, я неосознанно вцепился пальцами в манжеты его халата.