Не отбрасывая тень (СИ)

Он взял ее аккуратно, будто сокровище, и чуть сжал. Его взгляд скользнул по моим тонким пальцам и облупившемуся черному лаку на ногтях; Он погладил тыльную сторону моей руки подушечкой большого пальца и снова посмотрел на меня.

- Музыка, которая нам нужна, уже играет, - тихо сказал Он. - В тебе. Ты слышишь?

Я не мог отвести от Него взгляд. Мне казалось, что я переполнен чувствами и сейчас просто начну кричать, чтобы стало хоть немного легче, но мои губы молчали, и единственный звук, который вырвался у меня - это едва слышный судорожный выдох, когда Он плавно развернул нас, вытянув наши руки в сторону.

Из-за танца и движения по комнате, свет от камина падал неровно, постоянно менялся, и длинные, бледные тени танцевали вместе с нами. Я полностью положился на Него, доверяя Ему вести этот танец и пытаясь услышать музыку, о которой Он говорил, но Его близость отвлекала меня, и мое сердце билось где-то в горле.

Он не сводил с меня взгляд ни на секунду, мягко сжимая мою ладонь.

- Ты слышишь, - вдруг улыбнулся Он. - Ты танцуешь под нее и ты ее слышишь.

- Почему это не может быть твоей музыкой? - чуть слышно спросил я.

Он развернул меня так, что я оказался лицом к камину, а Он - спиной. Теперь на Его лице лежала вуаль тени, а я видел редкие искры, поднимающиеся по воздуху от горящих поленьев, похожие на маленький фейерверк.

- Потому что до тебя здесь все молчало, - ответил Он и неожиданно убрал руку с моей поясницы.

Подняв мою руку над головой, Он мягко перехватил мои пальцы, прокручивая меня под нашими руками, и когда я повернулся к Нему спиной, Он неожиданно шагнул ко мне вплотную. Опустив мою руку и сжимая мои пальцы так, что я обхватывал себя за правое плечо, Он положил вторую руку на мой живот, прижимая спиной к своей груди.

Я перестал дышать.

- До тебя здесь была тишина… - прошептал Он, касаясь щекой моего затылка. - Гнетущая тишина… Мертвая.

Он поднялся кончиками пальцев по моей руке до запястья и крепче прижал меня к себе. Закрыв глаза, я дышал через приоткрытые губы, прислушиваясь к ощущениям своего тела, отзывающегося на каждое прикосновение сумасшедшей дрожью, сотрясающей меня, кажется, до самых костей.

Склонив голову, Он едва ощутимо коснулся губами моего плеча, а потом отнял пальцы от моей руки и взял меня за подбородок, чуть поворачивая мою голову в сторону. Меня бросило в жар, тут же сменившийся холодом; едва дыша, я ощущал лишь Его губы на моей шее, прикасающиеся так осторожно, словно каждый поцелуй причинял нестерпимую боль.

«Я люблю Его», - вдруг подумал я.

Эта мысль взорвалась в моей голове, словно фейерверк, и все померкло рядом с ней. Искры от нее подожгли меня, и я начал таять в Его теплых руках, прижатый к Его телу; мне показалось, что даже кислород горит в моих легких, и я откинул голову назад, прижимаясь затылком к Его плечу и пытаясь сделать вдох, но ощутил лишь Его губы, двинувшиеся по моей шее вверх и коснувшиеся кожи под ухом.

«Я люблю Его, - стучало у меня в висках. - Люблю, люблю, люблю. Я люблю Его. Люблю Его. Я люблю Его.»

Все вокруг меня пылало, будто подожженное небесным огнем, и в эпицентре этого невидимого пожара я медленно терял себя, плавился, будто Оловянный Солдатик, и ждал, что от меня останется только обугленное, остановившееся сердце.

А потом Его крыло чуть двинулось - совершенно бесшумное и восхитительное - и закрыло меня собой. За моей спиной стоял Он, а передо мной - Его крыло, источающее едва ощутимый, божественный аромат, но я не мог вспомнить, что мне это напоминает.

А потом я коснулся пальцами мягкого оперения и потерял голову. Ощущая Его губы и легкие прикосновения к моей коже, я видел картины, которые Он показывал мне, и разрывался на части, будто мое тело стало совсем невесомым, а разум разбился на осколки и в каждом из них был свой ураган мыслей.

И все они сводились к одному.

«Я люблю Его.»

Я увидел край обрыва Его глазами в Его воспоминаниях и весь город лежал, будто у меня на ладони, зажженный искусственным светом рекламы и одиноких квартир, и ветер трепал мои волосы, а свобода была ощутима на кончике языка и распространялась по телу, словно наркотик, по каждой клеточке. Небо над моей головой было темное, спокойное и усеянное звездами, и казалось, что их свет можно сравнить с разбитым на части солнцем. Каждую из них словно бы можно было пересчитать, но их было так много, что на это ушла бы целая жизнь.

Я сделал еще один шаг вперед, к краю обрыва, и застыл на нем, глубоко вдыхая прохладный воздух, а потом закрыл глаза и буквально кожей почувствовал, как воспоминание, в которое я был погружен, меняется. Я ощутил даже Его короткое замешательство, пока Он решал, что еще мне показать, а потом я вдруг почувствовал Его губы на моей скуловой кости; Он взял меня пальцами за подбородок и повернул мою голову к себе, и я раскрыл губы.

Он был нежен.

Когда я открыл глаза в Его новом воспоминании, я увидел перед собой дождливые улицы, лужи и тишину, которая наступает после сильного ливня, когда слышно только падающие и разбивающиеся на брызги капли.

Я и сам чувствовал себя такой каплей.

Я брел по этим улицам, будто потерявшийся, и ощущал Его подкожную тоску, сохранившуюся в этом воспоминании так, словно только что произошло что-то непоправимое и тишина вокруг давит, а свежий воздух душит, и даже в холодном ветре ощущается отчаяние, но что должно было случиться, чтобы заставить Его испытывать такую тоску?

А потом я неожиданно получил ответ на свой вопрос.

Когда Он углубил поцелуй, чуть ближе прижимаясь своими губами к моим, Его воспоминание вдруг пошатнулось, как картинка на телеэкране, сбитая помехами, и ощущение тоскливой боли вдруг разбавилось чем-то новым.

Сначала я решил, что Он хочет показать мне что-то другое, а потом я увидел светлую комнату. Она была в серебристо-бежевых тонах, просторная и светлая, и в этой комнате я лежал, опираясь на локоть, на большой двуспальной кровати, на смятых простынях, и легкие занавески приподнимались сильными порывами теплого ветра через открытое окно.

Но не это поразило меня больше всего, а то, что я был в постели не один.

На ее краю, спиной ко мне, сидел молодой человек.

Я смотрел Его глазами на прямую спину и каштановые кудри, слышал Его ушами тихий смех юноши, ощущал Его обонянием сладкий запах весны, цветов и шоколада, рисовал Его пальцами на гладкой, белой коже, на лопатках, невидимые длинные полосы. Я чувствовал тепло в груди, я испытывал сильное желание прижаться губами к его шее и прочертить дорожку из касаний по Его позвоночнику, целуя каждый позвонок; тонкие полосы под моими пальцами расползались по его коже от лопаток вниз, к пояснице, и юноша что-то тихо напевал, а его голос отзывался тоскливой печалью и теплой грустью в моем сердце.

«Теперь, - сказал я Его устами и прижался губами к его лопатке, - у тебя есть крылья.»

Юноша засмеялся…

Видение резко оборвалось. Я пошатнулся, оставшись без Его поддержки, и застыл, широко раскрытыми глазами глядя в одну точку. Меня тошнило; я прижал руку ко рту и на секунду мне показалось, будто у меня пропал голос, а меня изнутри рвет на части.

Я не мог издать ни звука, а каждый вдох отзывался колющей болью где-то внутри.

А потом я обернулся.

Он стоял спиной ко мне, опираясь руками на спинку кресла. Его голова была опущена, а плечи напряжены; Его крыло было скрыто.

- Что это было? - шепотом спросил я. - Кто это был?

Он вздрогнул при звуках моего голоса так, словно я не прошептал, а закричал, но не обернулся, а потом раздался оглушительный, в наступившей после моего вопроса тишине, треск: не выдержала под Его пальцами деревянная спинка кресла.

- Уходи, - хрипло ответил Он, и теперь уже вздрогнул я оттого, как измученно прозвучал Его голос.

Я никогда не видел Его таким… сломленным? Кто из нас двоих только что разбился?

- Но…

- Вон, - перебил Он более твердо. - Сейчас же.