Портреты Пером (СИ)

Фолл, слегка склонив голову на прощание из вежливости, вышел, оставив их наедине. Дверь оставил открытой.

– Я… – Софи начала немного неуверенно, но после голос окреп, – мне безразлично, что вы будете делать, что планируете. Если правда… что вы сказали… пообещайте, что с Арсением всё будет в порядке.

Джим поднял голову – до этого по привычке массировал виски, успокаиваясь. Посмотрел на неё, даже не пряча злость.

– Если бы я мог пообещать это хотя бы себе, я был бы счастлив. Я сделаю что в моих силах. А теперь мы с вами идём спать. И не спорьте, – одёрнул приготовившуюся возразить женщину, – вам, может, ваше здоровье и безразлично. А я обязан быть выспавшимся. Если нужно успокоительное – поделюсь.

Мистер Файрвуд предусмотрительно снабдил её ещё двумя таблетками пустырника. Но Софи не хотелось их пить. Два светлеющих пятна сейчас лежали на тумбочке у кровати, смутно поблескивало стекло стакана. Вода. Чтоб запить, если всё же будет.

Джеймс пришёл к ней, когда гувернантка юной Фолл, приставленная к гостье, уже помогла Софи устроиться в комнате и вежливо удалилась. Софи расчёсывала волосы, сидя у зеркала, думала…

Он постучался. Спокойно, хотя и твёрдо, передал таблетки. Воду предусмотрительно принёс. Напомнил, что она важна для Арсения, и тот не будет рад видеть её измученной. Был неразговорчив, хмур, даже немного резок, но ему хотелось верить. Потому что если не верить – то где же тогда Арсений? Теряется последняя надежда.

И вот сейчас – свет выключен, темно, незнакомо пахнут хрустящие простыни. Во тьме теряется высокий потолок, складки мягкого одеяла в темноте кажутся угрожающими волнами. К стёклам – она, поддавшись непонятному даже себе капризу, попросила не задвигать шторы – вместе с тенями от ветвей старых каштанов, подсвеченных наружным фонарём, липнет густой туман.

Сердце стучится о рёбра недовольно, резкими ударами. В комнате тепло, но по коже пробегают мурашки.

Софи давно не было так страшно. Не впервой было оказываться в совершенно незнакомом месте и проводить там ночь, пугало не это. Пугала неизвестность, раззявившая тёмную пасть перед самым её носом. И пусть даже знаешь, что выстоишь, что бы ни случилось, что даже откажись семья – мать, брат, сестра, всё равно есть куда пойти – неважно. Сколько бы ни было подготовлено запасных мостов, все они тонут в тёмной, ряззявленной пасти.

Софи под одеялом медленно провела ладонями по своему напряжённому телу. Тёплая, гладкая кожа, мягкая ткань ночной рубашки скользит по тыльной стороне ладони. Чуть щекочет отделка кружевом. Если приложить ладонь к груди, ощущается, как бьётся внутри сердце.

Очень важно было ощущать в этой тьме себя.

Она вздохнула, поворачиваясь на бок.

Внезапно остро, до зубовного скрежета, захотелось взять в руки кисть. Не медленно-вдумчивые мазки по грунту, когда она, выскальзывая из объятий Саймила, в ощущении на себе его взгляда, шла к мольберту обнажённой и долго-долго стояла у очередного холста, пробуя кистью на вкус сочетания красок. Хотелось терзать податливую белую поверхность, выплеснуть страх, рассказать разноцветному маслу всё, чтобы стало легче. Хотелось расплескаться тянущим болью нутром по холсту.

Хотелось, чтобы сквозь мрак и раздирающую боль рождения страшного полотна на ней сомкнулись знакомые надёжные, сильные руки. Медленно гладили, ласкали отзывчиво желаниям её тела, вырывали сознание из тяжёлого бреда, сотканного переплетением запахов масляных красок и горького кофе. Ощутить тепло, спокойствие. Как щекотно касаются плеча пряди его растрёпанных волос, когда он наклоняется поцеловать её в шею. Саймил умел делать так, чтобы в его объятиях весь остальной мир летел прахом.

А иногда для этого достаточно было одного его присутствия.

Это она не могла гарантировать ему безопасности. Едва брату надоест её «игра в эпатаж», как он обозвал её связь в последний раз – и он найдёт, как выдворить Саймила из страны. Русского уличат в чём угодно, раскопав его прошлое, или организуют мелкое, но достаточное для депортации правонарушение сейчас, – попросту, подставят. Найдут, как расторгнуть их брак, если они успеют его заключить.

Саймил один раз нехило (и в достаточно изящных выражениях, надо сказать) опустил её брата, приехавшего с угрозами прямиком в загородный коттедж, где они отдыхали. А после и вовсе, не церемонясь, вытолкал из дома. Вряд ли Ричард простит такое оскорбление, если уж не посчитал ниже своего достоинства в открытую угрожать чужаку, вздумавшему, по его словам «ославить на всю жизнь уважаемую обществом женщину».

Софи была уверена, что брат угрожал Саймилу и наедине. Тот, конечно, ничем не выдал, что такие разговоры вообще имели место быть, но она слишком хорошо знала своего старшего. Ричард, да ещё и подзуживаемый матушкой, не отступится. Пока что он давал младшей сестрёнке время «наиграться». А уж как он радовался исчезновению русского, особенно когда узнал, что обыск старого особняка не дал никаких результатов…

Поэтому, когда Саймил вернётся, где или когда бы он ни был, ничего хорошего в 2010 году его не ждёт.

А если подводить итог – это западня. Западня фамилии Блэкхэмов.

И выход был только один. Очевидно, ясно обрисовавшийся в сознании тогда, когда она сидела в тёмной библиотеке напротив сумрачного лорда Фолла.

Джон Фолл

Пальцы сжали дорогую ткань простыни. Шмыгать носом так недостойно молодой леди…

Джон Фолл.

И поди найди другого такого человека с именем, настолько безразличного к своей репутации, чтоб взять её в жёны. Богатого – потому что родители замужней даме помогать не станут. И не слишком при этом жалующего высшее общество – потому что развлекать свет картинами своего семейного счастья Софи не собиралась, как и жить в добровольном затворничестве.

Фолл подходит. Более того, став его женой, она сможет не только обезопасить жизнь и карьеру Арсения, но и видеться с ним вполне свободно – он и Фолл, если Джеймс не врёт, дружны.

А вот теперь, доморощенная интриганка, остановитесь и подумайте, что вы можете предложить ему взамен. Богатому отшельнику, ни в чём не нуждающемуся, никому не должному. Явно же он не горит желанием обременять себя супружеством

О-о боже праведный… Саймил… какого чёрта ты забыл в моей жизни? Насколько же всё было проще до тебя…

А теперь всё сложно. Слишком.

– А, чёрт возьми, руки буду опускать на паперти… – пробурчав это, Софи сгребла таблетки с тумбочки, закинула в пересохший рот, почти залпом выпила воду и улеглась с твёрдым намерением уснуть.

Завтра нужно выглядеть… ну если не сногсшибательно, то хотя бы прилично.

Джон задумчиво созерцал мечущиеся за окнами ветки. Ночью побережье накрыло густым туманом, а с утра разразилась непогода. Ветер швырял в стёкла пригоршни дождевых капель и громко шумел листвой. Ветки метались, осыпая жёлтые листья.

Здесь, в маленькой столовой, он просил специально не задвигать шторы в такие вот ненастные утра. И завтракать любил без электрического света, при свечах. Причуда, иначе не назовёшь.

На столе остывала кружка забытого кофе.

Сидящий напротив Джим с явным усилием заставлял себя есть.

– Странно осознавать, что именно от твоих действий грядущей ночью зависят все наши жизни, – заметил Джон, когда Файрвуд, сдавшись, отложил нож и вилку, оставив в покое недоеденный тост.

– Спасибо, что напомнил, – отозвался слегка сварливо, принимаясь за кофе.

– Думал, это поможет тебе собраться, – на этой реплике Джон ощутил где-то в глуби сознания отголосок Кукловода. Неясный, как проблеск свечки в тёмном коридоре, тут же исчезнувший за дверью. Кажется, Джим тоже уловил, потому что не донёс до губ чашку.

За дверью послышался негромкий стук каблуков о паркет, и в столовую вошла леди Блэкхэм. Выглядела она неважно – бледная, под глазами залегли тени. Хотя, конечно, ни в тщательно расчесанных и забранных шпильками волосах, ни в одежде не было ни малейшего изъяна.

– Доброе утро. Прошу прощения за опоздание, я не думала, что здесь принято спускаться к завтраку так рано.