Портреты Пером (СИ)

Сегодня был хороший день, Арсень.

Ты бы фотографировал, да?

Мне тебя не хватает.

Кукловод-то вряд ли устроит Арсеню пасху. Но об этом лучше не думать. И о том, что там вообще происходит. И о том, что будет в случае неудачи плана. Лучше думать об удачном исходе – Арсень возвращается, Кукловод исчезает, вина Алисы доказана и все свободны.

Одеяло нагрелось. Если высунуть из-под него конечность, плечо, любую свою часть – становится неприятно и холодно. А под одеялом жарко. Оно будто липнет к коже разгорячёнными щупальцами, будто душит. Из-за мельтешения темноты перед глазами даже кажется, что на ровно-белёсой ткани проступают багровые прожилки, но, стоит моргнуть, как они исчезают.

Или не исчезают.

Джим всматривается в одеяло до боли в глазах. Даже дыхание замирает, сердце аритмия пропускает удары.

Душно и больно.

Тихо.

Снова шуршит у двери.

Что там с этим одеялом? Это из-за недостачи воздуха?

Тихо…

Резким ударом – по груди – тяжесть, и Джим задыхается от неожиданности. Боль тут же – как ждала – усиливается, не вздохнуть, не повернуться, а сумка – с другой стороны кровати.

Удушье.

Воздуха не хватает.

Попытки дышать вырываются хрипами из сдавленной груди. С одеяла падает что-то, снова шуршит – но это второпланово.

Перевернуться

Сумка

Аспирин

Нитроглицерин

Голова кружится – от боли, от недостачи воздуха, в ушах – глухое буханье. Боль не даёт двигаться, поворачиваться, рот захватывает воздух – и без толку. Будто лёгкие отказали, парализовались от боли.

Далёкое, паническое шуршание тапок о пол.

– Пшёл отсюда!..

Мягкий звук удара, пронзительное мяуканье. В плечи вцепляются пальцы. Трясут.

– Джим, что?! – голос брата. – Кошмар? Ты меня слышишь?

– По… – не слушается голос, хрипы одни, дышать лишь бы, куда говорить, – по… помо… посади…

Усадить, аспирин, нитроглицерин

Как это сказать

Как сказать

Паника. Только цепляться скрюченными пальцами за брата, хватать воздух в промежутках между попытками сказать что-нибудь.

Джек подхватил его под спину, вцепился. Сунулся носом к носу.

– Что?! Я понять не могу, Джим! – встряхнул ещё раз, – плохо тебе? Позвать кого-нибудь?..

– А-спи-рин. – Джим выдавил это из себя полустоном – полурыком. Чёрт с ним, сам попробует сесть. А до сумки не дотянется.

Джек выпустил его и начал на ощупь искать у кровати сумку. Выругался, включил лампу. Через пять секунд Джиму в руки сунули пригоршню стандартов, и, прежде чем он успел среагировать, Джек приподнял его рывком и сунул под спину подушку.

– Что, воды? – снова сунулся к самому лицу, голос встревоженный. – Я название на упаковках не прочитаю, не вижу…

Джим кивнул, перебирая трясущимися руками стандарты. В глазах плыло, туманилось, нашёл скорее по памяти на упаковку, чем по названию. Закинул в рот таблетку кислая язык сводит разжевал. Каждое движение зубов приходилось контролировать – не хватало ещё язык прикусить.

Джек выбежал, оставив дверь открытой. Это – приток свежего воздуха. Аспирин есть. Переждать минутку, запить – и нитроглицерин.

Джим даже почувствовал намёк на облегчение от того, что всё идёт как надо.

Хотя дышать всё ещё получалось плохо.

Джек принёсся через три минуты. Не один, с Лайзой. Девушка, всклокоченная, шальная со сна, плюхнулась на кровать. Перехватила у Джека стакан с водой.

– Тебя напоить или сам сможешь? – спросила хриплым, но вполне адекватным голосом. – Говори, какие таблетки искать.

– Нитр.. це… ррин… – Джим стиснул зубы, кивая. Он читал, что приступ может длиться до получаса. Можно и протерпеть. – Нитро… глиц… рин…

О зубы стукнулся стакан. Два судорожных глотка, мотнуть головой, и в рот просовывается сладковатая таблетка. Когда она оказалась под языком, Джим подтянул тело к спинке кровати и откинулся на неё. Запрокинул голову вверх.

Объяснять придётся

Надеялся обойдётся

Хреновый врач

Таблетка помогла. Уже через три минуты стало возможно дышать, через семь – боль ослабела настолько, что можно было говорить.

– Спасибо. – Голос хрипел безбожно. К тому же было стыдно. Но глаза он отводить не стал – это совсем по детски, смотрел прямо на встревоженные лица младшего и Лайзы.

– Ты как давно нитроглицерин глотаешь? – девушка слегка наклонилась к нему. Между бровей залегла лёгкая складка. – Один стандарт почти выщелкан, коробка пустая, Джим, ты сколько уже молчишь?!

– А что? – Джек, тоже встревоженный, сел на другую сторону кровати.

– Нитроглицерин, – Лайза только бросила на него короткий взгляд. – Сердце.

– Я не только таблетки глотаю, – Джим беспомощно огрызнулся. И так было понятно, что он попал. – Я делаю, что могу. Думал… обойдётся…

Последнее проговорил тише.

– Обойдётся?.. – с непередаваемым выражением переспросила Лайза, глядя на него как на полного психа, – Джим, ты хирург или набожная старушка?! Сходим помолимся – всё пройдёт, так, что ли?!

– Не ори на него, – буркнул вдруг младший. Только было Джим удивился такому флегматизму, как Джек добавил: – пусть сначала оклемается. Надо ещё Дженни рассказать, как он тут от нас скрывал свои проблемы…

– А вот что это даст? – Приходилось спорить. Не хватало ещё, чтобы весь особняк узнал.

Джим давно не чувствовал себя таким беспомощным.

– Я провожу профилактику, а лечение вы мне всё равно не организуете.

– А сказать ты… – Лайза вдруг махнула рукой, поднялась с кровати. Повернулась спиной, обхватила себя руками. Джек растерянно вертел головой, пытаясь понять, что происходит.

– Ну ты хоть… таблетки на тумбочке держи нужные… – проговорил неуверенно. – Я же не вижу… ничерта не вижу.

– В том-то и дело… – у рыжей опасно дрогнул голос. – Если ещё раз… Если Джек не найдёт, или ты будешь один или… мы просто не успеем… Кто-то должен был знать. Я тоже за то, чтобы сказать ещё и Дженни. Больше шансов, в случае… чего.

Джим, почувствовав их неуверенность, ухватился за неё, как утопающий за соломинку.

– Нет. Вы… вы понимаете, что будет, если все будут знать? – Старался быть убедительным. – Все будут знать, что доктор особняка может в любую минуту умереть. Ладно, я… согласен, – последнее слово далось с трудом, – что поступил глупо, не сказав вам. Но чтобы знали другие – не хочу. И Дженни это радости жизни не прибавит.

Джим не знал, зачем ему всеобщее неведение. Может, то, что другие считали его здоровым, помогало ему думать так же. Может, он и правда не хотел, чтобы с ним носились как с больным.

– Думай что хочешь, а ей я скажу. Остальным – нет, никто знать не будет, не переживай. Просто будет хуже, если ей придётся узнать об этом так же, как мне сегодня. – Лайза обернулась через плечо. – Отдыхай. Если что будет нужно – я у себя.

Она ушла. Джек рассеянно провёл рукой по одеялу, сжал ветхую ткань в складки.

– Ничего не надо пока? Может, чаю сделать? – спросил хрипло.

– Поори на меня, – неуверенно попросил Джим.

Джек недоверчиво прищурился.

– Жажда самонаказания? Давай не за мой счёт.

– Да нет, просто это… привычно, что ли. – Джим вздохнул. Жажды самонаказания у него не было. Он по-прежнему не считал, что сделал что-то не так. По крайней мере, он выгадал им около месяца ничего-не-знания. – Не хочешь орать, просто посиди рядом.

– Как скажешь. – Младший сходил до раскладушки, притащил свою подушку, плюхнул рядом. – Подвинуться можешь?

– Угу.

Джим передвинулся. Бок ещё слегка тянуло, неприятно так, но на фоне произошедшего почти неощутимо. Оставалось надеяться, что это не повторится. И запастись нитроглицерином.

А даст ли мне его Кукловод?

И что будет, когда узнает Арсень?

Ох…

Подождав, пока тяжело дышащий Кукловод от него отвалится, Арсений кое-как соскрёб себя с дивана. Оделся спиной к нему, морщась, кинул взгляд на окно. Серые утренние сумерки затекали в кабинет, и портрет угрожающей тёмной громадой делил комнату по диагонали.