Портреты Пером (СИ)

Перо обычно замирал и старался не дышать, боялся, что она услышит биение его сердца – в этом случае произойдёт что-то непоправимое… жуткое.

Он чуть прикрывал веки, но к этому времени мозг был уже настолько измучен, что Арсений…

Просыпался и открывал глаза. Он никогда не мог уловить тот переход, когда видения с открытыми глазами обращались в сны.

– Арсений?

Перо вздрогнул. Он совсем забыл, что сидит в детской напротив Тэн и пьёт странный пенящийся чай. К слову, кружка в его руках опустела.

– Да, я вижу… видел Сид там. Во сне, но… я не спал при этом… – он потёр ладонью нижнюю половину лица, пытаясь собраться с мыслями, – я вообще не спал нормально уже чёрт знает сколько.

– Хорошо… – Исами слегка покусала губы и отвернулась, уставившись себе в колени. – То, что ты не утратил способность видеть, очень хорошо.

Арсений отставил опустевшую чашку на поднос. Чайник между ними тихо булькал. Исами отключила плитку, но раскалённая спираль должна была ещё долго алеть в густеющей тьме.

Исами поставила на стол чашу. В тишине слышно было её дыхание и ещё капли, падающие на дно раковины.

– Ты ослаб, потому… Можешь не спускаться в Сид, смотри через чашу, – её пальцы самыми кончиками потревожили воду в сосуде. В отражении вздрогнул блик тусклой лампы.

Арсений, только что прошедший испытание, сел за стол, огляделся. Кухня без Дженни была не тем же, что кухня с Дженни, и казалась отражением себя самой в тусклом зеркале. Бурые тени зыбились по углам, мутный свет лампы бросал ржавый овал на выскобленную поверхность стола. Столовые приборы, кастрюли и мытая посуда на маленьком столике были всего лишь плоскостными рисунками, прогнанными через фильтр-сепию. У плиты стояла корзинка с раскрашенными яйцами, дальше, в тени, возвышался поднос с печеньем в форме маленьких уютных зайцев. Дженни хотела сделать праздник – не смотря ни на что.

Вот и на холодильнике смутно белела игрушка – плюшевый кролик. На шее его был повязан бантик.

А в Германии дети верят, что пасхальный кролик несёт крашеные яйца

Перо, усмехнувшись, придвинул чашу к себе.

– Она здесь, – констатировал спокойно. Отражение в воде до тошноты быстро стало зеркалом в иную реальность. Стены с облупившейся краской потемнели, покрываясь плющом. Голова слегка закружилась, и Арсений сильнее вцепился в чашу.

– Ты слышишь меня, мудрая? – обратилась Исами в пустоту. Арсений понял, что она не видит. – Я пришла выполнить твою просьбу.

Женщина протянула руку и так, прикрыв глаза, опустилась у стола на колени. Через некоторое время Арсений услышал её тихое пение. Поднял голову от чаши. Пространство кухни расширялось, и тошнотворный ржавый свет проваливался в голубоватую клубящуюся мглу.

Ēastre cume*, – прошелестел тихий голос над его ухом. – Я смогу освободить тебя, Видящий. В эту ночь.

Арсений резко обернулся. Клубящийся туман густел, обволакивая кухню. Трава у колодца, покрытая инеем, сохранила хруст невидимых шагов.

Здесь всегда зима. Всегда холод.

Я ждала тепла, когда Ēastre сходила на продрогшую землю.

– Исами? – позвал он осторожно. Поднялся из-за стола, пошатнувшись. Ухватился за край.

Её нигде не было. Арсений сделал два шага вперёд, туман послушно расступился.

– Разожги костёр. Я хочу ощутить тепло…

Он повернулся на голос. Исами стояла позади него. В тёмных глазах застыла невыразимая тоска.

– Я хочу увидеть огонь… Живой огонь.

– Уговор был, что ты простишь, отпустишь проклятие…

– Я прощу! – крикнула Аластриона, метнувшись от его протянутой руки. – Дай увидеть огонь, дай ощутить тепло!

– Я могу тебя изгнать, – Арсений медленно облизал пересохшие губы. Он ощущал это в себе, силу, которой достаточно было приказать – и она вытолкнула бы знахарку из тела Исами.

– Ты – зверь! – она рассмеялась, смех был заливистым, счастливым. – Ты – заяц Эостры!**

Арсений хотел схватить её, но Аластриона вдруг кинулась прочь с кухни. Бурые тени по углам рассыпались и сворачивались, поглощая сидящую на холодильнике игрушку.

– Постой! – рявкнул Арсений, бросаясь следом. Дева была словно тень, бежала быстро, Арсений увидел только край алой ленты, мелькнувшей за углом.

Он ухватился за стену, чтобы инерция быстрого бега не швырнула его в дверь кинотеатра, бросил себя за угол, преодолел последние метры до распахнутой в ночь двери и вылетел наружу, на крыльцо.

Остановился, как вкопанный.

Запахи нарциссов и фиалок наполняли воздух, прозрачное сияние луны разливалось по двору, и серебряная в этом лунном свете, звенела вода в каменной чаше. Узорчатые лунные тени лежали на песке и траве, чертили чёрно-синей вязью чугунную ковку ворот и холодный каменный край фонтана.

– Иди сюда, – позвала Дева от фонтана. Она сидела в тени, куда не доставал лунный свет. – Иди же!

Перо медленно, настороженно приблизился. Аластриона не шевелилась. В темноте тёмные глаза с косым азиатским разрезом мерцали таинственно и мягко, с несвойственной Исами, обнажённой и слегка безумной радостью.

– Разведи огонь… – прошептала она, гладя ладонью воду в фонтане. – Я так слаба. До рассвета уйдёт ещё много сил. Я клянусь своими богами, что прощу. Клянусь землей, по которой ступали мои предки Дану!

– Хорошо, – медленно произнёс Арсений, глядя на неё в полумраке. – Что ещё?

Аластриона склонила голову.

– Принеси платье. Эта одежда тесная…

Я смогу её изгнать в любой момент. Я это точно знаю.

Арсений, слегка улыбаясь, кивнул и пошёл обратно в дом. Фонари у крыльца не горели, но света луны было достаточно, чтобы различать темнеющие ступени.

В особняке он первым делом пошёл на чердак. Там какой только одежды ни валялось, он знал, помнил с тех времён ещё, когда искал по просьбе Дженни игрушки на ёлку. Но большинство устарело, а платья с длинными подолами девушки здесь не носили – неудобно было проходить испытания. Потому в завалах валялось и оно – старое белое платье. Кое-где оборки кружев оторвались, а ещё оно было в пыли.

Но Аластрионе же не это важно?

Арсений, выпрямившись со своей находкой, оглядел залитый слабым лунным светом чердак. Закинул платье себе на плечо и пошёл вниз, в кладовую. Здесь он собрал охапку дров, поставляемых для розжига камина, прихватил «списанную» газету и с ними направился на улицу.

Аластриона ждала его у крыльца. Платье стянула с плеча сразу же и с ним ушла к фонтану. Арсений свалил дрова в середине двора и некоторое время походил по углам, собирая сухие ветки с кустарников для розжига. Потом устроил ложе для костра, стащив камни и выложив кругом. Дева наблюдала за ним из тени, прижимая к себе платье.

Он присел у сложенных дров, вытащив из кармана зажигалку. И поверх щёлкнувшего огонька увидел, как она принялась скидывать с себя одежду. Тесная блузка была расстёгнута и брошена на бортик фонтана, следом отправились чулки и бельё. Затем были скинуты туфли. Узкая юбка скользнула по ногам и упала наземь. Аластриона вышагнула из неё, из тени, под омывающий лунный свет.

Огонёк перекинулся на сухие ветви, затрещал, набирая силу. Арсений, чуть сощурившись, щёлкнул крышкой зажигалки, гася трепещущий язычок.

Дева запрокинула голову и потянула из волос сначала ленту, потом длинную шпильку. Смоляной водопад рухнул на плечи, тяжёлый, блестящий, рассыпался, скрывая под собой бледную в лунном свете кожу.

Она вытянула руки к небу, приподнялась на цыпочки, зарываясь пальцами ног в податливую мягкую землю. Чуть выгнулась, словно ощущая на себе прикосновение теней. Затем наклонилась и медленно подняла с земли платье. И словно не было пыли и заточения на чердаке – белая ткань облекла собой тонкую фигурку, как до этого свет луны, скользнула по ней, становясь второй кожей.

Так, с распущенными волосами, босиком, придерживая белый подол, Аластриона подошла к нему. Голубоватые тени рисовали на ней причудливые узоры, и они менялись, ускользая по шёлку и растворяясь в складках ткани.

Арсений смотрел на неё задумчиво поверх занимающегося огня – он кормил слабые пока язычки обрывками старой газеты.