Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Шалость удалась.

На фоне Алекса Кэрмит сам себе казался легкомысленным подростком, а внешний вид тому способствовал. Несмотря на то, что цветовая гамма была абсолютно идентичной, впечатление создавалось иное. Чёрная шляпа, вязаные митенки и удлинённая куртка в сочетании смотрелись немного неформально. На мысли о деловых людях не наталкивали ни на секунду.

Будучи одногодками, Алекс и Кэри, стоя друг напротив друга, смотрелись, благодаря подбору одежды, как представители разных возрастных категорий. Впрочем, Кэрмит находил это забавным.

– Ты выглядишь, как модель с обложки, – произнёс Алекс, пока Кэри мысленно анализировал различия во внешнем виде.

– Иногда они выглядят так, что лучше бы никогда этого не видеть, а то кровь из глаз потечёт от созерцания «великолепия». Хотя, я ведь действительно модель, пусть и не совсем с обложки, да и не совсем профессиональная, а так, на полставки, что называется, – хмыкнул Кэрмит, спрятав телефон в карман и вновь взяв в руки коробки с подарками.

– К тебе это не относится. Ты, без преувеличения…

– Ну же?

– Умопомрачительный.

Слово, как раскат грома, а вслед за ним – оглушающая тишина, когда весь мир остаётся где-то за гранью, отделённый невидимыми стенами. Неловкость, что ощущается предельно ясно и чётко.

Хочешь? Потрогай её руками.

– Хм. Спасибо.

Кэрмит, признаться, от такого заявления растерялся. Бывало, он слышал нечто подобное от посторонних людей, но воспринимал их слова совсем иначе.

Когда говорил Алекс…

Нужно ли объяснять? Кэрмит не сомневался, что всё и так очевидно.

Кэри не стеснялся и не краснел, будто девчонка, но отделался лишь кратким высказыванием, прозвучавшим небрежно. Так, словно он уже устал слушать о собственной привлекательности. Кто бы знал, скольких усилий ему это стоило!

– Не за что, – Алекс кашлянул, стараясь замаскировать нервозность.

Судя по всему, он только-только понял, что сказал. После чего это открытие его самого одновременно шокировало и поставило в тупик. Он не собирался столь открыто говорить об ощущениях, связанных с Кэрмитом, но сам не заметил, как произнёс всё, крутившееся до сего момента в голове.

Одна из немногочисленных осечек.

Одно из мимолётных доказательств «состояния не совсем равнодушия».

Один из шансов однажды услышать от него что-нибудь более откровенное.

– Кому подарки? – спросил, желая перевести разговор в иное русло.

– Не поверишь, но тебе.

– Правда?

– Да. От дружной и единодушной в большинстве своих решений семьи Трэйтонов. Не удивляйся. Они действительно решили, что в обязательном порядке должны тебя отблагодарить. Один подарок от Камиллы, другой от Грега, а третий от Стивена и его супруги.

– Камилла и Грег, я так понимаю, твои родители?

– Точно. Второе имя мне дали в честь отца.

– Ясно.

– Так что с подарками, – поторопил Алекса Кэрмит, продолжая стоять с коробками. – Возьмёшь?

– Не думаю, что вы действительно должны мне что-то дарить. Это тянет на историю с розыском ради обещанного вознаграждения, а не по велению души. Нет, я понимаю, что… Хотя, нет. Не понимаю. Они же не покупают подарки Герде или Даниэлю? Или покупают?

– Вообще-то покупают.

– Даже если их одаривают ежегодно… У них совсем другой статус. Я не настолько близкий друг, чтобы включать меня в список. Ты так не считаешь?

– Это провокационный вопрос.

– То есть, не считаешь, – усмехнулся Алекс, но не со злобой, оправданной в случае, если ожидал ответа иного, а напоролся на этот; больше с нотами едва уловимого сарказма.

– Тебе правду или солгать?

– Кому нужна горькая правда, когда есть сладкая ложь?

– В данном случае, правда могла быть не менее сладкой.

– Неужели?

– Да. Но ты благополучно потерял возможность узнать её, – произнёс Кэрмит, без тени иронии в голосе.

Впрочем, не сомневался, что всё понятно. Нет никакой тайны, когда речь заходит о его мнении и чувствах, направленных в сторону нового одноклассника, так стремительно ворвавшегося в жизнь их класса и перетянувшего – без труда – на себя внимание Кэрмита.

Он не считал Алекса другом. Не столь важно, близким или не очень. Он не хотел, чтобы между ними возникали мимолётные – до конца обучения в академии – дружеские отношения и, тем более, сохраняющиеся на долгие годы.

Он грезил иным развитием ситуации. Если и видел Алекса в мечтах в каком-то определённом месте, то, пожалуй, чаще всего в своей постели. И тот случай, когда Даниэль услышал имя Ильинского, срывающимся с губ Кэрмита, был всего лишь каплей в море.

Заявив об этом желании в самом начале, встретив впервые, Кэрмит и теперь, в прошествии времени, от озвученных слов не отказался.

В руках были подарки от всех членов семьи Трэйтон, кроме него самого. При попытке раскинуть мозгами приходило понимание, что Кэрмит готов подарить себя. Не в том смысле, что просто лечь в постель с неприятным человеком, желая хоть как-то продемонстрировать благодарность, а как раз таки, наоборот. Не сиюминутный порыв, а неоднократно продуманное и окончательно принятое желание. Это сложно было назвать именно благодарностью, скорее, мечтой, которую пока так и не удалось осуществить.

К большому-пребольшому сожалению.

Они пререкались, затрагивая тему целесообразности подарков, ещё некоторое время, но в итоге Алекс их всё-таки взял, несмотря на то, что чувствовал себя не в своей тарелке, о чём сказал Кэрмиту во время прогулки. Ещё сильнее его напрягало то, что ответных презентов у него не было. Он купил подарки только тем, кого знал уже много лет, а на новых знакомых не рассчитывал.

Да и что он мог им вручить, не имея представления об их вкусах и предпочтениях? Это всё равно, что вручить пепельницу некурящему человеку, перчатки и ботинки из натуральной кожи борцу за сохранение живой природы или бутылку вина известному трезвеннику, на дух не переносящему алкоголь.

В вопросе выбора подарков Алекс был, пожалуй, чрезмерно практичным, предпочитая дарить то, что могло действительно порадовать, а не стать очередным звеном в цепочке бесполезного хлама. Он не любил попадать пальцем в небо.

Что подарили ему Трэйтоны, он тоже не знал. Не спешил моментально разрывать упаковку, чтобы в дальнейшем недовольно скривиться, если под слоями непрозрачной бумаги окажется нечто, совершенно ему не нужное и не интересное. Впрочем, не стоило сразу же записывать подарки в категорию «некондиционный товар». Просто при отсутствии иллюзий в самом начале, в финале не должно было возникнуть разочарования.

Кэрмит всеми силами пытался исправить положение и отвлечь Алекса от мыслей о презентах.

Его старания, в конечном итоге, были вознаграждены, и разговор о спонтанных подношениях закончился, началась активная эксплуатация в общении иных тем, в том числе, и той, что носила название «личная жизнь». Она, пожалуй, интересовала Кэрмита сильнее всего, хотя он и старался не казаться навязчивым. Вопросы рождались сами собой, а он не мог отказаться от соблазна их задать.

Тем более обстановка располагала к неформальному общению. Кэрмит решил не ограничиваться словами и перейти к действиям, проведя обещанную экскурсию по любимым местам родного города. Они потратили весь день на прогулку, призванную показать Алексу Лондон с иной стороны, а вечером заслуженно отдыхали в кофейне.

Кэрмит смотрел, как по стеклу сползают вниз мелкие капли очередного дождя, и думал, что хочет встретить рождественские праздники следующего года в компании Алекса.

О чём думал Алекс?

Неизвестно.

Он снова не откровенничал, намеренно удерживая дистанцию. Нет, он не отделывался отрывистыми фразами, не прерывал Кэрмита, открытым текстом заявляя, что разговор и собеседник не представляют для него интереса. Он улыбался, иногда заливисто смеялся, весьма охотно рассказывал об отдельных аспектах своей жизни, избегая того, что было Кэрмиту интереснее всего.

Кэрмит сомневался, что Алекс прежде ни с кем не встречался, потому, в конце концов, не удержался и задал вопрос, мучивший его в течение длительного периода.