Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– И что он говорит об Алексе?

– Отзывается исключительно в позитивном ключе. На самом деле, говорили мы о нём не так много, но симпатия была ярко выраженной. Камилла и Грег предлагали пригласить его к нам на рождественские праздники, поскольку он здесь в одиночестве, родители в другой стране… Сам понимаешь.

– Ты пригласил?

– Да, но он отказался. Мы пересекались после. Я передал подарки от моих родителей, мы немного погуляли по городу, поговорили. В общем-то, это был обычный, ничем не примечательный день.

– Конечно, – усмехнулся Даниэль, едва удержавшись от развернутого замечания.

Судя по его лицу, он успел придумать немалое количество подробностей, не имеющих и минимального сходства с реальностью. Он наверняка рассматривал прогулку в качестве свидания с продолжением.

Кэрмит вскинул бровь, но задавать дополнительные вопросы, равно как и заниматься опровержением догадок лучшего друга, не стал. Даниэль мог нарисовать в воображении любой вариант развития событий, придумать огромное количество деталей этой прогулки, но правда была известна только двум людям.

Возвращаться к этим событиям было неприятно.

Кэрмит понимал, что откровенность приказала долго жить. Он не станет рассказывать о совместной вылазке, потому что и похвастать особо нечем. Разве что поведать Даниэлю историю одного отказа и зашкаливающей неловкости, с которой пришлось столкнуться после признания, прозвучавшего так порывисто, стремительно – чистая импровизация.

Я люблю тебя.

И тишина в ответ.

Алекс не продублировал слова Кэрмита. Смотрел долго, внимательно, пристально, а потом закрыл глаза, и всё закончилось. Откинулся на спинку стула, запрокинул голову, покрутил в пальцах зажигалку, постучал её кончиком по столешнице. Не нужно было ничего говорить, чтобы Кэри понял, какие слова остались невысказанными.

Понял и попытался исправить положение, заявив: он ни на что не претендует. Просто хотел сказать об этом, вот и всё. Никаких требований, никаких обязательств, никаких просьб о порции любви. Никаких предложений об отношениях на троих. Никаких унизительных, еле слышных слов:

– Мы ведь можем остаться друзьями?

Ничего такого Кэрмит не сказал. Он допил содержимое своего стакана, осторожно прикоснулся к ладони Алекса своей рукой и чётко, почти по слогам выдал:

– Забудь, что я сказал. Если это тебя напрягает, лучше забудь. Я всё понимаю, потому…

Кэрмит не договорил, только сглотнул в очередной раз и потянулся к верхней одежде, висевшей на спинке стула.

Вечер потерял очарование. Особенно ярко это прослеживалось на контрасте с началом дня. Эмоциональное его наполнение знатно отличалось от вечернего напряжения и осознания, что признание стало тяжёлым, гнетущим, а не радостным и лёгким.

Кто там говорил, что любовь должна вдохновлять и делать любящих и любимых счастливыми? Конечно, ряд нюансов… Чтобы быть счастливыми, нужно любить взаимно.

Как он мог об этом позабыть?

– Существуют обстоятельства, через которые невозможно переступить, – произнёс Алекс. – Во всяком случае, не настолько стремительно.

Кэрмит согласно кивнул.

Он не был маленьким ребёнком, которому всё нужно разжёвывать и класть в рот. Он понимал, что такое ответственность, обязанности, честность. Ценил качество личности, именуемое откровенностью, а потому, пожалуй, Алекса не осуждал. И не обижался на него за молчание, скрывающее в себе слова отказа.

– Ей повезло с тобой, – сказал, когда они вместе вышли на улицу. – Надеюсь, она это ценит.

– Честно говоря… – Алекс начал и запнулся. – Есть определённые условия, заставляющие меня ставить под сомнение многое из того, что прежде считал непоколебимой истиной и подарком со стороны судьбы. Наши с ней отношения тоже попали в эту категорию.

– Ты её не любишь и держишься за отношения по привычке? Звучит не слишком обнадёживающе. Сродни тем сказкам о смертельных болезнях, которыми наделяют в рассказах своих вторых половин – живых и здоровых – мужчины, решившие завести любовницу, но не желающие уходить из семьи.

– Я её люблю, – пояснил Алекс. – Было время, когда она… Нет, я не скажу, что она носила статус смысла моей жизни, но я действительно был очарован и покорён. Она представала передо мной разной, будоражила сознание. Сегодня она взбалмошная, завтра – сосредоточенная. Через неделю – печальная. Девочка-пацанка или истинная леди… Непредсказуемая. Всегда. В нашем возрасте, год – это приличный срок отношений. Всё это время я ей безоговорочно доверял, а потом появились подозрения, что я видел искажённую картину. Что-то от меня скрывали, а что-то показали с той стороны, которой никогда не существовало. Её просто нарисовали наскоро и предложили к ознакомлению.

– То есть?

– Но до тех пор, пока не разберусь в ситуации, а, по большей части, в самом себе, расстаться окончательно с ней и со своим прошлым я не смогу. Посвящать в это окружающих пока тоже не считаю целесообразным.

– Всё сложно, – иронично заметил Кэрмит.

Алекс не улыбнулся, услышав это. Даже не предпринял попытки. Он вздохнул тяжело, провёл ладонью по волосам, приводя их в творческий беспорядок, а потом – обратно, снова приглаживая.

– Более чем, – ответил, немного погодя.

Общение не оборвалось стремительно, до возвращения в стены академии они продолжали поддерживать его в переписках на фейсбуке.

Внезапной отчуждённости Кэрмит не наблюдал, всё осталось на прежнем уровне. Единственное, что довелось отметить из перемен, так это напряжённость Алекса. В былое время Кэрмит её не замечал, скорее всего, просто не обращал внимания, а после откровенного разговора начал присматриваться уже целенаправленно.

Он задавался многочисленными вопросами, среди которых особняком стояли два, имеющих наибольшую важность. Связаны они были, что неудивительно, с отношениями Алекса. Почему они внезапно стали тяготить Алекса? Почему он перестал доверять своей девушке?

Когда Алекс говорил о любви к ней, Кэрмит не сомневался в правдивости сказанных слов. Не ловил себя на мысли, что жаждет взять в руки плакат и написать на нём чёрным маркером всего два слова. Желательно, обведя каждую букву несколько раз, для наглядности.

Не верю.

Так получилось, что он верил. Верил сильнее, чем хотелось бы.

Но не объяснять же это Даниэлю?

– Ты можешь поставить мои слова под сомнения, Ричи, – произнёс, разглядывая потолок и практически не уделяя внимания собеседнику. – Но я не стал бы говорить о том, чего нет. Или, напротив, скрывать нечто, со мной произошедшее. Не с моей репутацией чего-то стесняться. Больше сделанного в былое время я уже, надеюсь, не совершу. Ты знаешь меня отлично, как самого себя. Может, лучше. У нас нет родственных уз, но это не делает нас менее родными… Иронию и попытки пошутить никто не отменял. Я не стану обижаться, если ты вдруг начнёшь меня подкалывать относительно «секс, наркотики, Алекс, рок-н-ролл», хотя, помимо последнего пункта в списке моих каникул ничего не наблюдалось. Главное, что истину буду знать я, а оправдываться перед кем-то, даже близким и родным, не в моём стиле. Для исполнения мечты недостаточно одного лишь желания. Независимо от его силы. Существуют обстоятельства, через которые невозможно переступить.

Произнеся последнюю фразу, Кэрмит усмехнулся.

Сам того не замечая, он полностью скопировал недавнее высказывание Алекса. Понял это только теперь, когда в комнате стихли последние звуки голоса.

– Обстоятельства? – эхом повторил Даниэль.

– Да.

– Например?

– Любимая девушка? – подсказал Кэрмит, усмехнувшись.

– А…

– Ну да.

– Не хотел бы показаться бесчувственным, но – по секрету – я не знаю, что сказать.

– Иногда молчание – лучшая реакция, – заметил Кэрмит. – Это не самое страшное из того, что происходило в моей жизни, ты же понимаешь. Это вообще не страшное. У миллионов людей такое в жизни случается, и ничего, живут вполне нормально. Потому не забивай себе голову моими проблемами.