В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ)

Его ноги промокли, ступая по стоячей воде молодого болота. Кое-где он по щиколотки проваливался в топь, но в основном поверхность была более менее твердой и не издавала хлюпающих звуков.

Вечерело. Солнце так и не выглянуло, поэтому без ярких закатных вспышек день, и так серый и промозглый, плавно перетек в такую же мрачную и неприятную ночь, славящуюся своим осенним холодом.

Учиха Итачи внезапно остановился посреди дороги, вглядываясь в сторону горизонта, потонувшего в поле, залитом разлившейся рекой.

Небо на этой линии каким-то незаметным образом соединялось с гладью воды, переплетаясь с ней воедино и образуя одно неотделимое целое; казалось, что в озере продолжались серые облака и небо, легшее у твоих ног. Смотреть на это сверху — все равно что заглядывать с вершины горы далеко вниз, все равно что стоять на краю самого мироздания.

Немного задержавшись, Итачи продолжил свой путь. Неджи также двинулся за ним, гадая, куда заведет его путь Учихи. В Страну Земли? В последний пограничный город Страны Огня? Куда?

В своих размышлениях Неджи едва ли не пропустил тот момент, когда Итачи внезапно поменял свое направление, поворачивая не куда-то в другую сторону или обратно, а как раз-таки в те заросли репейника и сорняков, где надежно спрятался Хьюга. Тот, замерев, притаился в колючих кустах, с холодком в крови понимая, что если его сейчас найдут, то о слежке можно смело забыть или даже о самой жизни, кто знает, что за это время случилось с Учихой Итачи, раз своего родного брата он не стал щадить, судя по его же словам.

Его шаги были чересчур громки, как будто нарочно он так неосторожно перешагивал через кочки, тогда как Неджи за все время не издал ни шороха; шаги приближались все ближе и ближе, пока не хлюпнули где-то рядом.

В ту же секунду внутри что-то болезненно ухнуло и сжалось. Показалось, что на какое-то время остановилось дыхание.

Неджи судорожно сглотнул, ощущая, как его сердце подпрыгнуло, замирая и останавливаясь на секунду. Колени беспомощно дрогнули как у новичка, как у ребенка: перед Учихой Итачи все были детьми.

Но тот вопреки безрадостным ожиданиям прошел мимо, все так же хлюпая по воде и раздвигая руками заросли репейника, царапающего кожу и впивающегося в одежду, как жадный зверек набрасывается на добычу.

Неджи до сих пор не смел шевелиться, все еще не понимая, что его так напугало, и, ледяной рукой стерев холодный пот со лба, он осторожно высунулся, пытаясь найти взглядом Итачи. Искать его долго не пришлось: перейдя через репейник и теперь очищая свою одежду от многочисленных колючек, он устало сидел, откинувшись на ствол одного из деревьев небольшого прозрачного леска; как только что-то шумело в листве или в кронах деревьев раздавался шорох, Итачи сразу же открывал глаза, крепче сжимая ладонь: он спал с кунаем в руке.

Однако Неджи вскоре обнаружил, что у него нет ни шанса подойти ближе, потому что Итачи не спал: он сидел с закрытыми глазами, отдыхая, но заснуть он почему-то не мог или же попросту опасался расслабиться сейчас. И это было ужасно для Неджи: теперь он потерял способность свободно шевелиться, чтобы не быть успешно найденным, а о том, чтобы подойти и обыскать Итачи в поисках свитка, вообще можно было не думать. Неджи мок в болоте, простужая ноги и дрожа от холода и сырости. Грязная стоячая вода, в которой гнил репейник, пахла неприятно.

Учиха Итачи отдыхал, а для Неджи это была самая тяжелая ночь.

***

Продрогнув и промокнув насквозь, он встретил еще одно серое и туманное утро в самом плохом расположении духа. Итачи недолго собирался: встав с земли и отряхнувшись, он продолжил свой путь, пересекая репейник и выходя на дорогу, освещенную первыми лучами бледного и холодного рассвета.

Над гладью воды и над тропой опустился густой и плотный туман, кутая местность вокруг себя в вязкое серо-белое облачко, влажное и холодное. Оно простиралось далеко вперед и назад, глаз не видел ни конца, ни начала плотного, как дым от пожарища, тумана. Видимость от этого сильно упала, пришлось постараться, чтобы не упустить Итачи из виду.

Он умывался, нагибаясь к разлившейся реке и брызгая воду на свое бледное и осунувшееся лицо. Его фигура казалось хрупкой и маленькой, слабой и беззащитной, уязвимой на фоне бесконечного величественного тумана и необъятного простора, и между тем в тишине раздавался его хриплый надрывной кашель, приглушенный ладонью, прижатой ко рту.

Скорее всего, это была обычная житейская простуда, Неджи, зябко поводя плечами, этому не удивлялся. Его и самого неприятно колотило, в горле скручивался плотный, дерущий покрасневшие стенки рта комок.

Репейник кончался, дорога сворачивала прочь от поля, залитого водой, а там, где путь поднимается в небольшую горку, можно спрятаться в сухом и темном лесу, незаметно захватившим едва ли не заболоченный участок.

Они продолжали идти целый день, Неджи постоянно удивлялся тому, что Итачи, как и вчера, ни разу не перекусил и не передохнул за все время; возможно, все дело в том, что он шел медленно, чтобы не устать так быстро. Все, ради чего Итачи останавливался, так это для того, чтобы вытащить из своей сумки шиноби небольшие плетеные коробочки и флягу с водой; кажется, он запивал ею лекарства, иногда глухо прокашливаясь почти в рвотных приступах.

В своей слежке Неджи преуспевал, ему не надо было беспокоиться о том, что Итачи его увидит: инстинкты шиноби, выработанные с детства, играли свою роль, не подводя собой их обладателя.

В итоге, голодный и уставший, продрогший и утомленный головной болью и резью в горле, Неджи добрался до первого встретившегося им на пути поселка, который грозился по мере приближения к нему превратиться в небольшой городок сельского плана, без высоких зданий Тандзаку и Отафуку, без шумных рынков торговых поселений.

Веяло деревней. Снова вечерело, скот, чье унылое и затяжное мычание разносилось по округе, медленной толпой переходил дорогу, меся под круглыми и крупными копытами грязь дороги. Становилось все люднее, крестьяне, медленно тянущиеся не то с последних плодоносных полей, не то из ближайшего городка, где работали осенью и зимой, постепенно наполняли город, последний пограничный пункт со Страной Земли.

Это было одно из небольших местечек, где почти все жители знали друг друга в лицо, но, тем не менее, здесь не редко бывали чужеземцы, поэтому кое-где встречались небольшие постоялые дворы.

Итачи остановился возле одной из небольших гостиниц, двухэтажной, широкой. Типичный постоялый двор, недорогой, самый распространенный тип постройки: деревянные балки, плотные стены, небольшие окошки на верхнем этаже.

Неджи, едва Итачи скрылся на постоялом дворе, остановился возле гостиницы, обводя взглядом здание и решая обойти его со всех сторон. Через пять минут он нашел черный вход, а напротив него располагалась небольшая таверна; Неджи не стал мешкать: не сводя глаз с седзи черного входа, он перешел на другую сторону улицы, заходя в маленькую и уютную столовую.

Все, что ему сейчас было нужно, это согреться, унять боль в горле, отдохнуть и перекусить; как только перед ним поставили его глубокую глиняную чашку с едой и стакан с почти кипящим чаем, он забыл обо всем на свете, не зная лучшего удовольствия и наслаждения в жизни. Здесь было тепло, тело, замершее и продрогнувшее, которое, казалось, горело в слабой температуре, расслаблялось, однако голова еще была тяжелой и даже стала еще тяжелее: после бессонной ночи невероятно хотелось спать, с этим вряд ли можно было что-то сделать, но Неджи сомневался, что ему даже в таком случае теперь удастся спокойно заснуть.

Обхватывая стакан и изредка поддувая на чай, он про себя размышлял, не отводя взгляда от черного входа, о том, для чего ему нужно все это и нужно ли было когда-то вообще. Чего именно он хотел? Отомстить главной ветви своего клана? Главам Конохи, предавшим его? Конечно, он сделал бы то же самое для деревни на их месте, но когда это «то же самое» относится непосредственно к тебе, почему-то сразу кажется, что это несправедливо.