Полет к солнцу (СИ)

Все чаепитие Альбус тихо просидел в углу. Лицо Камиллы стояло перед ним, но все же он ощущал, как словно возвращается мир, отделяясь от нее. До того он почти не понимал, что происходит вокруг — сейчас осознание вернулось, хотя горечь и боль не уменьшились.

Вечером он решился перечитать ее письмо. На некоторые моменты приходилось закусывать ладонь, давя стон отчаяния, и все же теперь Альбус смог заставить себя думать.

Камилла писала, что он не любит ее — но почему? Из-за того, что он предложил расстаться на время? Но ведь это было только ради нее самой — почему, при своем уме, Камилла не смогла понять этого? Кто ей внушил, что «ее нельзя любить»?

«Ты отлично знаешь, кто, — вдруг проблеял в голове давно вроде бы забытый козлиный голосок. — Ее мать. И подумай, как могла бы Камилла тебе поверить, если до того никто ради нее ничего не делал? Она могла истолковать твои слова только так: ты бросаешь ее. Униженная, она тебе противна».

«Да это же ложь! — возмутился Альбус. — Ложь и глупость. Я бы никогда…»

«Но она не могла этого предположить. Кто виноват? Думай, мальчик».

В понедельник Альбуса, Горация и Лэма вызвал директор Блэк. Наклонившись вперед и довольно тяжело для сухощавого человека опираясь на крышку стола, он кисло сообщил, что они отправятся представлять Хогвартс в юношеской секции Международной алхимической конференции в Каире, которая состоится в середине ноября.

— Поедете вы на две неделе раньше — все же надо учитывать время на дорогу. Сопровождать вас будет профессор Кей, он же будет руководить написанием вашего общего доклада, за который, если вы еще не догадались, вам нужно взяться немедленно. От меня вы пройдете к профессору Кею, он скажет, за какую тему вы возьметесь.

Альбус равнодушно смотрел в сторону. Что ж, Кей был самым лучшим вариантом из всех, кто мог их сопровождать — лучше даже, чем Корнфут. Он не сердился на учителя за обман: Кей пытался уладить все, как ему представлялось наилучшим. А теперь вот избегал заговаривать с учеником или смотреть ему в глаза.

Директор велел Горацию и Лэму отправляться к профессору Кею, а Альбусу приказал задержаться. Тот спокойно созерцал стрельчатое окно, сквозь которое пробивался слабый свет облачного дня: что сейчас скажут, было все равно.

Директор выпрямился, заведя руки за спину, и смерил Альбуса полным презрения взглядом.

— Я не стал сообщать родителям мисс Фарли о результатах… хм… медицинского освидетельствования ее тела. Школе не нужен лишний скандал.

Он как будто ожидал, что Альбус скажет, но тот не шелохнулся, даже не повернул головы.

— Я также, — более раздельно и выразительно произнес директор, — отменил назначенные вам и вполне вами заслуженные розги. Применять к вам их сейчас было бы милосердием, а вы милосердия не заслужили.

Юноша усмехнулся.

— Могу я идти, сэр?

Блэк в омерзение дернул плечами.

— Можете, можете. Бесчувственный мальчишка. Видимо, смерть мисс Фарли — вовсе не трагедия для вас. Что подтверждает версию, выдвинутую учениками Слизерина: вы охотились за ее приданым.

Альбус решил воспользоваться разрешением Блэка и вышел немедленно.

Однако его будто сговорились не оставлять в покое. Не успел Альбус покинуть директорскую башню, как его догнал Толстый Монах. Круглое лицо призрака выражало печаль и сочувствие.

— Простите, — грустно попросил Монах, подлетая ближе. — Тогда, на башне — я знаю, вы были счастливы. Но я понимал, чем все это может закончиться, и пытался предотвратить самые тяжелые последствия.

Альбус пожал плечами. Он недоумевал про себя, почему люди — что живые, что мертвые — не понимают, когда человеку ничего не надо говорить: обвинение и сострадание противны одинаково. Он еще мог принять неловкие искренние слова, которые говорили ему друзья, но вот такое выверенное и пристойное сочувствие злило больше, чем попытки директора задеть.

Монах, истолковав его молчание по-своему, продолжал:

— Теперь случилось то, что случилось. Вам надо перетерпеть и извлечь урок…

— Где она, святой отец? — прервал его Альбус резко: ему вновь показалось, что Камилла кружится где-то над полями, в промозглом воздухе, и ни о чем другом он подумать не мог. — Вы ведь должны верить, что она попадет в ад, хотя и так мучилась при жизни, правда? По-вашему, она в аду?

— Я не могу этого знать, — вздохнул Монах просто. — Я никогда не был за чертой, сын мой.

Он хотел добавить еще что-то, но Альбус знаком попросил его молчать.

…Профессор Кей ожидал его вместе с Горацием и Лэмом, а также, к удивлению Альбуса, — с профессором Корнфутом и Галатеей Меррифот.

— Не думайте, что мы сделаем всю работу за вас, — усмехнулся Кей, по-прежнему избегая смотреть Альбусу в глаза. — Я пригласил моих уважаемых коллег лишь для первоначальной консультации…

— И обсуждений, конечно! — поспешил вставить Корнфут; Меррифот едва сдержала смешок. Кей невозмутимо продолжал:

— Наша тема — превращение веществ под влиянием философского камня. Рассматривать мы ее будем с трех ракурсов: мистер Слагхорн отвечает за химические формулы…

Гораций слегка поклонился.

— Мистер Принц — за нумерологическое обоснование и влияние планет…

Лэм радостно кивнул и подмигнул потиравшему руки Корнфуту.

— А вы, мистер Дамблдор — за описание процесса превращения как такового. Выведение его общих принципов. Вас проконсультирует профессор Меррифот, а я займусь мистером Слагхорном.

Альбус удивился про себя, что Горация готовит к конференции не Розье, но возражать не стал. Профессор Меррифот обговорила с ним детали сухо и тезисно — так, что общее направление исследований сразу стало ему понятно.

А дальше началась работа. От занятий участников конференции никто не освобождал, но Альбус делал теперь все на переменах, «на коленке», а оставшееся время просиживал в библиотеке, обложившись учебниками или просто думая сам. Бывало, они с Лэмом и Горацием усаживались в пустом классе втроем и по несколько часов сверяли результаты, к которым пришли.

— Вещество видоизменяется, — размышлял Альбус. — Мельчайшие частицы, его составляющие, под влиянием определенных процессов…

— В основном излучения иных небесных тел, — добавлял Лэмми.

— Вот именно. Так вот, они трансформируются…

— Это понятно, — тяжело вздыхал Гораций. — Но формула, Альбус? По какой формуле они это делают? Мне кажется, у меня голова сейчас взорвется…

Девочки и Элфиас приносили им булочки и шоколад. Викки однажды помассировала Горацию виски, он сначала выворачивался, потом замурлыкал от удовольствия. Айла просто расчесала Лэму волосы — он заверил, что этого вполне достаточно. Элфиас поторопился уйти. Альбус махнул рукой, потер виски сам и зевнул: кофе и булочки помогали от усталости куда лучше, чем массаж.

Жить, утопив себя в работе, оказалось гораздо легче — и все-таки Альбус не мог не думать, что Камилла должна была сейчас жить. Каждый раз, когда девочки и Элфиас их навещали, он инстинктивно оборачивался, ожидая, что она войдет вместе с ними. Иногда он ощущал ее прикосновения — она дотрагивалась до его волос, до его плеч, гладила по рукам. На ночь он принимал зелье сна без сновидений: без этого не получалось уснуть, слишком явственно он чувствовал рядом с собой тепло ее тела.

Как-то в воскресение он сидел в библиотеке, полной народу. Между стеллажей сновали малыши, и в их числе была Белвина Блэк, младшая сестренка Финеаса — кудрявая девочка с круглыми щечками и надменным взглядом. Важно шествуя за руку с братом, она остановилась, указывая на какую-то полку воистину королевским жестом: видимо, она уже почувствовала себя в Хогвартсе на положении принцессы. Финеас достал ей стоявшую высоко книжку, Белвина слегка кивнула. Альбус захлопал глазами, прогоняя отчетливое видение.

Представилось ему вдруг, что это он стоит у стеллажей и достает книжку вполне здоровой Ариане. У той на тонкой шейке повязан галстук Рейвенкло, а голубые глаза восторженно осматривают тиснение на корешках. Чуть в стороне за ними наблюдает Камилла — румяная, улыбающаяся, — а где-то в деревне, живая и здоровая, живет без забот Джеральдина… Где-то в другом мире, в другой жизни, в другом обществе непременно было бы так.