Полет к солнцу (СИ)

— Вот, выпей, — Айла что-то плеснула в стакан, стоявший на тумбочке, и протянула ему. — Поможет взбодриться. Профессор Кей усыпил тебя на три дня. Заклинание сильное, могут быть побочные эффекты.

Альбус рассеянно кивнул, пригубил жидкость в стакане, почти не чувствуя ее противного вкуса — и вдруг спохватился:

— Камилла!

Он хотел вскочить, чтобы бежать к ней, но Элфиас схватил его за руки.

— Постой. Ее тут уже нет. Ее увезли в первый день и сегодня похоронили.

Альбус замер. Он не мог представить, чтобы ее положили в холодную землю, заколотили в ящик, закопали…. Бросить ее червям на потеху — да как он мог это позволить?!

Викки, вставшая между Горацием и Финеасом, тихо попросила:

— Не вини профессора Кея, Альбус. Он не мог поступить иначе. Зато он уговорил директора отменить назначенные тебе розги.

— Насколько я знаю, уговорила его профессор Фортескью, — с неожиданной ненавистью выплюнул Финеас.

— Да какая разница? — скривился Элфиас. — Сейчас вообще не до того. Ал, тебе очень плохо?

Альбус понимал: он должен что-то ответить — но язык отказывался слушаться. Друзья были совсем рядом и в то же время далеко, а Камилла, как он чувствовал, совсем близко, но он не мог ее увидеть, дотронуться до нее и оттого сходил с ума.

— Ты скучаешь по ней? — Лэм придвинулся, попытавшись сфокусировать на лице Альбуса отчаянно косящие глаза. — Послушай, а может, она где-то жива? Ну, в ином виде? Существуют же призраки. Значит, у людей есть души. Просто кто-то из них остался, а кто-то улетел. Может, однажды мы сконструируем звездолет и улетим в ту галактику, где они обитают. Представляешь, Камилла летает сейчас над звездами, сама, без всяких устройств, — Лэм улыбнулся. — Ей хорошо, ее никто больше не обидит. А ты все равно ее увидишь.

— Самоубийцам после смерти хорошо быть не может, — вздохнул Финеас. Остальные воззрились на него, а Альбус пытался понять, что же он сейчас сказал.

— Но это же несправедливо, — удивился Лэм. — Если человек мучился при жизни и ему стало невыносимо, за что же его еще наказывать?

— Самоубийцам? — выдавил из себя Альбус. — О чем это вы?

Почему-то покраснел Гораций, Финеас закусил губу и отступил в сторону. Но прежде, чем Альбус начал их расспрашивать, в больничное крыло, несмотря на окрики миссис Шанпайк, прорвался еще один человек. Луиза, осунувшаяся и заплаканная, не утратила, однако, решительности: добежав до кровати Альбуса, она остановилась перед ним и вытащила из сумочки конверт.

— Вот, возьми. Я нашла у себя в тумбочке. Это от Камиллы. Там была записка, чтобы я передала это тебе.

Альбус машинально взял конверт. Луиза некоторое время молча смотрела на него.

— Убийца, — процедила она сквозь зубы и несколько раз наотмашь ударила его по лицу. Альбус, чуть вздрогнув, подставил другую щеку, но Элфиас и Айла — самые сильные в компании после него — схватили слизеринку за руки.

— Опомнись, — сердито цыкнула Айла. — Бить больного! Что ты творишь?

— Он… Он ее погубил, — по лицу Луизы побежали слезы. — Он ее мучил, из-за него ей дома доставалось. А теперь вот…

Она разрыдалась. Гораций, неловко перетаптываясь, обнял ее за плечи и тихонько повел к двери. За ними, явно воспользовавшись случаем, ретировался и Финеас.

Альбус глядел на конверт, лежащий перед ним на одеяле. Там было все, что осталось от Камиллы — ее последние слова, последние мысли. Ему не терпелось распечатать письмо — но он не мог этого сделать в чьем-то присутствии. Викки первая поняла его колебания.

— Ты хочешь прочесть в одиночестве. Мы выйдем на полчаса. Будем ждать у входа в больничное крыло. Если что, ты сам выйдешь к нам.

Дождавшись, когда все уйдут, Альбус с трепетом разорвал конверт. Легкий почерк в завитушках — такой же, как в записке, вызывавшей его на их последнее свидание в Хогсмиде. Если бы знать тогда, что оно было последним. «Как жить?» Замирая от боли, Альбус принялся читать:

«Альбус, если мое письмо попало к тебе в руки, скорей всего, со мной уже все кончено. По крайней мере, я на это надеюсь. Я выбрала легкую смерть: достаточно боли испытала в жизни, чтобы чувствовать ее, умирая. Я просто усну. Хотя все-таки немного страшно. Мне очень хочется увидеть тебя сейчас снова, но если увижу, отложу опять, еще на один день… А к чему это?

Видишь ли, твоя любовь была единственным, что мне дорого, на что я могла надеяться, для чего я жила. Но я всегда сомневалась в ее искренности, а с тех пор, как ты предложил мне расстаться, стало понятно, что на самом деле ты не любишь меня, просто увлечен. Я не нужна тебе. Я не обижаюсь и не виню тебя — всегда знала, что любить меня невозможно, только лишний раз убедилась в этом. То же, что произошло сегодня… Ты не сдержал естественные желания, не более чем. Если бы ты тоже любил меня, берег наши отношения, ты никогда не предложил бы мне расстаться, не помыслил бы об этом. А так мне нечего ждать. Я люблю тебя, и я в самом деле готова была бы терпеть ради нашей любви что угодно — но я не смогу жить, вспоминая наше счастье и видя, как ты переживаешь то же и с другой, как ты другую объявляешь королевой и берешь с бою. А это несомненно случилось бы вскоре.

Впереди у меня ничего нет. Побои от матери (не сомневайся, она и кроме нашей любви, нашла бы, за какую меня провинность наказать), в будущем муж — содомит и садист. Жалкое прозябание и тысячи уловок, чтобы соблюсти правила приличия. Не могу. Не хочу.

Если у тебя будут какие-то неприятности из-за моей смерти — заранее прошу простить, я совсем этого не хотела. Я безмерно тебе благодарна за те месяцы счастья, что ты подарил мне. Я испытала настоящее чувство — это дано немногим. Значит, могу сказать, что не зря прожила жизнь.

Надеюсь, и ты добьешься всего, чего хочешь. Помнишь, я как-то пожелала тебе перерождения? Забираю назад свое желание. Будь таким, как есть, только не испытывай боли.

Прощай. Я люблю тебя. Камилла Фарли».

Сжимая письмо, Альбус откинулся на подушки. Глаза невыносимо резало, на сердце давил камень. Теперь он точно знал, насколько виноват в смерти Камиллы. Он знал, что фактически убил ее — Луиза, называя его убийцей, была абсолютно права. Весь роман с Камиллой проносился у него перед глазами, и Альбус хватался за горло от тошноты: так омерзителен был его собственный эгоизм. Он последовательно, шаг за шагом, поставил ее в положение, из которого оставался только один выход: смерть.

— Я же не хотел… — прошептал он, — не хотел.

Ему вдруг представилось, как, вернувшись с их последнего свидания, Камилла спокойно переодевается, пишет в гостиной это письмо, прячет его к Луизе в тумбочку и пьет снотворное из пузырька, потом из второго… Вцепившись зубами в подушку, он тихо завыл.

Друзья настояли, чтобы Альбус сразу вернулся к занятиям, да и сам он чувствовал, что не может оставаться наедине с собой. Ему хватило следующей ночи, когда он бессонными глазами смотрел в потолок, воскрешая в памяти лицо Камиллы, а тело тосковало по ее телу — так, что он шарил руками, ища ее рядом. Он удивлялся про себя, что его не будут судить и не отправят в Азкабан: ведь он убил Камиллу так же, как его отец — тех мальчишек. Только она еще и не была перед ним ни в чем виновата. «Получается, если убиваешь Экспульсо или Авадой, ты заслужил наказание, а если убиваешь своей трусостью и толстокожестью — нет?» Но он-то прекрасно знал: он убийца.

Слухи, что Камилла покончила с собой, расползлись невероятно быстро — а кто был виноват в ее смерти, мог догадаться любой. Альбус почти не удивился, когда на следующий день перед уроком заклинаний Сполдинг остановил его в коридоре.

— Ну что, мерзкий мальчишка, вы рады?

Альбус устало посмотрел в сторону: у него не было сил говорить.

— Вы могли понимать, как тяжело живется этой девушке, что ее ждет за роман с вами. И все-таки вы не отдернули рук! Вы ее скомпрометировали, рассорили с родителями. Получили удовольствие? А последствия пришлось нести ей.

Альбус едва не вскрикнул: ему показалось, что черное платье Камиллы мелькнуло в конце коридора. Нет, это была Герда Энслер.