Полет к солнцу (СИ)

— Подождите! Не оборачивайтесь! Лучше закройте глаза.

Альбус опустил веки и ждал некоторое время, пока ее тонкие руки не коснулись вновь его плеч. Он поднял голову — она стояла перед ним, прикрытая лишь тонкой белой сорочкой, под которой нежно розовело тело.

Тот самый зверь — казалось, уже забытый, — что когда-то раздирал Альбусу грудь, веля ему мучить Викки, снова проник внутрь, впиваясь в каждую клеточку. Тяжело дыша, парень поднялся и привлек Камиллу к себе, горя, будто в лихорадке.

Дальше пару минут он ничего не осознавал, кроме растопляющего внутренности жара, пылающего все сильнее от мягкости ее губ, плавных изгибов тела и нежности кожи. Альбус поднял Камиллу на руки, снова положил на диван — она только смотрела в упор и вновь и вновь тянулась, чтобы поцеловать его. Его руки скользили по ее телу — кажется, ей становилось все лучше, и одно это заставляло чувствовать себя вновь летящим к солнцу. Оказывается, великим счастьем было приносить радость, ласку, отдавать себя всего — и чем лучше было Камилле, тем счастливее был он сам. Наконец он и вовсе перестал осознавать, что делает, отдавшись на волю инстинктов, его направлявших.

Его тянуло дальше, ощущения были все острее, пока наконец не стало так пронзительно-сладко, что он громко вскрикнул — и она вместе с ним. Ее голос немного привел Альбуса в чувство: Камилла лежала перед ним, совершенно белая, и дарила взгляд, полный любви и восторга.

— Я твоя, — улыбнулась она. — Это так хорошо. Ты счастлив?

Альбус, не ответив, вновь кинулся ее целовать.

Потом они в изнеможении и упоении сидели, припав друг к другу, не удосужившись прикрыться хоть чем-то из одежды, рассматривали радостно и беззастенчиво тела друг друга, ласкали друг друга, целовались и шептали на ушко всякий вздор.

— Знаешь, — смеялась Камилла, водя пальчиком по его груди. — Я в детстве как-то побывала в маггловском цирке. У меня была такая веселая гувернантка, мисс Пьюси — совсем молоденькая, насколько я помню. При матери она изображала, что строга со мной, а когда мы оказывались наедине, болтала, как с подружкой. И вот однажды она отвела меня в цирк.

— В цирке воняет, — шутливо поморщился Альбус.

— Я ничего не замечала, — беззаботно продолжала Камилла. — Меня поразило выступление канатоходцев. Особенно запомнилась одна девушка — такая, знаешь, тоненькая, с огненно-рыжими волосами. Она дошла до середины каната и начала показывать фокусы, и каждую минуту все ждали, что она упадет, но она потом добралась до другой площадки. Знаешь, я потом все мечтала тоже когда-нибудь пройтись по канату над целой толпой, чтобы все перешептывались, показывали пальцами и ужасались.

— А я однажды попытался сделать канатоходку из сестры, — признался Альбус. — Она была совсем маленькая, года три, а мне было семь. И вот стало мне жутко любопытно, выдержит ее вожжа или нет. Ну, я привязал один конец к кровати, другой — к дверной ручке и уговорил сестру пройтись. Ну, она, конечно, тут же упала, нос расшибла в кровь, разревелась…

Он с улыбкой покачал головой, вспоминая, как крепко отстегал его за тот случай отец.

— А кем ты мечтала быть потом?

— Потом… — Камилла задумалась. — Потом мисс Пьюси выгнали, потому что мать застала их с отцом. Я узнала, что мисс Пьюси стала актрисой, и тоже захотела поступить в театр. Даже из дому попробовала сбежать, но заблудилась, конечно, — заведя руку за спину, она оказала тонкий шрам почти поперек поясницы. — Он у меня с тех пор.

Альбус аккуратно провел по беловатому шраму рукой и поцеловал Камиллу в губы.

— А потом… — она откинулась ему на плечо. — Уже лет в двенадцать я узнала, что бывают такие люди — литературные критики. Они пишут, что думают о разных книгах, и получают за это деньги. И я захотела стать литературным критиком.

— Ты обязательно им станешь, — Альбус пропускал ее волосы сквозь пальцы, словно расчесывая. — Ты заставила полюбить стихи даже такое толстокожее животное, как я. Значит, у тебя действительно талант.

Лицо Камиллы стало странным — или, может, Альбусу так показалось, потому что на них обоих падал из пыльного прямоугольника окна лунный свет.

— Не стоит на себя наговаривать. Ты достаточно чуток.

Он не нашелся, что ответить, а потому просто усадил Камиллу к себе на колени и стал нежно целовать плечи, казавшиеся мраморными в полумраке наступавшей ночи. Она задумчиво перебирала его волосы и наконец решилась спросить:

— То, что с нами было… Тебе понравилось?

— Безумно! — он, распаляясь, продолжал ласкать ее. — Это лучшее, что со мной было. Как будто только сейчас понял, что такое жизнь.

— Да… — она чуть покачала маленькими ножками. — Мне тоже было хорошо. Альбус, — она прижалась лбом к его лбу. — А когда ты почувствовал бы себя совершенно счастливым? Вот так, чтобы уж ничего было не надо?

— Если бы эта ночь не кончалась, — ответил он без колебаний. Припал к ее груди и некоторое время вдыхал тончайший запах кожи, а после тоже спросил: — А каким ты хотела бы видеть этот мир?

Она вздохнула:

— Не поверишь, но я еще год назад ничего не смогла бы тебе об этом сказать. О мире я никогда не задумывалась. Меня к этому не приучали, и какое мне могло быть дело до мира, если миру нет дела до меня? А сейчас… Мне бы хотелось, чтобы люди научились понимать друг друга и принимать такими, какие они есть, а не втискивать в рамки приличий. Если человеку хочется смеяться или плакать в голос — пусть смеется или плачет. Если хочется любить — пусть любит. К чему эти требования, условности, в конце концов? К чему эти стандарты, которым мы должны соответствовать? Кто сказал, что мужчина обязан быть сильным? Почему женщине непременно надо быть кроткой? Говорят, что так установила природа — но ведь мы не можем у нее спросить, так ли она устанавливала. А мне хотелось бы, чтобы у каждого было право оставаться собой. И еще… Чтобы у всех людей были цели в жизни, непременно! Чтобы никто не рождался, лишь чтобы наслаждаться.

— Вот такое общество я и создам! — воскликнул Альбус. — Не отступлю, пока не добьюсь.

Она стала напевать под нос какую-то колыбельную. Потом они долго лежали на диване в обнимку — так долго, что поднялись лишь в третьем часу ночи. Почему-то им было так спокойно, что спешить они и не думали. Оделись, прошлись ночной дорогой — ночь стояла удивительно ясная, небо было бело от сияния всех звезд Млечного Пути — переходя на шаг вприпрыжку, кружась и напевая, Камилла рвала цветы, хотя лепестки у них были смежены, бросала в Альбуса и пускалась бегом — он догонял ее и целовал. Так они добрались до Хогвартса. На пороге девушка попросила, чтобы парень наложил на нее дезиллюминационные чары.

— А дальше я дойду сама. Тебе лучше не показываться у нас лишний раз.

Альбус, кивнув, поднял палочку.

— Погоди. Дай поцеловать тебя.

Обвив руками его шею, она прильнула к нему всем телом и нежно прижалась к его губам, словно желая отдать ему свою душу. У него захватило дух. Он не отпускал ее, и она не отступала, пока где-то в Хогсмиде не залаяла громко собака.

— Пора, — Камилла отшатнулась, задыхаясь и распахнув глаза. Альбус сделал ее невидимой, открыл дверь, пропустил ее вперед, прошел следом, но остановился и долго прислушивался, пока мелкий перестук ее каблучков совсем не смолк.

http://www.youtube.com/watch?v=jEfXdQY7MLQ

========== Глава 51. Холодное утро ==========

Утренний холодок заставил поежиться. Альбус, сладко заворчав, натянул на плечи одеяло и сонно улыбнулся. Ему показалось, что Камилла лежит рядом, он потянулся к ней, чтобы обнять — и чуть не свалился с кровати. Подобное происшествие поневоле заставит проснуться, так что пришлось выбираться из постели. Альбус с удивлением отметил, что все окна закупорены — просто за ночь так похолодало, что воздух успел остыть. В спальне уже никого не было: как и следовало ожидать, проспал он после вчерашнего довольно долго.

Он радостно улыбнулся холодному солнцу сентября, едва заглянувшему в окна. Новый день означал новую встречу с Камиллой. Они так и будут жить, радоваться друг другу, видеться украдкой — пока не наступит заветная минута, когда оба будут свободны. Он глубоко вдохнул, словно опять почувствовав под руками ее кожу, и сощурился, как от ослепительного света, представив перед глазами ее лицо. «Моя любовь. Моя звезда». Фоукс тревожно курлыкнул. Альбус погладил его по голове, насыпал морковки с отрубями и пошел одеваться.