Не отбрасывая тень (СИ)

«Все, кого ты коснешься, будут умирать», - и затихает в моих ушах звонкий смех и откинутая назад голова: так смеются открытые, светлые, искренние люди, живущие здесь и сейчас и отдающие себя целиком любви и удовольствию просыпаться в теплой постели в объятиях человека, за которого не жаль умереть, потому что вся их жизнь - это настоящее мгновение, без будущего.

«Ты сможешь обручиться только с одним человеком… если его музыка привлечет тьму», - и ускользает воспоминание о том, как я обнимаю его со спины, кладя ладони на его грудь, касаясь его сердца - моего сердца, оно принадлежит мне, он весь принадлежит мне - и утыкаясь носом между его лопатками.

И меня разрывает от боли и нежности.

Воспоминание обрывается, и я распахиваю глаза.

На мгновение я теряюсь и даже не понимаю, где я нахожусь и что происходит. Я задыхаюсь и ощущаю, как по моему лицу текут слезы, и я не знаю, почему - потому что это дикая боль рвет меня изнутри, наполняя мое сердце сумасшедшей тоской, или потому что в тот момент, когда Его приговаривали, Он думал о человеке, которого любил и потерял.

Я задыхаюсь, запрокинув голову и глядя в потолок, и слезы душат меня, разбавленные рвущимся из горла криком, лишь бы как-то облегчить эту боль.

И в следующее мгновение Он вдруг бросается ко мне и прижимается лбом к моему плечу, обхватывая меня за талию и сцепляя руки за моей спиной, будто ребенок, который ищет утешения и защиты. Его плечи сотрясает мелкая дрожь, и я застываю, кажется, до кончиков онемевших пальцев, которые кладу на Его макушку.

Я вдруг в одно мгновение раскрываю глаза и начинаю понимать и Его боль, и Его желание любить, и Его отчаяние, спрятанное за жестокостью. Я вдруг начинаю понимать, почему Он отталкивает всех от себя и боится идти на поводу у своих чувств. Я вдруг начинаю видеть, что вся Его холодность, надменность, высокомерие - это все маска, и глубоко внутри Он потерян, заперт в темнице из собственной боли - еще более зловещей ловушке, чем приговор Судей.

И я даже не сразу осознаю, что глажу Его по волосам и беззвучно повторяю: «все изменится, все скоро изменится», словно я могу вернуться в прошлое и не дать Ему все потерять.

Если бы я мог, я бы отдал жизнь, чтобы только помочь Ему все исправить.

Но все, что я мог - это разделить Его боль.

========== Глава LXXXIII. ==========

В голове все смешалось после Его воспоминаний, словно они отпечатались у меня на сетчатке и теперь, чтобы их увидеть, мне было достаточно просто закрыть глаза. Они неотступно преследовали меня даже во сне, где я видел тонкие белые руки, каштановые кудри и гладкую спину; где я прикасался к его телу руками так осторожно, словно боялся опорочить эту ангельскую красоту одним своим касанием; где он сном младенца спал в моих объятиях. Во сне я целовал пухлые губы, раскрывал их языком и углублял поцелуй, прислушиваясь к тому, как сбивчиво он дышит и как быстро колотится его сердце. Во сне я опрокидывал его на белоснежные простыни, мягкие, как его кожа, и нависал над ним, мысленно клянясь в безграничной любви, которой по силе нет равных ни в мире света, ни в мире тьмы.

Во сне я сжимал когтистыми пальцами его шею и целовал его приоткрытые губы и, когда я отстранялся, он выдыхал облако черного дыма, которое скрывало от меня его лицо. Я смотрел на этот дым и ничего не чувствовал.

Он задыхался, а я смотрел на него и ровным счетом ничего не ощущал.

Во сне я видел, как Он запрокидывает голову, рассеянно запуская пальцы в свои волосы, и прикрывает глаза; ресницы длинные и пушистые, а губы пухлые, и, не удержавшись, я протягиваю руку и касаюсь подушечкой большого пальца Его нижней губы, очерчиваю ее кончиком ногтя, подаюсь вперед, к Нему, чтобы поцеловать и оставить на Его губах невидимый след - это то, как я люблю Его; это то, как сильно я хочу, чтобы Он был моим.

В моем сне Он такой нежный и такой светлый, что я ни на секунду не могу отвести от Него взгляд, восхищенный Его внутренним сиянием, заметным в каждом Его движении, каждом жесте, каждом взгляде бездонных глаз. Он лежит на белых простынях, приподнявшись на локтях; у Него тело бога и лицо прекраснейшего из ангелов, и Он мой.

Я тянусь, чтобы поцеловать Его, но в этот же момент все неожиданно погружается во тьму, а где-то надо мной резко звенят цепи, как будто кто-то раскручивает их, как лассо, над моей головой. Я вдруг оказываюсь на коленях и вижу, как высокая фигура черном одеянии с надвинутым на глаза капюшоном тянет ко мне когтистую руку и поднимает мою голову за подбородок. Меня ослепляет яркий свет; я зажмуриваюсь и слышу голос над самым ухом, но не могу разобрать, что он говорит, щекоча холодным дыханием мою шею. Я только слышу, как повторяется в шепоте Его имя…

- Томми…

Сквозь сон я вздрагиваю и ощущаю, как теплые руки осторожно проскальзывают под мое тело и поднимают меня с постели. Он прижимает меня к своей груди, поддерживая под колени и спину, и я пытаюсь отогнать жестокие и прекрасные сновидения, прильнув головой к Его плечу.

- Что тебе снилось? - шепотом, словно нас могут услышать, спрашивает Он. - Ты звал меня.

Я цепляюсь слабыми пальцами за Его одеяние и крепче зажмуриваюсь, прислушиваясь к тому, как Он раскрывает крыло. От Него пахнет ощущением безопасности, спасением, лекарством от моей боли, живущей глубоко внутри, в моих костях, и я глубоко вдыхаю через нос Его запах, надеясь, что так мне удастся справиться с паникой.

- Почему, - тихо спрашиваю я, проведя языком по зубам, - их боятся? Чем они страшнее тебя? Виктора? Других демонов?

Он переносит нас. Я чувствую легкое дуновение ветерка на своей коже, когда мы обращаемся в дым: на мне тонкая белая рубашка и брюки из хлопка. Перенос из одного места в другое занимает несколько секунд, и, когда мы появляемся в другом месте, Он еще некоторое время обдумывает мои слова, пока я подпитываюсь теплом Его тела: в месте, куда Он нас перенес, царит холод.

- Методами, - после молчания отвечает Он. - Они избегают насилия, но при этом используют самые жестокие и мучительные пытки, которые буквально уничтожают тебя на Суде. Они убивают лишь в редких случаях, но любой, кто оставался с ними наедине хотя бы на несколько минут, предпочел бы самую жестокую и медленную смерть этому уединению.

Я разлепляю сухие губы и облизываю их языком. Мне не хочется задавать следующий вопрос, но он вырывается, будто против воли.

- И ты?

- Если бы у меня был выбор, я бы умер сразу, - почти сразу отвечает Он, и я понимаю, что Он уже не раз думал об этом.

Он ставит меня на ноги, поддерживая за талию, и я открываю глаза. После ночи легкая слабость еще терзает мое тело, а обрывки красочных снов вспыхивают перед моими глазами; я оглядываюсь вокруг, боясь, однако, отступить даже на шаг в сторону от Него, и Он, будто читая мои мысли, поясняет.

- Это церемониальный зал. Здесь проходят все церемонии, вроде свадеб, похорон… или коронаций.

Церемониальный зал оказался огромной круглой комнатой. Здесь не было мебели, а факелы, которые должны были располагаться немного выше среднего человеческого роста, крепились к стене почти у самого пола, из-за чего высокий куполообразный потолок был скрыт во тьме и казался еще огромнее, словно он соприкасался с поверхностью и через него можно было при желании увидеть небо.

Не успел я даже шагу ступить в сторону, как в нескольких метрах от нас из воздуха вдруг возникли Сайер и Грета. Они перенеслись не с помощью пелены, а как-то иначе: это было похоже на маленький серо-синий смерч, неожиданно возникший посреди комнаты. Несколько секунд он кружился в одной точке, достигнув примерно среднего человеческого роста, а потом вода в его центре начала принимать очертания двух тел. Прошло еще несколько мгновений, в течение которых силуэты становились все более отчетливыми, а потом смерч исчез и они очутились перед нами.

Я хотел спросить, как они это сделали, а потом догадался: крылья. Должно быть, у всех демонов, которые имели крылья, был свой индивидуальный способ перемещения: смерч у Сайера и дым у Него. А значит и я тоже так смогу, когда научусь управлять ими.